Владимир Машков - Веселая дюжина (Здравствуй, Валерка! - 2)
Жевали все, кого я только не встречал по дороге. Как будто сто лет прожили на необитаемом острове и здорово проголодались.
Одна лишь Галка Новожилова ничего не ела, а, как всегда жестикулируя, увлеченно рассказывала о чем-то маме и папе. Но когда я подошел поближе, то увидел, что Галка размахивает руками, в которых были зажаты помидор и пирожок.
Что за ерунда, думал я. Как будто только для того и существуют родители, чтобы нас кормить.
Нет, моя мама не такая. Меня, правда, смущало, что мамина сумка, которую я тащил, необыкновенно тяжела. Ну, мало ли что могла привезти моя мама!
Вскоре мы вышли на большую поляну. На ней можно было хорошо отдохнуть и поговорить. Но вскоре я понял, что полянка для нас маловата.
Мама сперва меня долго и озабоченно разглядывала, а потом, покачав головой, решительно принялась вытаскивать из огромной, как мешок, бело-голубой сумки всякие сверточки с вареньями и печеньями.
- Мама, - испугался я и, наверное, побледнел, - мама, мы только что завтракали.
Мама протестующе подняла руку с очередным свертком.
- Я знаю, что вы там завтракали, и потом прошло уже полчаса, и ты проголодался.
Я окинул взглядом полянку, вдоль и поперек уставленную едой и питьем, и подумал, что мама наверняка всю неделю готовилась к приезду в лагерь: бегала по магазинам, жарила, варила, пекла.
- У тебя пропал аппетит? Может, ты заболел? - заволновалась мама, увидев, как я равнодушно поглядываю на ее приготовления.
- Ну что ты! Я прекрасно себя чувствую, - ответил я и вздохнул.
Нечего делать - придется есть. Но только я проглотил голубцы, как дело пошло на лад. Одно за другим кушанья исчезали в моей ненасытной утробе. Мама мне помогала и приговаривала:
- А еще говорил, что сыт. Не хулиганишь тут? - строго спросила мама.
- Мама, когда я хулиганил? - обиделся я.
- Ну, ну, случалось, - утешила меня мама. - По дому соскучился?
- Еще как, - сознался я.
- Ничего, - вздохнула мама, - скоро конец смены. А вообще на тебя хорошо влияет коллектив.
Я не ответил и продолжал жевать.
- Да, чуть не забыла, - спохватилась мама. - Тебе Сема письма прислал. Вот, держи.
Я жадно схватил конверты с нарисованной на них русалкой на камне и прочел круглые неторопливые Семкины буквы: "Коробухину Валерию, лично". Понюхал конверты, от них пахло чем-то очень приятным и соленым, наверное, морем. Читать письма пока не стал, оставил это удовольствие на потом.
- Скучаешь по ребятам? - спросила мама.
- Ага! Ты знаешь, мам, в соседнем лагере Генка.
- Знаю, - ответила мама. - Я тебе не говорила, чтобы вы опять ерунду какую-нибудь не затеяли.
- Генка меня от смерти спас, - похвалил я друга. - А ты говоришь ерунду затеяли.
- От смерти? - ойкнула мама.
Я понял, что пересолил, и поспешил вернуть маму к жизни.
- Ты не волнуйся, ерунда здесь у нас одна получилась.
- Доведешь ты меня до инфаркта, - пригорюнилась мама.
- Мама, - пообещал я ей. - Ты еще моих детей в лагерь возить будешь.
Запрокинув голову, мама засмеялась.
Вскоре зеленая полянка опустела, и на ней остались торт и трехлитровая банка компота. Если вы ни разу не пробовали мамины торты, вы ничего в жизни светлого и радостного не видели. Я посмотрел на торт и компот жадными глазами, но сил у меня уже не было.
- Ничего, - спокойно сказала мама. - Возьмешь с собой, съешь завтра.
Снова у лагерных ворот столпотворение: шум, гам, крики, объятия, поцелуи, восклицания и длинные наставления. И вот с тортом и компотом я возвращаюсь в свой домик. Водружаю все это на тумбочку, усаживаюсь на кровать и торопливо достаю из кармана Семкины письма. Смотрю на почтовые штемпели, чтобы читать по порядку. Разрываю первый конверт и одним духом прочитываю письмо.
Первое письмо моего друга было обидно кратким.
"Валера, здравствуй! Солнце жжет нестерпимо, и от него некуда спрятаться. Из моря не вылажу. Это единственное спасение.
С меня сползло две шкуры.
Как ты? Привет ребятам.
Твой друг Семен.
Южный берег Черного моря".
Второе письмо было чуть подлиннее и чуть погрустнее.
"Валера! Лежу на пляже, сдавленный потными и жаркими телами. Мама разрешает купаться два раза в день. Говорит, что я очень похудел.
Ездили в Ялту, смотрели домик Чехова. Помнишь, он "Каштанку" написал? Очень интересно.
Без тебя и ребят скучно. На пляже одни малые сопливые.
Сползло еще три шкуры.
Крепко жму тебе руку.
