Антон Геращенко - Бомбар-1
- Эт то-очно! - подтвердил Василий Павлович. - Должна же когда-нибудь справедливость настать. Иначе нельзя! Да и сколько может трудовой человек терпеть? Сколько же это людей - да и каких людей! - за эту мечту погибло? Пора бы уж, а? Должно же и у нас счастье быть.
- А мы теперь победим! - сказал твердо Гаврила Охримович. - Весь мир поднялся, вся голытьба. Назад в ярмо нас уже не загнать. Победим мы, Василь! Об этом даже и думать не нужно.
- Дай-то бог! Хоть и не верю я в него, бородатого, ко дай бог! - вздохнул Василий Павлович и, поудобнее укладываясь, добавил: - Ну что? Давай спать? Завтра день у нас веселым будет. В особенности у тебя. Под копной затихли.
Звезд в небе вроде прибавилось. На земле посветлело, табор стал виден темными пятнами. Что это - каждое в отдельности, - разглядеть невозможно, и лишь по звону уздечек можно было догадаться, что там ночуют кони.
Колька лежал и думал о разговоре председателя хуторского Совета и командира отряда. О том, сколько людей погибло, чтобы он, Колька Загоруйко, правнук председателя, мог ходить в школу, расти свободным человеком... И дид Чуприна мечтал о жизни в справедливом мире, и муж бабы Дуни - сердобольный Охрим, и дети его-Тарас, Степан, Остап, и вот теперь... Гаврила Охримович.
Рядом с ним заворочался Сашка, заслоняя головой звезды, наклонился над ним и чуть слышно прошептал:
- Ты не обижайся на меня, Коль. Я же как лучше хотел. Они же на смерть идут, нужно, чтоб они верили. Колька молча обнял его за плечи.
- Ничего, - сказал он. - Все правильно. И им должно помогать будущее.
Трубач при последнем слове зашевелился, придвинулся к ребятам ближе.
- Эх, - сказал он, приподнявшись на локтях, - я вот тут лежал, на звезды смотрел и думал... Ростов, Темерник наш вспоминал, глиняные мазанки... И знаете, что надумал?.. Как мы победим, город надо над Камышевахской балкой построить. Уж очень красивое место. Взгорье! Воздух завсегда свежий, Дон далеко виден, заречье, вольно там, просторно. Построить бы высокие дома белые, да чтоб окна в них были не такими, как в наших мазанках, а поширше! Во всю стену! Чтоб подошел человек к окну и увидел, какая перед ним красота, как Дон на солнце играет. И вот таких домов - целый город! Высоченных!.. Чтоб человек не червяком земляным себя чувствовал, а птицей! И чтоб жили в этом городе простые рабочие люди. Такие, как мы, к примеру.
Сашка улыбнулся в глаза Кольке, отстранился, затаил дыхание. Вот чудо! Ведь не они, а трубач рассказывает им об их Красном городе-саде.
Колька будто в волшебном свете увидел - ярко! четко! весь разом! белокаменный город. Его просторные дворы - продолжения каждой квартиры. Ворс зеленых ковров во дворах - щетинистую траву. Притаптывается она с утра до вечера ребятней. Когда они утром высыплют с этажей разноцветной ватажкой зеленые ковры будто цветами покрываются...
Видел Колька широченные черные асфальтовые реки, по которым плывут, словно пароходы, стеклянные вагоны троллейбусов и автобусов и, обгоняя их, летят юркие лодки-такси... Бульвар Роз между девятиэтажными громадами, белую шестнадцатиэтажную свечу-небоскреб над площадью и парком... Сверкающие стеклами, как аквариумы, торговые центры, кафе, университетское здание с круглой башенкой планетария... Огромную белую глыбу будущего кинотеатра с двумя залами, где в один и тот же миг будут лететь на экранах, взметнув сабли" краснозвездные конники и, разрезая ночное небо, звездные корабли...
- Не-ет, - продолжал паренек мечтательно, - я это обязательно сделаю. Вот закончится война, выучусь и обязательно такой город построю. Эх, и красивая жизня будет в нем! И школы там, и кинематограф, и магазины просторные, как для богатеев сейчас.
- Да отлипни ты! - дернув плечом, сказал трубачу Гришка. - Навалился та еще на ночь о магазинах балакаешь. Там же канхветами торгуют, а у меня слюни текуть!..
Паренек лег на свое место, с осуждением произнес:
- Эх вы... мелкота. А!.. Ну вас! Разве ж вам, соплякам, понять...
Все перепуталось!
В августе одна тысяча девятьсот восемнадцатого рода Колька и Сашка встретили людей из своего дня.
Да, да, да! Из их дня были и Гаврила Охримович, и Василий Павлович, и его сын-трубач, и еще десятки людей, которых они видели сегодня, но не успели хорошо узнать.
Колька долго лежал без сна, прислушиваясь к ночной тишине, которая его уже не пугала. Он думал обо всем, что увидел и понял за сегодняшний день.
Все уже спали. Крутился во сне Сашка, толкался коленями и локтями. Что ему, интересно, снилось?.. Завтрашний ли день со скачками или... тот день, из которого они прилетели?
