Иоанна Кульмова - Но-о, Леокадия !
И все же днем они двинулась в путь, потому что к вечеру Леокадии уже хотелось быть в Париже. Она забыла, что Алоиз за последнее время здорово потолстел и что его дорожная сумка набита продуктами - дарами соседей.
Для начала Леокадия поднялась на высоту красных крыш и сделала два прощальных круга над Шестиконным сквером - там, внизу стояли соседи со Старой площади и махали платками.
- Слишком много платков, - рассердилась Леокадия. - Машут и машут... Меня даже просквозило.
И, зашмыгав носом, резко повернула на Запад.
- Что это, дождь? - спросила она, немного погодя.
- Нет, - отвечал Алоиз, - меня тоже просквозило.
Постепенно Леокадия поднималась все выше и выше и теперь они могли окинуть взглядом весь город.
- Пожалуй, наш город побольше Парижа, - заметила Леокадия.
- Издалека любой город большой, - возразил Алоиз, - а поживешь в нем подольше и покажется маленьким, не больше Шестиконного сквера.
ЛЕОКАДИЯ И БЕЛЫЙ СВЕТ
- Париж! - воскликнула Леокадия. - Сколько клевера! Вот он, БЕЛЫЙ СВЕТ!
И они приземлились на огромном лугу.
- Это не Париж, я не вижу Эйфелевой башни, - огляделся по сторонам Алоиз. - Но все равно, для ночлега годится.
Поначалу им показалось, что они на лугу одни, Леокадия щипала клевер, Алоиз развел костер.
- Скажи ему, пусть он этого не делает, - послышался из темноты чей-то голос.
Судя по тону, это была Корова и Алоиз понял только грустное "му-му".
- Она говорит, чтобы ты не разводил костер, Алоиз, - перевела Леокадия на человеческий язык.
И спросила Корову:
- А ты кто?
- Это я должна была бы тебя спросить, - отвечала Корова. Свалилась с неба на МОЙ луг и еще велишь мне представиться.
- Я - Леокадия, Крылатый конь. А ты кто - француженка?
- Я - Отилия. Остальное для коровы неважно.
- Это неважно только когда ты дома. Но когда тебя выгнали...
- Какая ерунда, - возмутилась Корова. - Выгнать кого-то можно только с чужого пастбища.
- Но я этого не сделаю, - добавила она любезно. - Я сыта. Мне этот клевер в глотку не лезет, так что ешь, сколько хочешь. Только не разводи костра, а то прибежит хозяин.
- А, может, ты дашь Алоизу немного молока? - спросила Леокадия.
Отилия минуту молча жевала.
- Хотела бы я знать, отдала бы ты кому-нибудь свои крылья, даже если бы ему вдруг очень захотелось полетать? - сказала она наконец.
Алоиз съел несколько бутербродов - ими щедро снабдила его жена Парикмахера, а Леокадия ушла вперед и принялась жевать маргаритки.
- Глупая корова! - сердито повторяла она.
- Что ты сказала? - спросила Отилия. Она шла сзади и подсчитывала, сколько маргариток съест Леокадия.
Тем временем звезды продолжали свое путешествие по небу, передвигая вперед стрелки часов на всем Белом Свете. И наконец здесь, за границей тоже наступил рассвет.
- Эй ты, Крылатая! - воскликнула Отилия. - Что же ты не улетаешь?
- Алоиз спит, - отвечала Леокадия.
- Ох, уж эти иностранцы! - возмутилась Отилия. - Все бы им спать. Разбуди его, и в дорогу. Нет, подожди. Сначала скажи мне, откуда это у тебя взялось? - и бело-черной мордой ткнулась в крылья Леокадии.
- Я их себе намечтала. Они мне во сне приснились.
- Боже, какие у иностранцев НЕПРАКТИЧНЫЕ СНЫ, - сказала Отилия. С нами такое не случается.
- У вас вообще не бывает снов, - буркнула Леокадия.
- Конечно, - согласилась Отилия. - Для молока требуется спокойствие. Гости, которые свалились с неба, нам не полезны.
ЛЕОКАДИЯ И ПОРОДА
В пути не всегда бывает весело, и воздух не всегда пахнет клевером. Кое-где они пролетали над дымящими заводскими трубами, небо становилось хмурым от едкого дыма. Он забивал ноздри и толстым слоем оседал на белых крыльях Леокадии.
- Ах, Алоиз, как я устала! - восклицала Леокадия.
И она приземлялась где-нибудь в заброшенном саду, на лесной поляне или на вершине горы. Может быть, это было бы и весело, если бы бутерброды не подошли к концу.
- Почему ты не ешь траву, Алоиз? - удивлялась Леокадия. - Ведь в ней столько витаминов! Смотри, как прекрасно я выгляжу, когда наемся травы.
Но Алоиз предпочитал хуже выглядеть, но травы не есть.
К вечеру второго дня они увидели внизу большой луг и решили переночевать в зарослях кустарника у ручья. Но едва ступив на землю Леокадия радостно воскликнула:
- Кони! Узнаю по запаху!
И помчалась в сторону купы деревьев.
- Добрый вечер! - воскликнула она. - Я - Леокадия, крылатый конь.
- Ну что ж, это никому и ничем не мешает, - рассудил буланый конь. - Вот я - Эварист, конь с норовом, но это вовсе не мешает мне жевать траву.
