Людмила Пивень - Ферма кентавров
— Осторожней! Ну, что ты хотела?
— Помнишь, я тебе говорила, что у Борисовича есть фотка, на которой — убитый в молодости?
— Ну, помню.
— Так знаешь, на кого он ещё похож? На нашего Арсена!
— Да ты что?!
— Точно! Вот когда показали, как он прыгает, во второй раз, крупно, я увидела — это копия — тот снимок!
У Машки оживилось лицо:
— Ты уверена?
— Сто процентов! — я слегка стукнула по набитому тренировочному мешку. Мешок закачался и я от избытка чувств предложила:
— Давай грушу попинаем!
Машка отвернулась:
— Нет… Не хочу.
— А чего?
Она уставилась в пол. На щербатом сером бетоне — одинокие соломинки, пара высохших «яблочек» конского навоза…
— Знаешь, Светка, я решила бросить единоборства.
— Почему?
— Когда… Когда Кори погиб, я поняла, что всё это — боксы, кикбоксинги, каратэ и прочее — ерунда. Только дети думают, что если ходишь в секцию, это всегда поможет. Ты можешь быть суперсильным, супербыстрым, но если…если кто-то у тебя умирает, ты нич-чего, нич-чегошеньки не сможешь сделать. Со всей своей силой! И я не хочу… заниматься ерундой.
Я ударила мешок сильнее. Он снова закачался. Заскрипела верёвка.
— Э, девчонки, чего вы прячетесь? — нас нашёл Витька. — Там все уже чай пьют!
— Ну и ладно, — буркнула я, остановив мешок ладонью.
Витька не уходил:
— Слушай, ты здорово завернула — про спорт и культуру! А то они там, в городе, блин, все думают, что мы здесь совсем серые. А ты ка-ак врезала!
Ей-богу, Витька не издевается! Я осторожно спросила:
— Что, в самом деле ничего получилось?
— Ну! Ещё как! Ладно, идите чай пить!
Мне совсем не хотелось возвращаться в дом, но выбора не было — с одной стороны меня за руку схватила Машка, с другой — Витька:
— Пошли!
К чаю Аня и тётя Оля нажарили пирожков с повидлом из диких груш. Мы каждую осень собираем эти груши в лесу. Аня делает очень вкусные пирожки, в пирожковом деле тётя Оля ей помогает, а не наоборот. Аня вообще любит готовить и у неё здорово получается, но из вредности она не хочет это делать каждый день, хотя мы с Машкой предлагали: давай мы будем посуду мыть когда будет твоя очередь, а ты будешь помогать готовить вместо нас.
На пятом или шестом пирожке, почти наевшись, я вдруг сообразила, что надо было сделать уже давно, сразу как только предположила, что убитый мог быть конокрадом.
Надо было проверить защиту нашей конюшни.
Я вылезла из-за стола, как положено сказала: «Спасибо», оделась и побежала во двор. Машка за мной не пошла, хоть я и делала ей знаки. Она медленно жевала, смотрела на тарелку с пирожками и о чём-то думала.
Акташа уже спустили с привязи, и он весело запрыгал рядом со мной, думая, что сейчас я с ним буду играть.
Была половина девятого и Витька уже запер конюшню. Конечно, он ещё не спал, но я не стала стучать. В конце концов, мне же надо узнать, как можно забраться в конюшню, а не как из неё, запертой, выйти.
Собственно, путей было только два. Через чердак или через вторые ворота. Я представила себя конокрадкой и поняла, что обратила бы внимание исключительно на эти два места. На первых воротах, выходящих к дому, — решетка, и окна тоже зарешечены. Не от воров, оконные решётки стоят изнутри, чтобы лошади не могли выбить носом стекло и пораниться.
Потом я поняла, что если полезут через чердак, будет слишком много шуму. Чердачный вход заколочен, придётся отдирать доски, на самом чердаке сложены запасные стойки для препятствий и жерди. Пробраться по ним без грохота просто невозможно, самый сонный конюх проснётся, поймёт, что на ферму пытаются залезть и позвонит в село, Владимиру Борисовичу и в милицию.
Как и на всех конюшнях, центральный проход был сквозным. Пользовались мы только ближними к дому воротами, вторые открывали только в жару. Осень, лето и весну они стояли запертыми. Ну, запертыми-то запертыми, но гвозди, которыми была прибиты цепи, соединённые замком, выходили остриями наружу и снаружи были загнуты. Так что если очень захотеть и как-нибудь избавиться от Акташа, дверь можно открыть почти без шума. Разогнуть гвозди, осторожно постучать по остриям, чтобы выбить их внутрь. Потом расшатать, то потягивая на себя ворота, то снова прижимая их к косяку, так чтобы между створками образовалась щель. В эту щель просунуть руку с клещами и выдрать гвозди совсем. Зайти потихоньку в конюшню, продеть метлу в ручку двери дежурки, чтобы конюх, если даже проснётся, не смог выйти. Аккуратненько перекусить клещами телефонный провод, выходящий на крышу… И всё — выводи сколько угодно лошадей! Ограда не помешает, она проволочная, чтобы коровы на территорию не лезли и просто для порядка. От людей с их умелыми ручками и орудиями труда она — не защита.