Твой самый верный друг
С.Паперно".
Прежде чем разорвать третий конверт и прочесть последнее Семкино письмо, я подумал, сколько же у моего друга шкур? Ведь ни один взрослый не вынесет того, что выдержал Семка - пять шкур с него сползло. А ему хоть бы хны!
В третьем письме было вот что.
"Валера, сегодня убил из подводного ружья рыбину. В воде она казалась огромной-преогромной, а когда вытянул, уменьшилась в пять раз.
Мы с папой тайком от мамы, пока она спит после обеда, бегаем купаться и охотимся на рыб.
Сюда бы тебя, Генку и Гороха! Было бы здорово!
Сползло еще две шкуры. Наверное, последние.
Будь здоров. Скоро встретимся.
Семка".
Я долго лежал с письмами в руках и глупо улыбался.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ,
В КОТОРОЙ ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ
Я зашнуровал кеды и выбежал из нашего домика. Я торопился на волейбольную площадку, откуда долетали звонкие удары по мячу и восторженные крики болельщиков.
Но не суждено было мне в тот вечер поиграть в волейбол. Сделав несколько шагов, я остановился. Под сосной сидел и читал толстую книжку Юра Трофименко.
Я осторожно присел рядом с Юркой. Не отрываясь от книжки, он спросил:
- Чего тебе?
- Пойдем побросаем мячик, - робко предложил я.
- Мне нельзя, - вздохнул Юрка.
- Ты больной?
- Я не больной, - ответил Юрка, - у меня переэкзаменовка.
- А-а, невесело целое лето над книгами корпеть, - пожалел я парня.
- Ну что ты! - Юрка улыбнулся. - Я очень люблю читать. Ты знаешь, сколько книг я прочел? - Юрка задумался, чтобы не соврать. - Целый шкаф дома и половину школьной библиотеки.
Юрка взъерошил волосы. У него была странная прическа, но Юрка ею очень гордился. "Как у Эрнеста Хемингуэя", - говорил он.
А по-моему, у него вовсе не было прически. Просто волосы росли, как хотели, а на макушке одна прядь торчала, словно громоотвод. Но громы и молнии ей не удалось отвести от бедной Юркиной головы. Схлопотал парень переэкзаменовку.
- Ты знаешь, - Юрка мне доверительно улыбнулся, - я нарочно получил переэкзаменовку.
- Как это так? - удивился я.
- Очень просто, - ответил Юрка. - Моя бабушка сердилась, что я много читаю и порчу зрение. "Такой маленький, а уже в очках", - сказала однажды бабушка, отобрала у меня все книги и оставила одни учебники. Бабушка мечтала о том времени, когда настанут каникулы и можно будет мне запретить читать и учебники. Без книги я не могу прожить и дня. И вот что я придумал. Вызывают меня на уроке по литературе, а я говорю, что в голову придет, и веселю класс. Учительница поставила мне в четверти двойку и дала работу на лето. Теперь могу все время читать.
- А что же бабушка? - спросила Алена. Она подсела к нам и внимательно слушала Юркин рассказ.
- Бабушка раскаялась, - засмеялся Юрка. - Она сказала: "Ради бога, мучай сколько хочешь свои милые глазки, только учись, как раньше, на пятерки". Вы знаете, что у меня в чемодане? Одни книги.
У Юрки был самый большой чемодан в нашем отряде. И вот, оказывается, что в нем.
- Ребята, - воскликнула Алена, - завтра с утра пойдем в лес.
По тону, каким вожатая произнесла эти слова, я догадался: Алена что-то задумала.
Несколько жарких дней сделали свое дело. Грибы исчезли. И поэтому веселая дюжина, разросшаяся до восемнадцати человек, побродив утром по лесу, остановилась на привал. Место мы выбрали интересное. Большая поляна была усеяна пнями, словно грибами. На них, на пнях, конечно, мы и уселись.
Алена поставила на землю пухлый саквояж, который все утро таскала, и спросила у нас:
- Ребята, скоро лето кончится, а там в школу. Хочется в школу?
Одни закричали:
- Нет!
Другие закричали:
- Хочется!
И потому общий ответ получился:
- Не хочется!
- А почему? - искренне удивилась Алена. - Я только в прошлом году окончила школу, но меня снова туда тянет. Поэтому я и поступила в педагогический.
- Мне тоже очень хочется в школу, - вскочила Галка Новожилова. - Я так соскучилась по одноклассникам.
Непонятно, чего Галке скучать по одноклассникам, когда лучший ученик нашего класса находится с ней в одном лагере и даже в одном отряде. Я говорю о себе.
- Ребята, - сказала Алена, - поднимите руки, у кого есть переэкзаменовки?
Я ахнул, когда увидел поднятые руки. Их было четыре - Тольки, Марика, Юрки и Васи Блохина.
Что лучше - остаться на второй год или получить работу на лето? Лучше остаться на второй год. Конечно, обидно еще раз учить то же самое. А разве не обидно золотые летние денечки тратить на уроки? Я на таких несчастных ребят смотреть не могу. Мне их до слез жалко.
