Зоя Воскресенская - Девочка в бурном море (отрывок)
Антошку проработали на совете отряда и на два дня запретили близко подходить к морю. Она мужественно переносила наказание.
Вечером вышла из палатки. По морю протянулась лунная дорожка, и ей захотелось пробежаться по ней, тронуть ладонью круглое лицо луны.
- Побежим? - неожиданно раздался голос Витьки. Он стоял за абрикосовым деревом.
- Побежим, - согласилась Антошка.
Она рванулась вперед, а Витька свистнул и побежал прочь, к своей палатке...
Накануне отъезда Антошка нашла на своей подушке васильки, завернутые в лист бумаги, вырванный из тетради. На листе большими печатными буквами было начертано: "Извини!" И ничего больше. И Антошка не могла понять, за что она должна извинить Витьку. И почему-то это слово разжалобило ее, она долго и неутешно плакала, но даже Наташе не призналась, чем вызваны эти слезы. Первый раз в жизни она не поведала подружкам свою тайну, и подношение приписала другому мальчишке, чтобы девочки не догадались о Витьке...
И вот последний сбор.. Горнист горнит. Отряды строятся. Младшие уже на вокзале. Восьмой отряд идет к автобусам. Чтобы дойти до автобуса, надо топать но лужайке на мост, перекинутый через балку, пересечь сад, подойти к конторе.
На мосту стоит горнист. Изредка он вскидывает горн и горнит: "Прощай, прощай, дружок!"
Антошка идет правофланговой. Как хочется, чтобы горнист перешел на другую сторону моста, не столкнулся бы с ней. Но
Витька не двигается с места. Опустив горн, он ищет кого-то глазами. Антошка едва не задела его плечом.
- Прощай, горнист, - прошептала она.
Витька вздрогнул, и Антошка поняла, что он искал ее.
- До свиданья! - также тихо ответил Витька и, закинув голову, приложил горн к губам и пропел: "Прощай, прощай, дружок!"
Год спустя
Как давно это было! Целый год прошел с тех пор.
Антошка вздохнула, подложила иод локти диванную подушку, удобнее устроилась на подоконнике.
Сегодня, как и в тот день, когда она уезжала в пионерлагерь, моросит дождь. Внизу сквозь сизую дымку пузырится раскрытыми зонтиками набережная. Черные пузыри плывут сплошным потоком: люди на велосипедах под зонтиками едут с работы. Зажатые со всех сторон автомобили вежливо гудят - просят велосипедистов уступить дорогу.
Залив только угадывается за сплошной, серой, непроглядной пеленой дождя и дыма.
И сколько ни лежи на подоконнике, сколько ни смотри - не дождешься, чтобы вдруг очистилась улица и по самой ее середине проехал веселый поезд из автобусов, украшенный флажками, звучащий пионерскими песнями. Милиционер взмахом палочки не прижмет легковые машины к тротуару, не улыбнется, проводив взглядом расплющенные о стекла ребячьи носы.
Ничего этого не дождешься. Потому что здесь нет милиционеров, не ходят пионерские поезда, нет пионерских лагерей, как нет и самих пионеров. Это чужая страна, и называется она Швеция.
Антошка села, обхватила сомкнутыми руками колени. Чудно! Рассказать своим ребятам, так они не поверят: в таком огромном городе всего один дворец, и тот занят королем, и ребята этой страны понятия не имеют, как здорово звучит песня у пионерского костра, взметающего искры до самых вершин деревьев, и не изведали вкуса печеной картошки, пропахшей дымком, и никогда не слышали пионерского горна, который будит по утрам: "Вставай, вставай, дружок!"
А ведь в Москве сейчас на все девять вокзалов шумливыми ручейками стекаются пионерские отряды, и поезда развозят их в самые что ни на есть живописные места страны. По всем железным дорогам изо всех городов бегут, спешат пионерские поезда, и машинист, подъезжая к станции, по старой привычке насвистывает: "Вставай, вставай, дружок!"
Антошка даже тихонько взвыла - до того ей захотелось к ребятам и таким вдруг потерянным счастьем представился ей пионерский отряд, лагерь на Азовском море. Как это она раньше не понимала, что все это было чудо, и как это она могла обрадоваться, когда узнала, что отца ее посылают на работу в Швецию и она вместе с родителями отправится за границу.
Улетали они в марте 1940 года. Москва запомнилась Антошке нарядной, в сияющих снегах. До Швеции летели шесть часов. Летели над Балтийским морем. Оно лежало внизу серое, стылое, придавленное льдами. Гудели моторы, и Антошке чудилось - они пели: "Прощай, прощай, дружок!"