Мы с Акташем обошли конюшню и задумчиво постояли у задних ворот. Здесь не было бетона, росла трава и на траве виднелись два отчётливых, словно циркулем проведённых полукруга — когда летом ворота открывали, створки обвисали на петлях, сминая траву и царапая землю.
Сначала в голову пришла система сигнализации с помощью пустых консервных банок, бутылок и прочей шумной мелочи. Запутать, например, проход леской, а на леску всё это подвесить… Но такую сигнализацию надо устанавливать изнутри, иначе грохочи-не грохочи, конюх не услышит. А если делать это, сразу же, естественно, спросят «Зачем?». Скажешь «От конокрадов», — в лучшем случае посоветуют бросить дурью маяться, а в худшем начнут расспрашивать, с чего это я взяла, что на конюшню ожидается конокрадский налёт. Если промолчать, опять же скажут: «Не майся дурью», — а рассказывать про убитого нельзя…
И тут я вспомнила, что под навесом, там где телега, борона и Машкин тренировочный мешок, в углу лежит небольшая кучка цемента.
А под воротами — щель. Если в щель натолкать камешков и замазать цементом… Всё равно наши до следующего лета ворота открывать не будут.
В траве я нашла кусок волнистого серого шифера — их тут много валяется ещё с тех пор, когда деревенские грабили пустые коровники. Цемент под навесом ссохся, его пришлось долго скоблить этой же самой шифериной. Акташ наскобленное понюхал, расчихался и мне пришлось своим платком вытирать ему нос — не хватало ещё, чтобы наш пёс зацементировался!
Потом я насыпала цемент на шиферную плитку и размешала его с водой из уличного крана, под которым замывали ноги лошадям после тренировок. Камешки искать не надо, ведь мы живём в Крыму, где камни словно сами по себе прорастают из земли. Замазывать щель пришлось прямо пальцами, не было времени искать мастерок или что-нибудь вроде него, подходящее. Так что работа получилась на славу — ну, насколько видно было это в чёрной тени которую стена конюшни отбрасывала при свете прожекторов. Только потом отмывать пришлось не одни руки, а ещё и штаны, хорошо что я не одела джинсы, вышла в одних стареньких «спортивках».
У крыльца дома стоял «газик» — вот чёрт, я провозилась так долго, что уже Владимир Борисович приехал за тётей Олей, значит, больше десяти вечера! Вымыла руки, торопливо замыла пятна на штанах… А то застынет цемент, будут они стоять в уголке, хоть я из них давно выйду!
— Света! Ты где была, мы тебя искали!
— Я траву для Боргеза рвала, тёть Оля!
— Ну нельзя же так поздно… — меня ещё немного поругали, Владимир Борисович покачал головой: «Гулёна…» и я, довольная, что не пришлось объясняться по поводу мокрых штанов, юркнула в нашу комнату. И тут — здорово! — на меня накинулась Машка:
— Ищу тебя, ищу!
ГЛАВА 7
Мы выключили свет и Машка заявила:
— Слушай, Светка, надо это дело расследовать.
Я согласилась:
— Точно. Вдруг тот мужик приходил, чтобы увидеть Арсена?
— Это одна версия. Есть ещё две: он может быть просто конокрадом, или Арсеновским папашей и конокрадом одновременно.
— Тогда уже не две, а четыре версии. Ведь он мог быть бандитом или невинным человеком, которого за что-то убили бандиты. Нет, даже пять — он мог быть милиционером, который проник в мафию, а его вычислили и убрали.
Машка упрямо тряхнула головой:
— Нет, эти версии никуда не годятся. Откуда пришлые бандиты узнали бы про могильник? А если даже узнали бы, то поехали бы туда прямо с дороги, не стали бы сначала подниматься до фермы — рисковать что их оттуда заметят, — потом вываливать убитого в канаву, потом уезжать, потом снова приезжать и ещё вручную волочить его чёрт-те сколько по соснам, чтобы закопать. А местных бандитов у нас нет. Настоящих, я имею в виду. Ну, может, только Кругляш. Просто он не дурак, тоже не стал бы сначала тащить тело на гору, а потом — с горы. Согласна?
— Ладно, только тогда твоя версия, что убитый был просто конокрадом, тоже никуда не годится. Я точно помню, что он и тот… Коля Зуенко с фотографии — один к одному.
