Анатолий Соболев - Рассказы о Данилке
А здесь у отца что-то не ладится. Возвращается он из района утомленный, сердитый, со щетиной на впавших щеках. Говорит, что район запущен, зерно хранить негде, кормов на зиму может не хватить. Не дай бог начнется падеж скота - голову снимут. Побыв дома дня два, опять уезжает на неделю в район налаживать хозяйство.
- Ты не спишь еще? - спрашивает мать из кухни.
- Не-е.
- Завтра весь техникум идет на субботник, вагоны с дровами разгружать. Пойдешь со мной?
- Пойду, - соглашается Данилка.
Он любит ходить на субботники, он уже ходил несколько раз. Собирается всегда много народу, все шутят, смеются, и работа идет легко и споро. Никто никого не подгоняет, а работают так, что не угнаться. А после работы не хотят расходиться, песни поют. Данилка любит быть среди этих веселых и сильных людей и всегда сожалеет, когда субботник быстро кончается.
Данилка слышит, как мать просеивает муку в кухне, и засыпает с радостным предчувствием завтрашнего дня. Он уже не видел, как мать вошла в комнату и с улыбкой положила в комод его рукавички, на которых старательно выведено химическим карандашом: "Дикий Вепрь Арденский".
"ГРЕНАДА, ГРЕНАДА, ГРЕНАДА МОЯ..."
Лето выдалось грозовое. На западе все время погромыхивало, молнии полосовали черно-синие наползающие тучи, и дождь тугим нахлестом бил по раскисшим проселочным дорогам, по гравийным улицам станции, превращая их в непролазные лужи. Но ни дождь, ни слякоть не в силах были остановить мальчишек. Они собирались ватагой и, шлепая босыми ногами по грязи, по дорожным лывам, по мокрой траве, уходили в степь, на волю.
Окрест железнодорожной станции, куда переехал из родного села с отцом и матерью и уже год жил Данилка, раскинулись поля с буераками и березовыми колками. В дальних лощинах, где в зарослях царствовал горьковато-пряный запах смородишного листа, где с мокрого черемушника падали за шиворот крупные дождевые капли, черным-черно наросло смородины. Кусты под тяжестью клонились долу. Ядреная, вымытая грозами, холодная, была она необыкновенно вкусна. Ребята живо набирали лукошки, которые им насильно навязывали матери, а потом рвали рубиновую кислицу, от нее сводило скулы, и в лукошках становилось красно и черно.
Так и остался в памяти Данилки тот цвет - красно-черный. И время было тогда тоже черно-красное - истекала кровью Испания. И мальчишки на маленькой сибирской станции бредили баррикадными боями, носили "испанки" красные шапочки с кисточкой спереди, и кричали: "Но пасаран!" - Фашисты не пройдут!
Мишка, сын райисполкомовского шофера, чернявый, верткий, задиристый вожак станционной мальчишечьей оравы, дважды пытался бежать на помощь республиканцам, но дальше Новосибирска укатить не удавалось - снимала с поезда железнодорожная милиция, поднаторевшая в то лето на ловле таких бегунов. Мишку прозвали "испанцем" за смуглость, за черные глаза и за неукротимое желание удрать в Испанию и померяться силой с фашистами.
Тем летом приехал Мишкин дядя, летчик-истребитель, лейтенант с двумя красными кубиками в голубых петлицах и с золотыми крылышками на рукавах гимнастерки. Когда он, в синих галифе, в хромовых сапогах, в серой гимнастерке, туго подпоясанной широким командирским ремнем, и в синей фуражке с голубым околышем, прошагал от вокзала к Мишкиному дому, все станционные мальчишки раз и навсегда влюбились в него. И с того дня двор Мишкиного дома превратился в походный бивак - пацаны являлись туда каждое утро, будто в школу на занятия. Дядя Володя выходил на крыльцо в спортивных тапочках, в майке и смеялся, показывая белые, крепкие зубы из-под щеголеватых золотистых усов.
- Эскадрилья к полету готова? - Он глядел на небо и говорил: - Летная погодка. Куда курс держать будем, боевые соратники?
- В лес! - кричали одни.
- В поле! - предлагали другие.
- Купаться! - настаивали третьи.
- Хорошо, побываем везде, - соглашался дядя Володя. - А теперь на физзарядку станови-ись!
Орда быстро становилась в шеренгу и повторяла за дядей Володей гимнастические упражнения.
- Подтянуть фигуру! Убрать животы! Глубже вдо-ох, выдо-ох! Не сопеть! Вдо-ох! Выдо-ох!
Мальчишки добросовестно выполняли все, что он приказывал.
- Бего-ом, марш! Я - ведущий, вы - ведомые!
И мальчишки бежали вокруг Мишкиного дома.
- Не отставать! Следить за дыханием! Дышать только через нос!
Ватага не отставала, но дышать через нос не могла.
