Джин Уэбстер - Это же Патти!
– Он никогда не посылает мне ничего! Он даже не знает меня. Он не узнал бы меня, если бы мы встретились на улице!
– Узнал бы. Ты ничуть не изменилась за четыре года, – заверила ее Патти, не совсем уверенная, что это может обрадовать Харриет.
– Да я не понравилась бы ему, если бы он и узнал меня. Я некрасивая, и всегда плохо одета, и… – Харриет снова зарыдала.
Патти с минуту смотрела на нее в задумчивом молчании, а затем решила взяться за дело утешения иначе. Она протянула руку и решительно встряхнула Харриет.
– Ради всего святого, перестань реветь! Именно поэтому твой отец тобой не интересуется! Ни один мужчина не выдержит, если ему вечно капают слезами на шею.
Харриет перестала всхлипывать и растерянно уставилась на нее.
– Если бы ты могла видеть себя, когда плачешь! Вся в пятнах и потеках слез! Иди сюда! – Она взяла Харриет за плечо и поставила перед зеркалом. – Ты когда-нибудь видела такое страшилище? А я-то как раз думала, перед тем как ты начала реветь, до чего ты хорошенькая! Честное слово, думала! Ты могла бы быть такой же хорошенькой, как любая из нас, если бы только решила…
– Нет, не могла бы! Я – страшнее некуда. Никому я не нравлюсь и…
– Это твоя собственная вина! – резко перебила ее Патти. – Если бы ты была толстой, как Айрин Маккаллох, или у тебя совсем не было подбородка, как у Эвелины Смит, то можно было бы считать, что в этом причина, но у тебя все в порядке – кроме того, что ты вечно такая унылая! Ты постоянно плачешь, а вечно сочувствовать слишком утомительно. Я говорю тебе правду, потому что ты начинаешь мне нравиться. Ни к чему брать на себя труд говорить правду людям, если они тебе не нравятся. Почему Конни, Прис и я так отлично ладим друг с другом? Потому, что мы всегда говорим друг другу полную правду о наших недостатках. Тогда у нас есть шанс исправить их… поэтому-то мы такие славные, – добавила она скромно.
Харриет сидела перед ней, раскрыв рот, – слишком удивленная, чтобы плакать.
– И одежда у тебя ужасная, – с живостью продолжила Патти. – Ты не должна позволять мисс Салли выбирать для тебя платья. Мисс Салли очень милая, и я ее люблю, но о том, как надо одеваться, она знает не больше кролика: достаточно посмотреть, как она сама одета. А кроме того, ты была бы гораздо приятнее, если бы не была такой чопорной. Если бы ты только смеялась, как все остальные…
– Как я могу смеяться, когда мне не смешно? Шутки у девочек ужасно глупые…
Продолжить разговор они не смогли, так как по коридору к ним примчалась Малыш Маккой – ее топот был громче, чем топот целой кавалькады лошадей. Она была наряжена в меховое боа и жемчужное ожерелье; на ее голове красовалась, в виде шапки тамбурмажора, меховая муфта, карман блузки оттопырился, и оттуда торчали кружевной носовой платочек и резной веер из слоновой кости, с плеч свисал шарф из розового шифона, запястье украшал восточный браслет, а в руках она тащила оправленное в серебро мексиканское седло – самое подходящее для диких скачек по техасским равнинам, но не для неспешных верховых прогулок по аккуратным дорожкам вблизи пансиона Св. Урсулы.
– Молодчага Опекуша! – закричала она, налетая на Патти и Харриет. – Он душка, он высший сорт, он голубчик! Вы когда-нибудь видели такое совершенно сногсшибательное седло?
Она плюхнула седло на стул, уселась на него и, превратив шарф из розового шифона в уздечку, пустилась по комнате галопом.
– Н-но! Тпру! Эй, вы там! Прочь с дороги.
Харриет отскочила в сторону, чтобы не получить шишку, а Патти подхватила свое розовое платье, чтобы спасти его от неожиданно понесшей лошади. Все они визжали от смеха – даже Харриет со все еще залитым слезами лицом.
– Ну вот, видишь! – сказала Патти, неожиданно оборвав смех. – Смеяться совершенно нетрудно, если только позволить себе увлечься. Малыш на самом деле ничуть не забавна. Она ведет себя ужасно глупо.
Малыш Маккой остановила свою лошадь.
– Ну и ну! Мне это нравится!
– Извини за то, что я говорю правду, – вежливо сказала Патти. – Я просто использую тебя в качестве наглядной иллюстрации… Ого! Звонок!
Она начала расшнуровывать свою блузу одной рукой, другой подталкивая гостей к двери.
– Одевайтесь побыстрее и заскочите сюда, чтобы застегнуть мне пуговицы сзади. Было бы большим проявлением такта с нашей стороны вовремя явиться к обеду хотя бы сегодня. С тех пор как начались каникулы, мы опаздываем к каждому завтраку, обеду и ужину.
