Николай Огнев - Дневник Кости Рябцева
8 февраля.
Еще с неделю назад я выпросил у Никпетожа книжку "Гимназисты", из которой он нам вычитывал про Карташова и Корневу. И в этой книжке меня поразило одно место, где рассказывает, как Тема Карташов, возвращаясь домой, увидел у горничной Тани белую ногу выше колена и... Я теперь почти не сплю, мне все представляется эта Таня и, конечно, фим-фом пик-пак. Это очень мучительно, голова у меня тяжелая, и почти не могу заниматься.
10 февраля.
Вышел "Икс" и звонит насчет "Катушки" и ее анкеты о цели жизни. Там такая статья:
О ЦЕЛИ ЖИЗНИ В НАШЕЙ ШКОЛЕ
Недавно "Катушка" занялась глубокой философией и поставила проблему: выяснение цели жизни вообще. А "Икс", как уже неоднократно писалось, старается утилизировать все для нашей школы и потому пользуется случаем поговорить о цели жизни в нашей школе. Для этого мы будем пользоваться методом индукции, то есть от частного к общему. Для краткости возьмем квинтэссенцию всех течений, существующих на этот счет в школе, а именно лозунги их:
1) Узнавай, что до сих пор не известно. Пример: открывай перпетуум мобиле.
2) Ученье - свет, неученье - тьма!!!
3) Да здравствуют танцы!
4) Да здравствует спокойная жизнь с маленькими волнениями!
5) Удовлетворяй свои потребности! В частности, не забывай сморкаться и ходить в...
6) В наш юношеский возраст вредно много учиться. Да здравствует свобода времени!!!
И, переходя от частного к общему, восклицаем:
- Бей его, я его знаю, он на нашей улице живет!!!
По-моему, это очень глупо и даже вовсе не смешно. Цель жизни - очень серьезная вещь. Зная цель жизни, знаешь и как поступать. И очень, очень трудное положение, когда не знаешь, как поступать.
11 февраля.
Вчера я виделся с дорогим моим товарищем Ванькой Петуховым. Он теперь на фабрике, хорошо зарабатывает и содержит всю семью. Звал и меня на фабрику, но я ответил, что раньше надо доучиться. Разговаривали с ним насчет цели жизни. Он ответил мне просто и ясно:
- Живем для того, чтобы наместо прогнившего старого строя построить новый, светлый и радостный: коммунизм.
Я и сам раньше так думал, да анкета "Катушки" меня смутила.
Потом мы с ним рассуждали о половом вопросе. Он говорит:
- Да у нас на фабрике и вопроса-то никакого нет. Просто, если кому нравится девчина, подходит и говорит: "Ты мне нравишься, Манька или Ленка. Хочешь гулять со мной?" Если не хочет - повернет спину. А если хочет гуляет.
- То есть как: по-настоящему? - спросил я.
- Ну да, по-настоящему. Как муж с женой. Ведь это такое же необходимое, как еда. Без еды не можешь жить, и без этого не проживешь.
- Ну а если ребенок?
- Да кто ж о ребенке думает, когда гуляет, чудак ты эдакий?!
- И ты так же, Ванька?
- А то как же.
Мне кажется, он бузит, про себя, по крайней мере.
12 февраля.
Репетиции идут полным ходом. Сережка Блинов сорвался с голоса, но так у него выходит еще страшней. Потом он все выдумывает новые и новые выходки. Вот сегодня, например, когда королю нужно уходить со спектакля, то Гамлет кричит:
- Оленя ранили стрелой!!
Сережка прокричал да как бросился за королем. Схватил его за горло и давай душить. Я подумал, что он и вправду с ума сошел. А Никпетож бросился на сцену, схватил Сережку за плечи и спрашивает:
- Что с вами?
- Да ведь я же должен доказать королю, что я сумасшедший!
- Но ведь этого у Шекспира нету!
- Так что ж из того, что нету? Это режиссерская выдумка.
- Прежде всего режиссер я, а не вы, - говорит Никпетож, - и кто-нибудь один должен распоряжаться. А потом, если идти по вашему пути, то Гамлет должен лезть на стену и поджигать дом.
- Режиссер должен давать свободу артистам, - отвечает Сережка, иначе мы будем не артисты, а марионетки, мертвые куклы.
- Я вам даю свободу, только, пожалуйста, без душения.
- И тут шкрабы угнетают, - проворчал Сережка.
По-моему, конечно, режиссер должен давать ход артистам. Вот, например, я играю Лаерта, и Гамлет вышибает у меня рапиру. А я бы сделал так: сначала я бы вышиб рапиру у Гамлета, потом из великодушия дал бы ему поднять, а потом он бы у меня вышиб.
