Алена Василевич - Шурка Ремзиков
Обзор книги Алена Василевич - Шурка Ремзиков
Василевич Алена
Шурка Ремзиков
Алена Василевич
Шурка Ремзиков
Перевод с белорусского Б.Бурьяна И В.Машкова
Так, наверное, постепенно и сгладилась бы в памяти эта встреча, так, должно быть, и забылся бы Шурка Ремзиков, если б не вот какой случай.
На железнодорожной станции, расположенной довольно далеко от города, куда я ехала в командировку, ждать автобуса надо было что-то около часа. Занятие - минуй оно каждого путешественника! Время это, чтобы оно тянулось не так медленно, необходимо было чем-то занять.
У кирпичной стены, на которой обыкновенным мазутом полуметровыми печатными буквами было написано "Багажное отделение", собралась толпа. Протиснувшись вперёд, я увидела, что в центре всеобщего внимания были мальчики-подростки, человек пять-шесть. Видом своим и одеждой они могли служить прекрасной натурой художнику-живописцу.
Дело было летнее" и мальчики оделись с таким расчётом, чтобы не слишком себя обременять. У некоторых были с собой школьные портфели, у одного висела через плечо потёртая кирзовая полевая сумка, один держал в руках новенький чемоданчик - такие обычно носят девушки-студентки да ещё спортсмены - со свежими царапинами и полосами на сверкающих чёрных боках.
Бесспорно, эта молодёжная группа собиралась в какую-то экспедицию или, наоборот, возвращалась уже из далёкого путешествия. Скорее всего можно было предположить последнее. Вид у экспедиции был заметно потрёпанный, да и сами участники её смотрели на мир, повесив носы.
Тут же стояло несколько женщин, наверное, матери путешественников.
Перед всей этой группой важно прохаживался взад-вперед железнодорожный милиционер.
Наверное, кого-то ещё ждали.
- Видали робинзонов? - весело обратился ко мне немолодой мужчина, пассажир, с которым мы ехали до сих пор в одном вагоне. - В Жлобине задержали. В Казахстан собирались. Целинные земли осваивать.
Я не успела ничего ответить, как сзади послышался зычный оклик:
- Разойдитесь, граждане! Неужели у вас нет других дел, кроме как толкаться тут?
Этому широкоплечему милицейскому старшине, видимо, было поручено решить судьбу робинзонов.
- Здорово, орлы! - эдак же зычно приветствовал он ребят. - Кто тут среди вас атаман? Не иначе как ты, - обратился старшина к узкоплечему мальчишке с лицом, густо усыпанным, будто дроздовое яйцо, веснушками.
"Атаман" переступил с ноги на ногу и ещё ниже опустил голову.
Мать "атамана" собралась было о чём-то попросить милицейского старшину, но только всхлипнула и не смогла произнести ни слова.
- А-а, и ты, Ремзиков, тут? - обратился старшина к соседу "атамана", знакомому, наверное, ему по прежним встречам. - Давно мы с тобой не виделись! Может, эдак месяца два будет?
В голосе милицейского старшины звучали нотки той незлой насмешки и юмора, по которым легко угадывается умный человек, способный глядеть глубоко и видеть в душе другого человека нечто такое, о чём тот и сам порой не догадывается.
Ремзиков, коренастый подросток, не отвёл в сторону хмурых глаз и угрюмо уточнил:
- Меньше.
"Ремзиков" - эта фамилия была мне знакома. И не только фамилия.
Первая наша встреча произошла в этом же городе около трёх лет назад.
Помню, мороз на улице - не вытерпеть, а тут ещё ветер.
В новом городском посёлке где-то затерялся дом моих знакомых. И, как на грех, не у кого спросить. Кому охота в такую погоду нос на улицу высовывать?
Вдруг из двора, огороженного наполовину дощатым забором, вылетает на коньках мальчишка. Уши рыжей шапки вразлёт, коротенький ватник подпоясан широким солдатским ремнём. Красные бумазейные брюки в самых непрактичных местах украшены тёмными заплатками.
Раз-второй расписался на узкой придорожной канавке и остановился разглядывает меня.
- Мулавейки где живут? - переспрашивает он. - Вон там, где класная клыша.
Мальчик картавит и всё время произносит "л" вместо "р". Неопределенно махнув в сторону следующей улицы, он тут же энергично проводит рукавом по вздёрнутому носу и сам сообщает мне:
- Их отец ногу сломал.
- В больнице лежит?
- А где же ещё? - говорит он, считая мой вопрос нелепым.
- Как тебя зовут?
- Шулка Лемзиков, - глуховато басит мой новый знакомый и снова вытирает нос.
Мы не стоим на месте. Мы идём: я - по занесённому снегом тротуару, Шурка "выписывает" коньками рядом по канаве.
- В каком ты классе?
- В четвёртом.
Так оно и должно быть. Шурке лет 11-12.
- Хорошо учишься?
- Нет, плохо.