Девочки провели рождественское утро, катаясь на санках с горки. К ленчу они пришли вовремя… и с каким великолепным аппетитом!
Ленч уже был почти кончен, когда появился Осаки с телеграммой, которую он вручил директрисе. Вдова прочитала ее, взволнованная и удивленная, и передала мисс Салли. Та тоже прочитала, подняла брови и вручила телеграмму мисс Уодсворт, которая явно была потрясена.
– Что бы это могло быть? – удивилась Малыш Маккой.
– Лорди сбежала с возлюбленным, так что теперь им придется искать новую учительницу латыни, – предположила Патти.
Когда три девочки выходили из столовой, директриса перехватила Харриет.
– Зайди на минутку ко мне в кабинет. Только что пришла телеграмма…
Патти и Малыш Маккой поднимались по лестнице, широко раскрыв глаза от удивления.
– Не может быть, чтобы это были плохие новости, так как мисс Салли улыбалась… – размышляла вслух Патти. – Но я не могу придумать никаких хороших новостей, которые имели бы отношение к Харриет.
Десять минут спустя на лестнице послышались шаги, и в комнату ворвалась обезумевшая от волнения Харриет.
– Он приезжает!
– Кто?
– Мой отец.
– Когда?
– Прямо сейчас… сегодня вечером… Он в Нью-Йорке по делам и заедет повидать меня на Рождество.
– Я так рада! – сердечно воскликнула Патти. – Ну вот, видишь, прежде он не приезжал только потому, что был так далеко – в Мехико.
Харриет покачала головой, неожиданно утратив все свое воодушевление.
– Вероятно, он решил, что должен заехать.
– Глупости!
– Не глупости. Ему на меня наплевать – на самом деле. Ему нравятся девочки веселые, хорошенькие и умные… как ты.
– Ну, тогда будь веселой, хорошенькой и умной – как я.
Глаза Харриет обратились к зеркалу и наполнились слезами.
– Ты просто идиотка! – в отчаянии заявила Патти.
– В этом моем зеленом платье я настоящее страшилище, – пробормотала Харриет.
– Да, – ворчливо согласилась Патти. – страшилище.
– Юбка слишком короткая, лиф слишком длинный.
– И рукава странные, – добавила Патти, чувствуя, что не может сохранить свой энтузиазм перед лицом столь удручающих фактов. – В котором часу он приезжает? – уточнила она.
– В четыре.
– Значит, у нас есть два часа. – Патти собиралась с силами. – За два часа можно успеть страшно много. Если бы ты была моего роста, то смогла бы надеть мое новое розовое платье… но, боюсь… – она с сомнением взглянула на длинные ноги Харриет. – Вот что! – добавила она в порыве щедрости. – Мы распорем складки и отпустим подшивку.
– Что ты, Патти! – Харриет до слез боялась испортить платье. Но, когда Патти загоралась какой-нибудь идеей, все побочные соображения решительно отметались. Новое платье было извлечено из стенного шкафа и началось распарывание складочек.
– А еще ты сможешь надеть новое жемчужное ожерелье Малыша, и ее розовый шарф, и мои шелковые чулки и туфли… если ты в них влезешь… и, кажется, Конни оставила в комоде свою кружевную нижнюю юбку, которую слишком поздно вернули из стирки, так что уже не было времени ее упаковать… и… А вот наконец и Малыш!
Патти заручилась поддержкой мисс Маккой, и через пятнадцать минут работа по превращению возражающей, взволнованной и порой готовой разразиться слезами Харриет в первую красавицу школы уже продвигалась весело и быстро. Малыш Маккой считалась неисправимым сорванцом с мальчишечьими ухватками, но в этот критический момент в ее душе с триумфом пробудилась к жизни вечная женственность. Она уселась на полу, вооружившись маникюрными ножницами Патти, и три четверти часа усердно распарывала складки.
Патти тем временем посвятила свое внимание волосам Харриет.
– Да не зачесывай ты их так старательно на затылок, – распорядилась она. – Они выглядят так, словно ты затягивала их разводным гаечным ключом. Ну-ка! Дай мне расческу.
Она толкнула Харриет на стул, завязала полотенце у нее на шее и насильно причесала ее волосы по-новому.
– Ну как? – обернулась она к Малышу Маккой.
– Шикарно! – пробурчала Малыш сквозь зажатые в губах булавки.
Волосы Харриет были распущены волнами по плечам и перевязаны розовой лентой. Лента принадлежала Конни Уайлдер и прежде использовалась в качестве пояса, но право личной собственности должно было отойти на задний план ради осуществления великой цели.
Туфли и чулки действительно оказались малы, и Патти лихорадочно обыскала комоды десятка своих отсутствующих подруг в напрасной надежде отыскать розовую обувь. В конце концов она неохотно позволила Харриет остаться в ее собственных простых хлопчатобумажных чулках и лакированных лодочках.
