Братья Бондаренко - Сказки Гореловской рощи
Увидит, бывало, Заяц — намусорено в берлоге. Скажет:
— Подмести надо. Все сорим. Медведю одному не углядеть за чистотой.
Сбегает к оврагу, веник наломает. Подметет. Чисто в берлоге. Уютно. Хорошо всем.
И сказал как-то Медведь Знаете, подарю-ка я вам берлогу эту. Живите. Я себе другую построю.
И подарил.
И все пошло по-другому. Увидит Волк — косячок у двери покосился. Скажет:
— Починить, что ли.
Но тут же подумает: «А почему это я чинить должен? И Барсук дверью хлопает. Пусть он и чинит».
А Барсук на Енота смотрит, Енот на Крота, и никто не чинит.
Увидит Лиса — занавески запылились на окнах. Скажет:
— Постирать, что ли.
Но тут же подумает: «А почему это я должна стирать их? И Куница пылит. Пусть она и стирает». А Куница смотрит на Белку, Белка на Ласку, и никто не стирает.
Увидит Заяц — намусорено в берлоге. Скажет:
— Подмести, что ли.
Но тут же подумает: «А почему это я должен мести? Суслик тоже содомит. Пусть он и метет». А Суслик смотрит на Хомяка, Хомяк на Хоря, и не метет никто.
И вскоре в берлоге столько всякого мусора накопилось, что и ступить некуда. Углы заплесневели, стены покосились, потолок провис. Поглядел как-то Заяц и сказал:
— Опасно жить в такой берлоге.
И все согласились с ним:
— Опасно.
И перестали приходить в берлогу. Летом кто где под дождем мокнет, зимой кто где от мороза хоронится. И к Медведю не идут — стыдно. Он им берлогу свою подарил, а они ее не уберегли».
— Вот как дело-то было, — сказал медведь Спиридон и поглядел на волка. — Ты, Рыжий Загривок, считаешь, что звери врозь живут потому, что Заяц кочан капусты съел. Мелко, брат, это: за кочан капусты дружбу рушить. А вместе мы не живем потому, что каждый себя больше, чем других любит. От этого дурного корня и все беды наши.
— Верно! — закричала медведица Матрена.
А медведь Спиридон дальше речь вел:
Чем больше доброго мы друг дружке делать
будем, тем и жить нам веселее будет. А если сегодня ежик лису уколол, бобер — соседа, волк — зайца, заяц — медведя, а завтра обиженные захотят отплатить обидчикам, то вся наша жизнь из одних уколов состоять будет. Иначе жить надо.
— Правильно, — закричал волк. — Без судов жить надо.
— Но это не совсем так. Тебя судить надо и тебя судить мы будем. Зла в тебе много. И не любишь ты никого. Если у тебя что есть, ты никому никогда не дашь. Поучить тебя следует.
— Меня и так все учат и все бранят. Даже заяц и тот бранит.
— Как Лиса медведя?
— Какая Лиса?
— Та самая, о которой я сейчас сказку рассказывать буду. Послушайте ее.
«Повадился медведь Тяжелая Лапа в гости к Лисе ходить. Не успеет через порог перевалить, как уж спрашивает:
— Чем ты меня, Лиса, сегодня потчевать будешь?
Так и хочется Лисе крикнуть что-нибудь такое чтобы у медведя и в глазах темно стало. Совсем он одолел ее. Но как крикнешь? Он медведь. Он такое с тобой сотворить может, что и голоса навсегда лишишься.
Крепится Лиса, хоть и надоело ей кормить медведя. И вот как-то поймала она куропатку в роще, ощипала ее, только есть собралась, а медведь лезет через порог.
— Здравствуй, Лисонька.
И за стол вдвинулся.
— Ну, чем ты меня сегодня потчевать будешь?
«Ну, —думает Лиса, — была не была, а сейчас я
тебе все, косолапый, скажу. Хватит тебе объедать меня».И сказала:
— Бессрамный ты. Ни стыда в тебе, ни совести.
И поднялся медведь Тяжелая Лапа во весь рост,
загудел могучим голосищем:
— Что?
Тут же у Лисы и сердце в пятки ушло. Совсем она иным голосом заговорила:
— Совести, говорю, в тебе нет. Не мог ты разве раньше прийти? Уж я ждала тебя, ждала... Куропатку вон ощипала.
— А, ну тогда другое дело, — опустился медведь на лавку и куропатку к себе придвинул.
Наклонился над нею, приглядывается, с какого конца есть ее. Жалко Лисе куропатку стало. «Ну, — думает, — сейчас уж я тебе все скажу, косолапый. Пора тебя отучить от моего дома, дармоеда».
И сказала:
— И все же ни стыда в тебе, ни совести. Что ты на мою куропатку глаза пялишь?
— Что?! — забасил медведь и с лавки приподнялся.
И опять у Лисы сердце в пятки ушло. Совсем она иным голосом заговорила:
— Бессовестный, говорю. Что ты на мою куропатку смотришь? Ее поскорее есть надо, пока она теплая, а ты глядишь только.
