Людмила Пивень - Ферма кентавров
Короче говоря, точно так же как не должен лежать рядом с коровами смелый караковый жеребец, точно так же не должен там лежать человек! Никто не должен лежать в земле забытый — без памяти о нём, без знака, без следа погибшей жизни. Это неправильно, нечестно, несправедливо!
И я решила, что надо дать знать об этом человеке в милицию. И надо рассказать Машке о том, где похоронен Карагач. И ещё — поступить в школьный поисковый отряд, разыскивать и хоронить останки солдат, погибших здесь во время Великой Отечественной…
* * *После тренировок я задержалась в седловой, развешивая сушиться влажные потники. Арсен позвал:
— Давай скорей!
— Как хочу так и делаю!
— Ты чего, телек не будешь смотреть?
— А что там?
— Ты забыла? Передача про нас!
— Подожди, она разве сегодня?
— Конечно, сейчас же вторник! А ты что, во времени затерялась? Как у Стивена Кинга?
Надо же, совсем забыла!
Арсен, как всегда, спешил заранее. До передачи Денисюка оставалось ещё полчаса. Все собрались в гостиной. Даже Витька сказал, что, раз лошади ещё после тренировки не остыли, кормить-поить он будет попозже, а сейчас… ну можно, он тоже посмотрит, чего там наснимали. Тётя Оля ему разрешила. Это его счастье, что Владимир Борисович как только мы завели в конюшню лошадей, уехал в село.
Мы посмотрели конец какой-то нудной передачи на украинском языке, потом долго шла реклама и наконец под сигнал трубы — кажется, это была побудка, та-та-а, та-та-а, та-та, та-та, та-та-а… — появилась заставка, карта Крыма, на которой алели буквы «Островитяне».
Я поудобней устроилась на диване и предвкушала, что сейчас увижу, как спокойно, по-деловому, буду рассказывать о нашей ферме… Машка сидела рядом, обхватив колени руками и пристроив на них острый подбородок.
После заставки на экране появился Денисюк с микрофоном в руке. Он был ещё красивей, чем в жизни.
— Здравствуйте! Наша передача продолжает знакомить вас с теми крымчанами, которые не опустили руки в борьбе с жизнью, с теми, кто эту жизнь способен изменить и сделать именно такой, какой она должна быть. Для этого сегодня я приглашаю вас в детский дом. Не совсем обычный детский дом. Настоящую ферму кентавров.
Голос Денисюка продолжал рассказывать о нас, но его изображение сменилось лошадьми.
Первыми «параллельные брусья» прыгали Арсен с Баянистом. Потом показали Верку со Змеёю, хотя на самом деле они были в самом конце смены. Ну да, конечно, Баянист — тёмно-гнедой, а Змея — вороная. Мой золотой Боргез на фоне жёлтого песка и выгоревшего склона смотрелся бы не так красиво.
Арсен, увидев себя, стал гордо на всех оглядываться: вот, мол, какие мы с Баянистом классные. Верка делала вид, что ей всё равно, как будто её каждый день показывают по телевизору. Я решила тоже вести себя гордо, когда настанет моя очередь, только жалко, что меня снимали одну, а не с Борькой. Аня сказала Арсену:
— Вперёд сильно лезешь на прыжке.
Это она явно из вредности, их с Виннифред — а Винни светло-гнедая, блёклая — показали только общим планом, издалека.
Дело в том, что когда лошадь прыгает, всадник, чтобы не мешать ей сделать прыжок, должен приподняться на стременах и наклониться вперёд. Это называется «отдать корпус». Арсен иногда действительно корпус отдаёт слишком сильно, со стороны кажется, будто он хочет прыгнуть впереди Баяниста. И Владимир Борисович его ругает, ведь всадник с конём должны находиться в равновесии. Чересчур вылезешь на шею лошади при прыжке — перегрузишь ей перёд, она может сбить жерди. А если препятствие «мёртвое», то есть жерди у него прочно закреплены и не падают от удара, тогда оба, и двуногий и четвероногий, полетят кубарем.
Да, так вот, Арсен, когда его снимали, прыгал совершенно чисто. Просто Ане захотелось поизображать тренера.
Она поняла, что мы её не поддерживаем и упрямо заявила:
— Вот сами сейчас увидите. Ещё раз покажут — обратите внимание.
Как по заказу Арсен с Баянистом снова появились на экране. И мы следили во все глаза.
Вот Арсен заводит Баяниста на препятствие, жеребец сокращает мах галопа, чтобы оттолкнуться в нужном месте… Камера приблизила их, взяла крупнее, весь кадр заполнили морда и шея гнедого, вытянувшегося в прыжке и лицо его всадника…
Нет!
Не может быть!
Нет!
Я словно оглохла, не слышала, как обсуждают прыжок наши и что говорит из динамика телевизора Денисюк.