В Шуркином ответе столько философского спокойствия, что мне сразу кажется, будто у меня случилось что-то с ушами.
- Плохо? - переспрашиваю я. - Почему?
- Не хочу учиться.
- Почему не хочешь? - Меня удивляет уже не сам ответ, меня удивляет эпический тон Шурки.
- Не охота.
Попробуй переубедить человека, чтобы он делал то, к чему у него нет охоты!
И я оставляю в покое учёбу и спрашиваю о другом:
- А с кем ты живёшь?
- С мамой.
- А отец есть?
Помолчал, а потом мрачно:
- Отчим.
- За двойки наказывает?
- Так я и буду ждать, чтобы он меня бил. - И в Шуркиных глазах на мгновение вспыхивает злой огонёк.
- А школа у вас хорошая?
- Самая лучшая. Вот она! Во всём городе другой такой нет. В прошлом году только построили. Четыре этажа.
Школа - новое белое здание с колоннами - действительно замечательная. И занимает она, чувствуется, не последнее место в Шуркином сердце. Злой огонёк в его глазах угасает и загорается новый: искреннего восхищения и гордости.
- И учительница у вас хорошая? - я стараюсь отыскать другой кончик в запутанном клубке Шуркиной неуспеваемости.
Молчит, что-то взвешивает. Потом снова энергичный взлёт рукава к носу и, после недолгого молчания, неопределённо:
- Хорошая. Только любимчиков любит.
- А ты не любимчик? - смеюсь я.
- Нет. - Шурка, наверное, представил себя любимчиком, и ему самому стало смешно. - Меня дразнят её любимчики, а она ничего...
Шурка очень искренний и интересный для наблюдения человек, и мне не хочется так быстро расставаться с ним.
- Ну хорошо, - говорю я, хотя делать такой вывод у меня нет совершенно никаких оснований. - Ты плохо учишься. Ты не хочешь учиться. А кем ты хочешь быть?
Видно, никто не посеял в Шуркином сердце зёрен животворной мечты о будущем. И потому он беззаботен:
- Никем.
- А что ты будешь делать, когда вырастешь?
- Ничего.
- Так что же ты будешь есть? - Другого вопроса я уже не могу придумать.
- Всё.
- А где брать будешь?
- Буду покупать.
- За что?
- За деньги.
- А где же ты деньги будешь брать?
- Мама даст.
- Так мама постареет, где же она их возьмёт?
- Не постареет! - уверенно отвечает Шурка и так энергично шмыгает рукавом по вздёрнутому носу, что мне становится боязно, останется ли на месте этот покрасневший на морозе нос. Нет, ничего, всё в порядке.
Шурка неожиданно сам начинает расспрашивать меня:
- А зачем вы идёте к Муравейкам?
- Они мои знакомые.
- А Лорка тоже двойки хватает, мы с ней в одном классе, - вдруг почему-то решает насолить моим знакомым Шурка. - Вчера по физкультуре схватила.
- Ну?!
- И задавака. Как получит пятёрку - всем хвалится.
- Значит, пятёрки всё-таки Лорка получает? А ты сам получаешь?
- Есть, которые в двадцать раз больше, чем она, пятёрок получают...
- Вот как?! - удивляюсь я Шурке. А он входит в роль полного отрицания Лоркиной личности и хочет уничтожить её совершенно.
- А Лоркина мама гадалка... - басит он, - на картах гадает.
- Да ну?! - ещё сильнее удивляюсь я и спрашиваю: - А ещё что ты знаешь о Лорке?
- Я о всех всё знаю. О всей улице...
- А... стихотворение назавтра ты тоже знаешь?
Спрашиваю наугад и попадаю прямо в цель: стихотворение назавтра задано.
- Я завтра утречком, перед школой, выучу, - по-своему беззаботно сообщает Шурка и выписывает на узкой ледяной тропинке замысловатую фигуру.
Мы подошли к небольшому домику с красной железной крышей.
- Вот тут Лорка Муравейка живёт, - показывает Шурка и, наверное, желая поскорее прервать своё дорожное знакомство, мчится дальше.
Болтались рыжие уши его старой шапки, мелькали тёмные заплатки на красных штанах. И хоть не видно было его глаз, представлялся мне смышлёный, насупленный и не совсем разгаданный взгляд.
Что-то симпатичное было в этом взгляде.
Шурка здорово изменился за это время. Вытянулся, возмужал. Даже чуб завёл.
На нём были линялая голубая соколка и подвёрнутые выше колен неопределённого цвета хлопчатобумажные брюки. Чёрный непослушный и, как сам хозяин, неухоженный чуб торчал во все стороны из-под некогда малиновой, вышитой серебром, бархатной тюбетейки. Шурка босой - и так жарко...
- Ну что будем делать с вами, орлы? - вновь обращается милицейский старшина к ребятам. - Мне кажется, что всем вам надо сначала в отделение милиции заглянуть. Там быстро решат, кого из вас куда отправить, если уж вам так надоело жить дома и учиться в школе...
