Зинаида Шишова - Приключения Каспера Берната в Польше и других странах
Кончив это длинное наставление, Коперник привычным жестом откинул со лба волосы и вдруг улыбнулся: и ладонь его, и лоб, и волосы были мокры, точно после купания.
- На дворе весна, - сказал он, - но в такое время, особенно после этих нескончаемых дождей, сыреют стены замка, и я распорядился затопить камины... Однако, Каспер, ты давно мог бы догадаться раскрыть окно. Тебе не жарко? Ну, я очень рад: следовательно, в Италии ты не станешь, как я, бывало, слишком страдать от жары. Но вернемся к делу: я должен предупредить вас, Каспер и пан Конопка, что дело, поручаемое вам, - государственной важности и никому ни о чем вы не должны о нем обмолвиться ни словом!
Каспер с трудом распахнул разбухшее окно. В комнате тотчас же тонко и нежно запахло молодой травой.
Оглянувшись, он невольно перехватил взгляд, которым обменялись оба каноника. Любовь, тревога, смущение и даже какая-то жалость сквозили в этих взглядах.
- Каспер, - вдруг тихо сказал отец Миколай, - мальчик мой, поручение, которое дает вам вармийский диацез, - важное и опасное... Если бы я не знал, как горячо и верно любишь ты Польшу, я никогда бы тебе его не доверил. О пане Конопке я и не говорю: он уже много раз доказывал свою преданность родине! Слышишь, мальчик, многое может с тобой случиться, но все, что ты сделаешь, - сделаешь для Польши! И помните: никому ни о чем ни слова!
Пан Конопка, повертев в пальцах кончик своего длинного уса, откашлялся, точно собираясь заговорить, но то ли у него не хватило смелости, то ли не стало голоса. Он снова откашлялся и промолчал. Касперу не нужно было даже взглядом просить у Вуйка разрешения высказать за него его мысли.
- Учитель, - промолвил юноша почти умоляюще, - я догадываюсь, что смущает доброго пана Конопку: мы ведь - ни я, ни он - не знаем, какого рода поручение дает нам его преосвященство. Обо всем этом мы узнаем только в Риме, поэтому даже при желании мы не смогли бы выдать тайну, которая нам, собственно, и не доверена...
Маленький отец Гизе, еле видный в глубоком кресле, пошевелился.
- Вот, стало быть, мы с тобой были правы, брат Миколай, - сказал он своим красивым, звучным голосом отличного проповедника, - и Каспера и пана Конопку следует посвятить в тайну поручаемой им задачи. На тот случай, чтобы они могли принять соответствующее решение, если с ними случится что-либо непредвиденное.
Коперник потер пальцами лоб и несколько минут помолчал.
- Таково было и мое мнение, пока я не услышал разъяснения его преосвященства, - сказал он твердо. - Повторяю: здесь никому ни о чем касающемся предстоящего путешествия говорить нельзя... Полагаю, что за тот короткий срок, что они еще пробудут в Лидзбарке, ничего непредвиденного с ними не случится. - И, сняв с изголовья кровати Каспера маленькое распятие, протянул его юноше: - Поклянись, мой сын, и вы, уважаемый пан Конопка!
Каспер и Вуек одновременно положили пальцы на крест. Им обоим уже случилось однажды приносить присягу: пану Конопке - когда он вступал в должность боцмана на "Ясколке", а Касперу - при поступлении в Краковскую академию.
От волнения, от гордости и тревоги на глазах у юноши выступили слезы. Поцеловав распятие, он повернулся к Миколаю Копернику.
- Исполняется самое заветное желание моей жизни, - сказал он тихо. - Я уйду в море вместе с моим милым ворчуном Вуйком, я увижу Италию и, может быть, другие страны. Я смогу продолжать учение, о котором так мечтала моя матушка. И главное - я смогу вернуться на родину, если меня одолеет тоска. Ваше преподобие, - добавил он еще тише, - но ведь перед отъездом мне разрешено будет повидаться... - Каспер запнулся, - с дорогими мне людьми?.. Ведь я понял, что молчать я должен только о поручении вармийского капитула, и я поклялся на муках господних*, что никому об этом ни обмолвлюсь и словом... Но о том, что я еду учиться...
______________ * Так в католических странах в быту называют распятие.
Отец Гизе еще сильнее стиснул ручки подлокотников и еще глубже ушел в кресло. У них с Миколаем и его преосвященством был и об этом разговор.
- Ты плохо, очевидно, меня понял, - ответил Коперник печально. - Мы окружены врагами... По юношеской неопытности ты, рассказывая о своих планах, можешь выдать врагам наши планы. Из замка Лидзбарк ты выйдешь только для того, чтобы отправиться в Италию, на вармийской земле ты никого ни письменно, ни устно не известишь о своем отъезде... Повторяю: самое поручение много времени у тебя не отнимет, отсутствие твое не будет продолжительным, если, конечно, ты сам не захочешь остаться в Италии надолго. Если же, покончив с порученными тебе делами и определив окончательно свою судьбу, ты захочешь остаться в Италии и порешишь написать о своих намерениях близким, то сделать это ты должен не раньше, чем убедишься, что пан Конопка доставил вместо тебя в Лидзбарк все интересующие нас бумаги. Я полагаю, что на ваше путешествие и на обратный путь уйдет не более года.