В Стокгольме Антошка с жадным любопытством всматривалась в новый для нее мир. Красивый город, что и говорить, куда ни пойдешь - всегда выйдешь к морю: город расположен на островах, а острова соединены между собой мостами. Был и такой мост, за переход по которому нужно платить деньги. Антошка шагала по нему медленно-медленно и не переставала удивляться, как это мост может принадлежать одному человеку. Ей почему-то представлялось, что на ночь владелец втаскивает мост в огромный сарай и запирает его на большой висячий замок.
И незаметно в обиход вошло новое слово "приватный", что значит частный, негосударственный. А Антошка понимала это слово как "несправедливый".
Были частные парки, стадионы, театры, школы, больницы и даже леса и проезжие дороги. Разве это справедливо? Все в этой стране было ново, интересно и все же несправедливо.
Торговые улицы города были похожи на коммунальные квартиры. Под крышей одного дома множество магазинов. Были магазины большие, в несколько этажей, были и такие, что трем покупателям повернуться негде. И все они зазывали к себе покупателей и хвастались, что в их магазине самые лучшие товары. Зазывали не голосом - - это считалось в двадцатом веке неприличным, а яркими световыми фокусами и сказками: "Вы лысый? Это поправимо употребляйте наш лосьон для ращения волос, и вы обретете пышную шевелюру!", "Мойтесь нашим мылом, и вы станете красивой и загадочной, как кинозвезда Грета Гарбо!",, "Только у нас вы можете получить наслаждение от чашки ароматного кофе", "Только в нашем магазине вы можете купить себе элегантный плащ". Антошку возмущало это вранье. В каждом магазине надо было торговаться: выпрашивать, чтобы отдали подешевле. Антошке стыдно было торговаться, она всегда тянула маму за рукав, шептала ей, чтобы она не унижалась, а Елизавета Карповна потом выговаривала, что незачем деньги на ветер бросать, что здесь не Москва и здесь продают "с запросом".
Утром Антошка с опаской ходила в лавочку за продуктами. Утром улицы предоставлялись собакам. Это были не какие-то дворняжки, которые без толку гавкали, бросались на прохожих или старались тяпнуть за колесо велосипеда. Нет, по тротуарам прогуливались благовоспитанные псы с медалями на ошейниках. Зимой их закутывали в суконные попоны, а совсем маленьких собачонок хозяйки носили в меховых муфтах. На рынке для этих собак покупали парную печенку, самое нежное мясное филе, в игрушечных магазинах продавались собачьи игрушки, сделанные из твердой резины: кости с кусочком мяса, кошки, птицы, мячики. В этой стране был даже настоящий живой король. Звали его не по имени и отчеству - в Швеции вообще по отчеству никого не зовут, - а просто Густав V. Был принц и принцессы. Антошка читала о королях только в сказках и хорошо знала шахматных короля и королеву, но никогда не думала, что ей придется увидеть живого короля.
* * *
Однажды Антошка с мамой отправились в королевский дворец. Их туда, конечно, никто не приглашал. Они пошли как экскурсанты, как ходят у нас осматривать в Ленинграде Зимний дворец, Петергоф. Во дворце ничего интересного не было. В длинных залах по стенам стеклянные горки, в них выставлены сервизы и статуэтки - подарки разных королей, а на стенах картины.
У входа во дворец шагала стража. Вот это было интересно.
Часовые в черной форме и отливающих золотом, блестящих касках походили на древних рыцарей. С длинным ружьем в правой руке, глядя прямо перед собой, они шагали, не сгибая ног в коленях. Антошка поглядывала вокруг - не покажется ли король, но король не появлялся.
Несколько дней спустя они гуляли с мамой в Дьюргордене - зоопарке, где собраны птицы и звери, обитающие в Швеции. Навстречу по дорожке шел высокий старик в сером костюме, с теннисной ракеткой под мышкой. Антошку поразили его рост и худоба.
Рядом с ним шла молодая женщина в модном спортивном костюме, в туфлях на каучуке.
- Это шведский король и принцесса, - шепнула мама. Антошка сначала подумала, что мама шутит. Как? Король без короны и мантии, принцесса в шляпке и в туфлях на каучуке? И никто не кричит: "Да здравствует король!" И никто не падает ниц. Антошка была разочарована.
Настоящий король и... теннисная ракетка. Настоящая принцесса и... туфли на каучуке.
- Это современный король, - объяснила Елизавета Карповна Антошке, - и сейчас не модно носить на улице корону и мантию.
Густав V всю жизнь играет в теннис и никогда не проигрывает. Даже первоклассный теннисист, известный актер Карл Гер-хард играет с ним в.поддавки. Обыгрывать короля считается неэтичным даже чемпионам, но на эстраде тот же Карл Герхард высмеивает короля за его страх и преклонение перед Гитлером и предупреждает, что в этой игре с фашизмом его величество может проиграть страну.