И тут все кони весело заржали.
- Можно, я останусь с вами? - спросила Леокадия. - Я всегда мечтала жить в табуне. Алоиз очень славный, и я - тоже.
- Франция, - объяснил Эварист. - Добрая Старая Франция! Здесь ты можешь быть ГДЕ угодно и КЕМ угодно.
- Алоиз! - вскричала Леокадия. - Давай останемся здесь навсегда. Ты будешь пастухом! Ах, зеленые пригорки, чудные долины! Ты научишься играть на дудке, Алоиз...
- Ну уж - дудки! - отвечал Алоиз.
И все же он был рад, что Леокадии здесь нравится. Раскрыл сумку с провизией и съел последний бутерброд. А Леокадия оказалась вдруг в окружении приветливых морд и лоснящихся боков, ноздри ее приятно волновал конский дух, а уши - пение кузнечиков, которые стрекотали совсем не так как дома, но тоже очень весело.
- О, ля, ля! - воскликнул Эварист. - Вы очаровательны! У вас такие чудные крылья!
- Впервые слышу о крылатых лошадях, - перебила его худая кобыла. Вы какой породы, барышня?
- ПОРОДЫ? - спросила Леокадия. - Я - Гнедая, по-моему, это и так видно.
- Да нет, я говорю не о масти. Порода - это то, что дается от отца и матери, от дедов и бабок. Это то, что ДОЛЖЕН иметь каждый.
- Ах, понимаю! - воскликнула Леокадия. - Я от прабабки Альбертины Серой в яблоках. Но у нас в роду была и наседка.
- НАСЕДКА? - воскликнули кони. А худая кобыла даже заржала:
- Эварист, женись на Леокадии. У вас выведутся цыплята. И при этом БЕСПОРОДНЫЕ.
- Очень даже может быть, - подтвердила Леокадия.
И поскакала прочь, к ручью. А вслед ей доносилось насмешливое ржание.
- Что случилось? - спросил Алоиз, с большим трудом догнавший ее.
- ПОРОДА, - вздохнула Леокадия. - Еще одна вещь, которой у меня нет.
И потянулась за незабудкой.
ЛЕОКАДИЯ И КАРЬЕРА
- Леокадия, на площадку! Слышишь, Леокадия? - доносилось из мегафона.
- Ах рвань хомутная! - простонала Леокадия. - Не дадут доесть булочку с салатом.
И нехотя покинула буфет, а Алоиз шел за ней следом, на ходу расчесывая ей хвост и укладывая перья.
- Опять ты к чему-то прислонилась! Половина грима сошла! недовольно ворчал он. - Помни, что фильм цветной. И ты должна быть рыжей. Рыжий цвет теперь в моде.
На лестнице их окружили Журналисты. Они задавали вопросы по-французски, а Леокадии пришлось на них отвечать. Ведь, к несчастью, Оноре научил ее говорить по-французски.
- И давно вы крутите фильмы? - спросил Журналист.
- Вообще-то я кручу хвостом. Зато с самого рождения.
- Что вы думаете об Оноре?
Оноре журналисты уважали ничуть не меньше, чем Леокадию, потому что Леокадия играла Леокадию в фильме про Леокадию, а Оноре учил Леокадию, как она должна играть Леокадию в фильме про Леокадию.
- А я о нем вовсе не думаю, - ответила Леокадия. - Только я соберусь поесть - меня сразу же вызывают на съемку.
- А что вы делаете в фильме? - допытывались дотошные журналисты.
- Карьеру! - отвечала Леокадия. - А вообще-то это Оноре с МОЕЙ ПОМОЩЬЮ делает карьеру. Ведь до того как он меня встретил на Эйфелевой башне - я там приземлилась вместе с Алоизом - он был самым обыкновенным фотографом.
- Замолчи, Леокадия! - вмешался в разговор Алоиз. - Никто не любит, чтобы ему напоминали о том, что еще недавно он был самым ОБЫКНОВЕННЫМ.
- А я очень люблю, когда мне напоминают о том, как я была самой ОБЫЧНОЙ легковой кобылой. Ведь именно это во мне НЕОБЫЧНО.
- А как вам нравится Париж? - спросил один из Журналистов.
- И это по-вашему - Париж? - удивилась Леокадия. - Печальное зрелище - город без клевера.
И она тут же скрылась в дверях Большого павильона, который Оноре называл Площадкой и где было множество домов и домиков, изображавших дома и домики Старой площади, а также кустов и кустиков, изображавших кусты и кустики Шестиконного сквера.
- Но на самом деле все это вовсе не то, - говорила Леокадия. - И сама я в кино тоже на себя не похожа. Будто сама себя передразниваю. Да и полетать негде - в кадр не влезаю.
- Зато потом тебя поместят ВСЮДУ, - утешал ее Алоиз. - Ты уже и теперь ВСЮДУ. На обложках журналов, на конфетных обертках, бутылочных этикетках. Сыр "Крылатый Конь", таблетки "Бодрящий Мустанг". Ты теперь звезда шоу-бизнеса. Суперзвезда. Разве ты не заметила, что самая модная прическа теперь "конский хвост"? Все гимназистки так ходят. Ты для них богиня, кумир, а, может, и пророк.
- Пусть ходят. Крылья у них все равно не вырастут. Скажи мне, Алоиз, почему нет пророка в своем отечестве?
