Зоя Воскресенская - Сердце матери
Всходило солнце. Вишневые заросли порозовели, стволы вязов отливали медью.
Послышался скрип телеги, фырканье лошадей.
Володя поспешил вниз, открыл входную дверь... и Аня почти упала ему на руки. Мама откинула вуаль, сняла шляпку и медленно-медленно стала подниматься по скрипучим ступенькам наверх. Она шла в Сашину комнату.
- Мама с Аней приехали! - тормошил Володя Олю. - Приведи себя в порядок, умойся, освежи лицо. Мама не должна видеть наши слезы... Быстро вставайте! - забежал он в детскую. Помог Мите одеться, пытался даже заплести косу Маняше, но справиться с этим ему не удалось. - Пойдемте к мамочке!
Дети остановились у дверей в Сашину комнату. Мама лежала на кровати, уткнув лицо в подушку.
"Смерть, скорее бы пришла смерть!" - думала она.
- Мамочка! - тихо позвал ее Володя.
Мария Александровна не откликнулась. Володя подтолкнул Маняшу. Она взобралась на кровать, обняла мать за шею.
- Мамочка, повернись ко мне.
Мария Александровна присела на кровати, обвела взглядом детей: что-то похожее на тень улыбки скользнуло по ее лицу.
Все дети стояли у дверей и смотрели на нее - в глазах отчаяние и любовь, и эти глаза говорили: "Ты нам очень нужна. И мы тебе нужны".
- Пойдемте завтракать, - сказала Мария Александровна детям, сказала так, как говорила всегда.
ДОМ ПРОДАН
Все двери распахнуты. Во двор выносят мебель. На яркой зелени травы в солнечном свете столы, стулья, комоды выглядят ветхими.
Симбирские обыватели заходят в раскрытые настежь ворота, оглядывают, ощупывают вещи, покупают по дешевке домашнюю утварь. Пользуются случаем, что дом продан и обитатели его уезжают.
На подводу погрузили широкий кожаный диван, что столько лет стоял в кабинете Ильи Николаевича. Мария Александровна с детьми наблюдает с крыльца, как диван, вздрагивая на телеге, выезжает за ворота.
С этим диваном связаны дорогие воспоминания. На нем дети вместе с матерью слушали рассказы Ильи Николаевича, когда он возвращался из поездок по губернии, в зимние вечера распевали песни, учили наизусть запрещенные стихи Некрасова, Минаева, Плещеева, Курочкина, записанные Ильей Николаевичем аккуратным почерком в маленькую тетрадь.
На этом диване умер Илья Николаевич, умер за работой, за своим последним годовым отчетом...
Подводы выезжали со двора одна за другой.
Книжные полки никто не купил, и они стояли у зарослей акации, сложенные одна на другую, зияя пустыми провалами.
Володя с Олей и Гришей принялись упаковывать книги. Митя и Маняша заворачивали в старые газеты посуду, помогали Вере Васильевне укладывать ее в ящики.
Мария Александровна прошлась по комнатам.
Гулко звучали шаги в пустом доме. Чужими и неуютными стали комнаты. В детской на полу, как на поле брани, валялись измятые бумажные солдатики. В Володиной комнате на обоях выделялся светлый квадрат - след географической карты. В Сашиной комнате на окне лежала разбитая колба.
Мария Александровна ходила из комнаты в комнату, еле держась на ногах от нахлынувших воспоминаний.
В гостиной остался рояль, у окна - пышные цветы в кадках, в углу икона.
Мария Александровна взглянула на почерневший лик девы Марии и остановилась. В детстве и юности она свято верила, что богоматерь является заступницей от всех бед, несправедливостей. Маленькой девочкой горячо молилась, просила оставить ей мать... Мама умерла... И еще одну молитву помнит Мария Александровна: когда тяжело заболел ее третий младенец, Коленька, она обратилась за помощью к матери бога. Всю ночь молилась. К утру Коленька умер.
Постепенно угасала вера. Не уберегли иконы от преждевременной смерти Илью Николаевича, не спасли от казни Сашу. Исчезла потребность в дни горести и печали прибегать к молитве.
В гостиную зашел Володя и хотел было повернуть обратно, но увидел, что мама не молилась, нет, она стояла и о чем-то раздумывала. Володя бросил взгляд на икону. Круглые детские глаза богоматери и толстощекий младенец с глазами старца. А перед иконой стоит его мать - земная, прекрасная и сильная, нежная и мудрая. Нет, она не молилась, она размышляла...
Володя вопрос о религии решил для себя два года назад.
Это решение пришло к нему с познанием мира, чтением книг, изучением таких наук, как астрономия, физика, химия.
Перед началом учения и экзаменами в гимназии служили молебен. Священник внушал гимназистам, что горячая молитва их всегда дойдет до бога, поможет избежать коварных двоек, умудрит, прибавит знаний, а богохульников накажет.