- Высморкаться!
Мальчишки послушно выбивали свои носы.
- Летчик должен быть здоров, весел и дисциплинирован, чтобы в бою решительно атаковать противника и победить его.
Пацаны очень хотели стать летчиками и поэтому лезли из кожи, чтобы показать, как они веселы, улыбки не сходили с их конопатых лиц; пыхтели и выпячивали животы вместо груди, чтобы дядя Володя видел, как они здоровы, и беспрекословно подчинялись, демонстрируя свою дисциплинированность, чтобы дядя Володя знал, что они способны решительно атаковать противника и победить.
После бега дядя Володя окатывался ледяной водой из колодца, а мальчишки считали великой честью подержать его полотенце, зубную щетку и мыло. Он брызгал на них водой, они шарахались с визгом, а он говорил:
- Летчик не должен бояться воды. А вдруг придется прыгать в воду?!
Устыженные пацаны возвращались к колодцу и мужественно терпели студеные брызги. А Мишка-испанец даже и обливался, во всем следуя своему дяде.
Дядя Володя растирался полотенцем, и его плотная, ловкая и коренастая фигура становилась медно-красной, и мальчишки тоже хотели быть такими же вот ловкими и сильными, будто вылитыми из металла.
Наконец раздавалась долгожданная команда:
- Запустить моторы! Выруливай на взлетную дорожку!
Дядя Володя, светловолосый, с влажными прядями на лбу, белозубый, щурил в усмешке серые глаза, и мальчишки веселой оравой "выруливали" со двора и пылили босыми ногами по станционным улицам.
Данилке хотелось быть поближе к летчику, но Мишка-испанец ревниво оттирал всех и сам шел рядом с родным дядей, как прилепленный. Но чаще всего возле дяди Володи оказывался все же Яшка-адъютант. И если уж ему удавалось схватить руку дяди Володи, то - будьте уверены! - он ее не отпускал весь день. Да и летчик явно благоволил к этому ласковому и простодушному мальчонке, который за отзывчивость и расторопность получил кличку "адъютант".
Мальчишки обожали дядю Володю, ловили каждое его слово, бросались со всех ног выполнять любое его желание, были горды, когда он шел с ними, одетый в форму военного летчика. Если же он пытался пойти в спортивном костюме, мальчишки всей оравой упрашивали его надеть "летчицкое". И дядя Володя сдавался и переодевался. Но вот пройти мимо ларька с папиросами он не мог. И всегда покупал "Казбек" у молоденькой франтоватой продавщицы, которую звали Катей. Она, до того как приехал дядя Володя, торговала в белом халате, а теперь стала каждый день надевать новые платья и каждый раз, когда видела дядю Володю, вспыхивала и поправляла свои светлые кудряшки, украдкой заглядывая в зеркальце.
Мальчишкам не по нутру были эти продолжительные, с их точки зрения, совершенно зряшние остановки, тем более что дядя Володя и Катя говорили о всяких пустяках: о танцах, о погоде, о кино. О кино, правда, разговор стоящий, особенно если кино про гражданскую войну, но о танцах...
Пацаны терпеливо ждали окончания разговора, прощая своему кумиру эту слабость, но зато продавщицу возненавидели. "Хи-хи" да "ха-ха" только и знает, да еще глазами играет. Чего в ней нашел дядя Володя? Мальчишки доподлинно знали, что вечерами дядя Володя танцует с ней на танцплощадке в железнодорожном саду, а потом провожает домой.
Зато как было хорошо, когда дядя Володя наконец наговорится с этой курносой пухлощекой хохотушкой и шагает с пацанами дальше, покручивая золотистые усики и хитровато улыбаясь. И уж совсем наступала чудная пора, когда начинал он рассказывать про разные самолеты: истребители, тяжелые бомбардировщики, самолеты-разведчики, и про полеты днем и ночью, и как живут и летают военные летчики. Мальчишки слушали дядю Володю, боясь пропустить слово. Он видел самого Чкалова!
А дядя Володя рассказывал про фигуры высшего пилотажа - "бочки", "горки", "мертвые петли", виражи, пикирование; про заходы со стороны солнца на врага, чтобы он был ослеплен; про атаки лоб в лоб; про огонь из пулемета по фюзеляжу снизу, в брюхо; про таран, когда пропеллером обрубаются крылья у врага.
У мальчишек перехватывало дух, спирало в груди, колотилось сердце. Не замечая, отмахивали по нескольку верст, а когда усталость брала свое, дядя Володя запевал песню:
Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях...
Мальчишки подхватывали:
И "Яблочко"-песню
Держали в зубах...
Может, песня не так уж здорово получалась, но сердце билось громко, ноги сами собой несли легкое тело, и оставалось только разбежаться по траве, чтобы взлететь в воздух, болтая босыми ногами, и лететь-лететь в голубом высоком небе над веселой теплой землей.