Точно такой ж кадр я видела в бархатном альбоме Владимира Борисовича. Такой же, но неподвижный.
Не только парень со снимка был похож на убитого конокрада. На них обоих походил Арсен.
Так походил, как может походить мальчишка на того взрослого, в которого потом превратится.
Так походил, как походит сын на отца…
Меня затеребили:
— Светка, ты куда смотришь?! Зырь, тебя показывают!
— А? — я сощурилась, встряхнулась, посмотрела на экран.
Лучше бы я этого не делала! Из головы сразу вылетели Арсен, мертвец и всякие фотографии. На экране важничало жуткое рыжее чучело, морда у чучела была сплошь заляпана омерзительными здоровенными веснушищами, глаз вообще не было видно и нос был красным.
Мне захотелось превратиться в микроба и завалиться между диваном и его подлокотником.
Фотогеничная! Журналистка! Ага, раскатала губы, машинку губозакатывальную покупай!
Я тихонько сползла с дивана — хорошо ещё, что сидела на том конце, что ближе к дверям! — и выскочила за порог. По дороге успела услышать, как идиотски-важным голосом вещаю о том, что классно быть спортсменкой и что личная жизнь спорту только мешает.
Никто не заметил этого бегства, все так и впились глазами в телевизор, так и наслаждались моим позором…
На улице было прохладно. Это хорошо, никогда раньше не думала, что выражение «сгореть со стыда» нужно понимать вполне буквально — лицо у меня так и пылало, казалось, что кожа вот-вот лопнет.
У ворот конюшни сразу стало легче — на меня пахнуло родными запахами — соломы, сена, лошадей. Боргез как всегда заржал, увидев меня. Заржал тихонько, одним трепетом ноздрей. Вот уж кому совершенно будет без разницы, даже если я не веснушками, а язвами покроюсь. Он всё равно не перестанет меня любить… Я похлопала его по шее и прислонилась к тёплому боку.
И зачем надо было фантазировать, придумывать всякие глупости? Таким как Денисюк — высоким, красивым — на телевидении самое место. А рыжим-конопатым идиоткам лучше сидеть и не рыпаться.
Ну и ладно, раз не суждено стать телеведущей — ничего не поделаешь. Зато мы с Боргезом будем прыгать лучше всех. И обязательно попадём на Олимпиаду. Пусть не на эту, но на следующую — точно. А если ты прыгаешь любой самый сложный маршрут без единого повала, всем глубоко будет наплевать, что ты похожа на чучело…
— Света… Ты здесь?
Машкин голос. Я приподнялась на цыпочки и выглянула из-за спины Боргеза.
— Ты чего ушла, не досмотрела? — спросила Машка.
— Иди ты! Ещё спрашиваешь!
— Да что такое-то?
Кажется, сейчас я заплачу…
— Ну что ты слепая, да? Не видела, да? Ужас такой… Хоть бы в школе никто эту передачу не посмотрел! — так и знала, слёзы потекли, значит, завтра глаза опухнут…
— Светка, да ты что, совсем?! Ты так классно говорила! Всем понравилось.
— Ага, «понравилось»…
— Ты что, не веришь мне? Я что, тебе когда-нибудь брехала?
Точно, мы с Машкой всегда говорили друг другу правду. Если, конечно, не считать моё враньё насчёт похорон Карагача…
— Так что, нормально было?
— Конечно, ещё как! Пошли домой, чай пить!
Мне стало легче. Ну да, никто ведь не знал, что я в мыслях уже считала себя телезвездой, что вообразила — а всё этот придурок-оператор! — будто некрасивая физиономия станет красивой только оттого, что её сняли на видеоплёнку. Никто и не ожидал, — разумеется, кроме меня, — увидеть фотогеничную рыжую девушку. И я на экране совсем не показалась необычной. Конопатая? Красноносая? Нормальное Светино состояние.
Ладно. Может, и всё это к лучшему, может, хоть Денисюк перестанет сниться. А то, представляете, в каждый сон лезет. То я его спасаю от хулиганов, то помогаю пробраться мимо охраны, чтобы снять обалденный сюжет. И везде он такой красивый, такой уверенный. Даже когда его бьют.
… Мы дошли почти до крыльца, когда у меня мозги окончательно встали на место и я вспомнила, что хотела сказать Машке.
— Подожди. Давай пойдём… ну хоть под навес. Я тебе такое расскажу!
Под навесом пахло пылью. Я споткнулась о борону, которой разравнивают конкурное поле и чуть не грохнулась. Хорошо, что Машка поймала меня:
— Осторожней! Ну, что ты хотела?
— Помнишь, я тебе говорила, что у Борисовича есть фотка, на которой — убитый в молодости?
— Ну, помню.
— Так знаешь, на кого он ещё похож? На нашего Арсена!