Володя накануне экзамена снял с себя крест и забросил в заросли крапивы. Утром, по обыкновению, мылся в передней в тазу до пояса. Мария Александровна заметила, что на шее у него нет цепочки с крестом. Внимательно посмотрела на сына, ничего не сказала. Молча согласилась. Все экзамены Володя сдал на круглые пятерки...
Мария Александровна отвела глаза от иконы, заметила Володю.
- Володюшка, я решила не брать с собой иконы. Думаю отдать их в монастырь. Не нужны они нам. Если продавать - поднимется шум в городе. Хватит и того, что бьют стекла в нашем доме, что все бывшие приятели переходят на другую сторону улицы при встрече.
- Ты правильно решила, мамочка.
В тот же день к Ульяновым пришел старый монах. Он со знанием дела повертел в руках сложенные на ящиках иконы, осмотрел пробы на ризах серебряные ли, колупнул ногтем лик девы Марии - захотел проверить, писаная икона или печатная, ловко завернул стопку икон в тряпицу и обвел взглядом углы комнат.
- А себе-то оставили что? - осведомился он. - Молиться вам надо о спасении души великого грешника Александра.
- Мы о себе не забыли, - ответил за мать Володя. - Мы отдаем лишнее.
Монах покосился на молодого человека, не зная, как понять его слова.
Потом пришли за Красавкой. Новый хозяин повел ее на веревке. Красавка мычала, упиралась всеми четырьмя ногами, мотала головой, протестовала против петли на шее. На прощание собрала мягкими губами корки хлеба с ладоней детей. Девочки и Митя с грустью прощались со своей любимицей.
Всей семьей упаковывали рояль: обвязали его тюфяками, обшили рогожей. Это был мамочкин рояль. Это был большой источник радости. Мама должна к нему вернуться, и Оле нужно закончить музыкальное образование. Это была самая большая драгоценность в семье.
И еще швейная машинка.
Она служила маме больше двадцати лет. Сколько на ней было подрублено пеленок, сшито распашонок, рубашек, штанишек, платьев и сколько еще будет сшито, переделано, перелицовано, починено...
Машинка была старая и громко стучала, даже на улице было слышно. Дробный стук ее достигал самых дальних углов дома. Поэтому мама работала на ней только днем, когда дети были в гимназии, а Илья Николаевич в отъезде.
На этой машинке мама научила шить Аню, Олю и Маняшу.
Володя особенно тщательно упаковывал швейную машинку.
Обедали в этот день на ящиках с книгами. Маняша и Митя нашли, что так вкуснее и интереснее, чем за покрытым скатертью столом. После обеда пошли прощаться с садом.
Во дворе трава была помята и местами вытоптана. Обрывки шпагата, мочалы, бумаг кружились по ветру. Дети заглянули в каретный сарай, в пустой хлев. Уныло висели гигантские шаги, чуть поскрипывали кольца на качелях, словно приглашали покачаться в последний раз, но никто к ним не подошел.
Только сада не коснулись сборы. Яблоки на деревьях стали светлее листьев и висели как фонарики. Ветви отяжелели, и их поддерживали со всех сторон подпорки. Урожай обещал быть богатым. У беседки доцветал большой куст жасмина, и опавшие лепестки лежали на траве, как снег. Клумбы настурций жаркими кострами горели между яблонь. Малинник был увешан начинающими розоветь ягодами. Посыпанные свежим песком дорожки придавали саду праздничный вид.
Володя зашел в беседку. Здесь они любили уединяться с Сашей. Оля обняла шершавый ствол вяза, прижалась к нему щекой. Митя с Маняшей, взявшись за руки, бродили по дорожкам.
Мария Александровна в черном платье казалась меньше своих детей - так истаяла она за эти пять недель со дня гибели Саши. Глубоко затаив свое горе, она понимала, что дети, даже девятилетняя Маняша и тринадцатилетний Митя, прощались сейчас со своим детством.
Дальше оставаться в Симбирске было нельзя. Мария Александровна спешила к старшей дочери в Кокушкино, где Аня начала отбывать свою пятилетнюю ссылку. Тюрьма, казнь брата надломили ее, и ей так была нужна поддержка матери. Володя будет учиться в Казанском университете. Оля должна закончить музыкальное училище. Мать не пустит теперь детей одних. Будет всегда с ними.
- Мамочка, можно срезать розы? - спросила Маняша.
Розы в этом году цвели особенно обильно и, нагретые солнцем, распространяли свой нежный аромат.
- Нет, оставим сад во всей красе. Не тронем здесь ничего. Пусть он принесет людям радость.
Мимоходом, по привычке, Мария Александровна оборвала с яблонь несколько больных листьев, сунула их в жестяную банку с керосином, стоявшую у изгороди.