Звезды разгорались. И Колька, глядя на них, подумал вдруг, что там, в космосе, горят далекие планеты, и на землю они пробиваются звездной манящей россыпью.
РАССТАВАНИЕ
Будто спал и не спал Колька. Побаюкало его среди звезд, а открыл глаза светло вокруг, петухи горланят к изо всех хат на косогоре поднимаются прозрачные дымки, словно вырос за ночь голубой лес!
С минуту он озирался с копны, разглядывая незнакомое взгорье, камыши в низине, белую хатку под развесистой акацией, жадно втягивая студеный воздух, боясь выбраться из-под нагретого одеяла. А когда вспомнил все и увидел, что Гришки уже нет, разбудил Сашку.
Сна как не бывало!
Они разом вскочили, съехали вниз по мокрому от росы сену и остановились под копной, не зная, где искать Гришку.
- Встали, сынки? С праздничком вас, со спасом, - услышали они позади себя.
Оглянулись - во двор с улицы входила бабушка Дуня с кошелкой, сплетенной из чакана. Мальчишки поздоровались, спросили о Гришке.
- А он в хате, - ответила бабушка Дуня. - Я ж в церковь ходила, мед та яблоки святила, шоб сытным год у нас был, а он, мабуть, в хате ждет. Ходить и вы, сейчас разговляться будем.
В хате все уже сидели за столом. На выскобленные желтые доски бабушка Дуня поставила глиняную миску с медом, высыпала из кошелки яблоки - бери, какое нравится! И все - Гаврила Охримович, его жена, худая, бледная женщина, бабушка Дуня без платочка, с жиденьким пучочком волос на затылке, Гришка и Колька с Сашкой, - выбрав по яблоку, принялись обмакивать их в мед и есть.
Неуютно как-то стало в хате! На топчане возвышались вещи, увязанные в узлы. Около них сидели в платках мальчик и девочка детсадовского возраста с яблоками в ручонках. Платки на груди у детей были завязаны крест-накрест, отчего они были похожи на маленькие узелки. Сегодня дети смотрели веселее, не куксились. Колька сунул им еще по одной таблетке стрептоцида - малыши зажали их в кулачках.
Ели все молча, только яблоки хрустели.
- Невеселый у нас нынче спас, - сказала вдруг бабушка Дуня и заплакала.
- Только без рева! - нахмурился Гаврила Охримович. - Решила в хате остаться - оставайся, не бередь душу. Мне и без рева тошно.
Всхлипнула и его жена, потянула к глазам подол кофты.
- Начинается! Начинается потоп! - поднялся из-за стола Гаврила Охримович. - Мы не навсегда из хаты уходим! Уведет Павло казаков своих, мы и вернемся!.. Хватит, хватит реветь, а то и вправду беду накличите.
Женщины затихли, но в глазах у них стояли слезы.
- Переживем! Не горюйте! -сказал Гаврила Охримович, доставая из-под узлов шашку в старых, вытертых до блеска ножнах и наган с длинным и тонким дулом.
Крутанул барабан, проверяя патроны, сунул в карман, шашку прицепил к поясу.
- Переживем, - повторил он. - Сойдутся фронтовики-казаки, мы тут сами справимся. - И - бабушке Дуне: - Гришка с тобой останется, если шо - он знает, где мы будем.
Бабушка Дуня встала из-за стола, глядя на икону, беззвучно пошептала что-то. Сложив пальцы в щепотку, молча перекрестила стоящего перед ней Гаврилу Охримовича, его жену, ребятишек около узлов и потом - Кольку с Сашкой, Гришку.
- Спаси вас, бог!
- Я пошел... - нерешительно сказал Гаврила Охримович, задерживаясь на пороге.
Бабушка Дуня еще раз перекрестила его в спину, а жена попросила со слезами в глазах:
- Ты не очень-то там, на скачках, Гаврила, на рожон лезь. Не кипятись, не встревай, если драка затеется. А то я знаю тебя, скаженного!.. Побудь сколько надо и к нам в плавни тикай.
- Ладно, мать, - ответил Гаврила Охримович, отворяя дверь и уже с порога: - Вам люди помогут тут. До вечера!
Дверь скрипнула, щеколда клацнула.
Без Гаврилы Охримовича в хате и вовсе стало неуютно. Мальчишки посидели-посидели за столом и тоже к двери направились.
- А вы, хлопчики, после скачек сюда приходьте. Не мотайтесь по хутору зря, - сказала им бабушка Дуня. - А то ж бачите, шо у нас творится, долго ли до беды? Приходьте, я вам хоть рубашки та штаны позашиваю.
Солнце еще не показалось в низине, но на улице уже потеплело. После прохладного полусумрака хаты приятно было дышать свежим воздухом, греться под солнышком.
- Ну шо, уркаганы ростовские? - спросил Гришка Кольку с Сашкой и, кивнув на Гаврилу Охримовича, который шел по зеленому лугу к табору, предложил: Пойдем попрощаемся?