Сегодня я прихожу из школы, а папанька меня встречает с растерянным лицом. Я спрашиваю, что такое, а он вместо ответа сует мне какую-то бумагу. И руки у него дрожат. Я стал читать:
"Обратите внимание на поведение сына вашего Константина. За последнее время он сильно изменился к худшему. Костя бывает в обществе, где пьет вино до полного опьянения; кроме того, Костя выучился курить крепкие папиросы. Но все свои похождения Костя от вас тщательно скрывает. Костя, внеся два миллиарда, вступил с несколькими девочками и мальчиками в компанию, не совсем для него подходящую и очень развратную. В субботу все члены этой компании собираются где-то в Ивановском парке провести ночь в буйном кутеже, с большим количеством вина. Поэтому, вероятно, под более благовидным предлогом Костя в субботу ночевать дома не будет. Все это письмо вам покажется глупой, невероятной выдумкой, но вы можете найти способ проверить его содержание. Костя давно научился вас ловко обманывать, и только вы можете на него повлиять".
Я так и сел. Папанька спрашивает:
- Костя... скажи старику... правда все это?
- Нет, папанька, неправда, - отвечаю я, а у самого круги в глазах. А если бы и была правда, ты бы уже давно это заметил. Что, я возвращался когда-нибудь домой, чтобы от меня вином пахло? Скажи-ка по совести? Ну-ка?
- Нет, как будто не было этого. Да ведь я не нюхал.
- Да глаза-то, папанька, у тебя есть или нет? По виду разве заметить не мог? Ведь я каждый день у тебя при глазах.
- Так-то так, а все же...
Не верит старик. Чем его убедить?
- Ну, где мне время вино пить? Сам знаешь, почти каждый день у нас собрания всякие, домой придешь как собака усталый и сейчас же за книжки минутки свободной нету... Что я курю, это верно, только тебе не хотел показывать, чтобы не огорчать. А насчет вина - буза.
А у самого в голове:
"Какая сволочь это написала? Написано печатными буквами и без подписи, чтобы не узнали почерк. Неужели... неужели..."
Ничего понять не могу. А папанька ходит по комнате, руки у него трясутся, и мне стало его так жалко, так жалко, что и выразить не могу. Подошел я, обнял его.
- Папанька, - говорю, - верь моему слову, что все это буза. Ведь я тебе никогда не врал, - зачем же сейчас-то врать буду? И ты успокойся, пошамай и ложись спать. А завтра, коли хочешь, иди в школу и спроси у нашей заведующей, похоже это на меня или нет. Согласен?
Тут он посмотрел мне в глаза и говорит, что никуда не пойдет, и так верит. А я вот - не успокоился. Жив не буду, а расследую это дело. Кто это писал?
До сих пор заснуть не могу. В первый раз в жизни убедился, как тяжело врать такому старику, как мой.
13 февраля.
Ну и дела! Оказывается, такое письмо не только моему папаньке прислали, а еще и другим отцам и матерям. Сегодня пришло их в школу человек шесть - и все на Зин-Палну. Зин-Пална сейчас же собрала всех ихних ребят и долго что-то с ними выясняла. Все ребята вышли от нее распаренные, как после бани. Я сейчас же их расспрашивать - никто ничего не сказал. Венька Палкин ходит весь бледный и ни с кем не разговаривает: думает, что кто-нибудь дознался про капустники, и очень боится, как бы его не припаяли за это дело. А по-моему, теперь уж бояться нечего. Если раскроют, нужно просто сказать: да, мол, так и так. А все-таки стараться, чтобы не раскрывали.
16 февраля.
В школе появилась Лина. Отсутствовала она будто бы по болезни. Пришла она с заплаканными глазами: оказывается, ее отцу тоже прислали такое письмо. Ходила и целый день плакала. Наконец я не выдержал, подошел к ней и говорю:
- Будешь реветь, нас всех засыплешь! Ведь никто ничего толком не знает, и все будет шито-крыто.
А она еще пуще разревелась и - сквозь слезы - на меня:
- Это все из-за тебя! Ты, ты, ты во всем виноват! Один ты. Если бы не ты, я бы...
И в окончательный рев. А при чем тут я - не понимаю. В чем я могу быть виноват? Говорили, что она и самоубивалась из-за меня, но это буза. И даже если так, то я-то чем виноват, что она в меня втюрилась? А в капустниках я столько же виноват, сколько она: ходил, и больше ничего.
17 февраля.
Сегодня Зинаида Павловна просила учком созвать общее собрание. Вопрос она поставила об анонимных письмах.
- Прошу, - говорит, - тех, кто хоть что-нибудь знает о происхождении этих писем и есть ли в них хоть капелька правды, сказать об этом общему собранию. Все видят, что многие из ребят подавлены и не могут как следует учиться.
В ответ все молчат. Я в это время переживал тяжелые чувства. С одной стороны, я был связан страшной клятвой, как и все остальные. А с другой стороны, мне было ясно видно, что вопрос как-нибудь надо решать.
- Ну, хорошо, - говорит Зин-Пална, - я вижу, что никто ничего не знает. В таком случае предадим это дело забвению. Я убеждена, что во всем виновата богатая фантазия автора анонимных писем. Со своей стороны я чрезвычайно была бы ему обязана, этому автору, если бы он направил свою фантазию в какую-нибудь другую сторону, а не в сторону срыва школьных занятий. Кроме того, думаю, что следует ускорить подготовку постановки "Гамлета". Следует устраивать репетиции каждый день. Спектакль может в значительной степени проветрить головы и очистить атмосферу, а то она достигла большого давления.