- Не вешай носа, Каспрук, - сказал пан Конопка весело. - Матушке своей ты мог не писать по шесть и по семь месяцев, и я не замечал что-то, чтобы тебя очень мучила совесть. Что же касается других... друзей и вообще... то верь старому моряку, если любовь... я хотел сказать - дружба, крепка, как кремень, ее никакой разлукой не расшибешь... Походи по домишкам на Гданьской пристани, посмотри, по скольку лет дожидаются своих милых матросские жены и невесты! А если за один какой-то год все у вас расползется, то простите меня, святые отцы, собаке под хвост такую... дружбу!
- Добрый боцман в одном несомненно прав, милый Каспер, - отозвался из глубины своего кресла отец Тидеман, - не вешай носа, мальчик!
Каспер, однако, сидел пригорюнившись. Подумать только, он сейчас всего в двух часах езды от Митты! А разлучатся они на целый год! Многое может случиться за это время... А что, если девушка решит, что Каспер забыл о ней? Нет, нет, Митта слишком хорошо его знает, она не заподозрит ничего дурного!
Миколай Коперник уже несколько минут сидел, внимательно наблюдая за юношей.
- Я обещаю тебе, Каспер, - сказал он, обхватив плечи своего молодого друга, - что, приехав в Краков, разыщу дочку профессора Ланге и расскажу ей, что ты ее любишь, что был лишен возможности написать ей и что через короткое время ты к ней вернешься...
Каспер, сбросив руку Учителя с плеча, вскочил, как ужаленный.
- Вуек! - только и мог он выговорить с укором. Вот, значит, о чем намедни шептался пан Конопка с обоими канониками!
Потом, не щадя своего старого наставника, Каспер, весь побагровев, выпалил:
- Если бы его преосвященство знал, как ты болтлив, то навряд ли дал бы тебе столь серьезное поручение!
Бедный боцман смущенно подергал усы.
- Это я от любви, Касю... Я сказал его преподобию, что нужно же как-то дать знать барышне, потому что... Я ведь знаю... - И, в конце концов смутившись, замолчал.
- Паном Конопкой руководили самые лучшие чувства, - вмешался в разговор отец Тидеман. - И не будем больше к этому возвращаться.
Небо за окном синело, голубело, потом стало сине-зеленым и, наконец, порозовело. Где-то с противоположной стороны всходило солнце.
"Ночь прошла. Много ли еще ночей мне придется провести здесь, в Лидзбарке?" - подумал Каспер растроганно. Злость на Вуйка рассеялась так же внезапно, как и вспыхнула.
Точно прощаясь, Каспер обвел взглядом беленые стены, простой, сбитый из досок стол, большое дубовое распятие в углу и два маленьких - у изголовий кроватей. Взгляд его остановился на писанном маслом изображении святого Кристофора, переносящего через реку младенца Иисуса.
- Я давно хотел вас спросить, отец Гизе, и тебя, Вуек, не прикрасил ли меня, по своей доброте, отец Миколай? Можно ли, глянув на это изображение, сказать, что это Каспер Бернат?
Студент задал вопрос Тидеману Гизе и пану Конопке. Отозвался, однако, сам отец Миколай.
- Я, возможно, уже безнадежно отстал от живописи или утратил к ней всякий вкус, - сказал он, - потому что, говоря по чести, считаю этот портрет лучшим из всех, какие я когда-либо писал. Только лицо у тебя здесь сердитое, милый Каспер. Видно, вода была очень студеная или маленький Ясь слишком сдавил тебе ручонками шею... Однако мне кажется бесспорным, что каждый, поглядев на портрет, тотчас же узнает Каспера Берната...
- Да, да, вот и браневский бургомистр, как только вошел, тут же закричал: "Э, да это тот юноша, что помогает отцу Миколаю наблюдать звезды!" - отозвался пан Конопка. - Он вчера вечером искал тебя, Каспер, хотел взять письмо в замок Мандельштамм...
- Вот как? - спросил Коперник с интересом и, переглянувшись с отцом Тидеманом, добавил: - Так помните, друзья, никому ни о чем ни слова! А теперь надо вам хоть немного отдохнуть. Поговорим после поздней обедни.
Как только за обоими канониками закрылась дверь, студент и боцман в одно мгновение скинули с себя одежду.
- Не кажется ли тебе, Вуек, - сказал Каспер, - что отец Миколай недолюбливает Филиппа Тешнера? Или мне это только почудилось?