— А, ну тогда другое дело, — прогудел медведь и съел куропатку.
Поднялся из-за стола и пошел к порогу. Ну, — думает Лиса, — уж я сейчас тебе, косолапый, все скажу. Оставил меня голодать».
И сказала:
— Не приходи ко мне больше, окаянный.
— Что?! — повернулся медведь Тяжелая Лапа.
— И сразу понежнела Лиса: Не приходи, говорю, ко мне больше поздно так. Уж я всегда жду, жду...
— А, это другое дело, — прогудел медведь и головой покачал: — Ох, и язык у тебя острый, так и колется. Ну уж ладно, так и быть, я завтра пораньше приду.
И пришел. Только Лиса гуся разделала, а он лезет через порог, кряхтит.
— Чем ты меня, Лисонька, сегодня угощать будешь? Иду я.
Лиса так вся и покраснела от гнева.
— Колом по голове, — кричит.
— Что?! — возвысился над нею медведь.
И простонала Лиса:
— Колом по голове, говорю, угостила бы тебя, если бы не люб ты был мне, а то вон гуся приготовила.
— А, — прогудел медведь Тяжелая Лапа и вдвинулся за стол, — а я уж думал... Ну, где твой гусь то?... У, мясистый какой. Волоки его сюда скорее. Готов я».
— Вот так мы иногда браним обидчиков наших,— закончил медведь Спиридон свою вторую сказку.
Лиса была довольна, может, хоть теперь медведь Тяжелая Лапа перестанет донимать ее. А медведь Тяжелая Лапа глядел на медведя Спиридона из-под лохматых бровей и ворчал:
— Зачем ты так? На позор выставил.
— Каково живешь, таково тебе и поется, — сказала медведица Матрена.
И медведь Спиридон согласился с ней:
— Верно, Матренушка: какова жизнь, такова и сказка. Если вон по-иному живет Предрассветный Ветерок, то иная про него и сказка складывается. Послушайте ее:
«Молния срезала огненной пилой высокую сосну, среди ветвей которой любил отдыхать Предрассветный Ветерок. Он погоревал немножко, повздыхал и пошел искать себе новое место. И нашел. Гореловская роща большая, можно найти. Это был могучий Дуб. Вершина его упиралась почти в самое небо.
— Это мне подойдет, — сказал Ветерок и, взбежав по его стволу наверх, расположился среди ветвей на ночлег. Отсюда ему было все далеко видно и, самое главное, был виден за рощей край неба.
«Зорька только соберется заалеть, а я уж ее увижу», — подумал Ветерок, умащиваясь поудобнее.
На исходе ночи он проснулся.
Спрыгнул на землю, умылся на скорую руку из ручья и побежал на поляну будить цветы:
— Вставайте. Рассвет идет. На земле начинается новый день.
— Как, ночь уже кончилась? — пробуждаясь, спрашивали цветы.
Но Ветерка уже не было рядом, он бежал дальше. Земля большая. Нужно успеть обежать ее до рассвета всю и всем сообщить: над миром готовится взойти солнце, выходите встречать его.
Он сделал свое дело и, уставший, весь день шагал с запада в Гореловскую рощу к своему Дубу. Пришел уже по глубоким сумеркам вечера.
Увидев его, Дуб обрадовался, задвигал ветвями:
— Я уж думал, что ты не придешь. Ну, рассказывай, где был, что видел. Это же так интересно — путешествовать по земле.
— Я не путешествую, я работаю, — ответил Ветерок.
Он много видел хорошего, обегая землю, о многом мог бы рассказать, но он сказал:
— Как-нибудь в другой раз. Сегодня я устал..Но и на другой и на третий вечер он возвращался
в рощу таким же усталым и, поднявшись к себе наверх, сейчас же засыпал.
Как-то, когда Ветерок, охая, собирался в дальнюю дорогу — накануне он простудился, и у него болела голова, — Дуб сказал ему:
— Отдохни хоть сегодня. Смотри, какие у тебя красные глаза. Ты же совсем почти не спишь.
— Что поделаешь, — ответил Ветерок, умываясь, — должность уж у меня такая: раньше всех вставать. Меня потому и зовут Предрассветным, что я иду перед рассветом.
— Трудная у тебя должность.
— Не из легких, — согласился Ветерок. — Но быть вестником света — это дано не всякому, Дуб. И это надо ценить.
— И все равно я бы не справился с такой работой, — сказал Дуб.
Ветерок не стал с ним спорить, встряхнулся и пошел на поляну. Сейчас он понесет над землей те слова, которыми каждое утро начинает свой очередной день:
— Вставайте, в мир идет солнце!»
Этими словами закончил медведь Спиридон свою третью сказку. Все молчали. Даже Мышонок не прыгал и не пищал на пенечке. А когда посмотрели на него, то увидели: спит Мышонок. Так наплясался и напрыгался за вечер, что уснул на самом интересном месте.
