Илья Дворкин - Мастера
— А они красивые… — говорит Алёша, склонив голову набок и прищуриваясь на корпуса станков. — Немножко зеленоватые, немножко голубоватые, немножко желтоватые…
Подсказываю:
— Это салатный цвет.
И объясняю, что красить так станки посоветовали учёные. Рабочим понравилось. В самом деле: цвет ласковый, приятно смотреть, не утомляются глаза. А глаза не устают — и работа спорится.
У станков рабочие. Каждый делает своё дело.
Алёша потянул меня за руку.
Шепчет:
— Который из них Русаков?
Я вглядываюсь в лица рабочих. Стараюсь узнать Николая Николаевича.
Вспоминаю, как во время войны я услышал о подвиге радиста. А потом и самого увидел. Было это на каком-то — уже не помню — совещании, где лучшие люди армии делились боевым опытом… Узнай-ка человека после короткой и единственной встречи! Да ещё через четверть века…
Я за это время состарился, но ведь и он не остался молодым.
— Ну, который же? — настаивает Алёша. — Покажи!
А я могу только плечами пожать.
— Тогда я сам! — срывается он с места. — Который высокий и у которого волосы как у меня… Можно?
— Только не беги, спокойнее.
— И я! — попросился Саша.
Алёша подошёл к станкам с левого края, Саша — с правого.
Стою. Жду, что принесёт ребячья разведка.
Первым обратно примчался Саша.
Вприпрыжку!
— А там, — кричит, — кнопки! На станках кнопки! Нажмут и — джик! — режет железо. Нажмут — и стоп станок! Кнопки, кнопки, кнопки, кнопки!
Едва успокоил его.
— Ну, отдышался? — говорю. — Теперь слушай. Всякая вещь хороша на своём месте. В далёкую старину, ты знаешь, заводами в России владели капиталисты.
Это было, вставил Саша, — до Октябрьской революции.
— Совершенно верно. Станки в ту пору были грубые, неуклюжие и опасные для работы. Чтобы привести такой станок в действие, рабочий наваливался на рычаг. А рычаг — как лом или как оглобля. Навалится, толкает что есть силы… Ух!.. наконец-то загремел, забрякал станок.
Надрывались рабочие у станков, делались калеками.
А капиталист их и за людей не считал.
«Изувечился? Сам виноват, иди прочь с завода!»
И ставил к станку другого.
Капиталисту и станка было не жалко: «Пусть себе гремит, пока не развалится. Так-то выгоднее, чем покупать новый!»
Я беру Сашу за плечи и поворачиваю к станкам.
— А погляди, — говорю, — на наши. Удобные, красивые. И у рабочего под руками, конечно, кнопки. Но эти кнопки не заменяют человека, а помогают ему в труде.
Так мы беседовали с Сашей, пока не прибежал из разведки Алёша.
Радостный и взволнованный, он объявил:
— Узнал про Русакова! Он не здесь, а вон там работает, где домашние растения.
А вы не бодаетесь!
Подходим.
У окна красивые пальмы.
А где же станок?
Мальчики растерянно смотрят на меня. Они ожидали, что увидят среди пальм самый главный, удивительный станок. Ведь работает здесь член правительства, Герой Социалистического Труда!.. А тут и вовсе никаких станков!
Стоит стол. Самый обыкновенный, даже некрашеный.
Да и на столе ничего интересного: молоток, напильники, железки…
Высокий человек, стоявший перед столом, обернулся… Он! Теперь я узнал Русакова.
Николай Николаевич кивнул приветливо ребятам, а на меня посмотрел выжидающе: мол, что за люди, зачем пришли? Алёша и Саша на приветствие тоже кивнули, но тут же, огорчённые, отвернулись к окну.
Я шепнул: «Не страдайте, ребята, наберитесь терпения» а сам к Русакову.
Напомнил про войну, сказал, что знал его ещё радистом, и мы крепко, по-солдатски пожали друг другу руки.
— А это кто? — Он показал на мальчиков. — Буками на меня глядят… Они не бодаются?
Страдальцы мои прыснули со смеху.
— Хотим, — говорю, — Николай Николаевич, познакомиться с вашим мастерством.
— А, экскурсия! — Он взглянул на часы. Занят, конечно… Но юным экскурсантам отказать не могу.
Русаков отложил инструмент, которым работал, и стал вытирать руки ветошью.
Дал по лоскутку ветоши ребятам. Те тоже вытерли руки и спрятали свои ветошки на память.
Николай Николаевич, видя это, улыбнулся.
— Ну, как, — спрашивает, — теперь готовы разговаривать?
— Готовы!
— В таком случае скажите, что вы знаете о Волховстрое. Слыхали про такой?
Алёша быстро взглянул на меня. Я кивнул, подбодряя его.
— Знаем, — ответил он твёрдо. — Дедушка рассказывал. Это недалеко от Ленинграда. На реке Волхов. Большая-большая электростанция. Самая первая советская.
Саша добавил:
— Там водопад устроили, чтобы крутились турбины. Это такие большие колёса.
— Всё это правильно, — согласился Русаков. — Но главного не сказали. Чьими же заботами был создан Волховстрой?
— Ленин… Это Ленина забота!
— Правильно, — опять сказал Русаков. — Но для Волховстроя кроме турбин требовались электрические машины. Иначе не получишь тока. Их изготовил наш завод «Электросила».
Русаков продолжал:
— Никогда ещё в России не делали таких больших и сложных машин. А Владимир Ильич: «Не робейте, товарищи. Зимний штурмовали? Капиталистов изгнали?.. Уверен, что сумеете и невиданные электрические машины построить».
И построили. Без капиталистов. Своим умом. На удивление всему миру.
Николай Николаевич улыбнулся мальчикам:
— Вот на каком вы заводе… Знаменитый завод. Теперь из разных стран приезжают, чтобы купить электрические генераторы с маркой: «СССР. «Электросила». — И добавил: — А станки какие у нас, а оборудование… Это же чудо техники.
Мальчики переглянулись и опять уставились на некрашеный стол.
— А почему вас обижают? — сказал Саша. — Даже станка вам не дали. Там везде кнопки, а у вас…
Русаков, смеясь, перебил:
— И у меня кнопки! — Он был в комбинезоне и показал на свои большие карманы: — Смотри, вот тут вместо пуговицы кнопка и тут кнопка. — Посмеялся и сказал: — Но шутки в сторону. — Он стал серьёзным. — Запомните, ребята. Без этого простого стола — он называется верстак, — без молотка, зубила, напильников и без этих вот рук слесаря-инструментальщика не сделать ни одной на свете машины. Ни электрической, ни паровой, ни автомобиля, ни велосипеда, ни мясорубки, ни детского волчка…
Саша вынул авторучку. Кажется, хотел что-то возразить.
А Русаков:
— Школьная авторучка? И она рождается на таком же простом столе-верстаке. Как и пёрышко к ней.
Тут Русаков кивнул мне:
— Давайте-ка, дедушка, внучат поближе к верстаку.
Я поставил обоих на подвернувшийся под ногу ящик, а Русаков разрешил им облокотиться о верстак.
— Видно теперь, ребята? Ну, смотрите внимательно. Вот это моё главное устройство. — И он провёл руками по двум железным горбикам.
— Это тиски, — сказал Алёша. — В школе тоже есть. Только нас к ним ещё не подпускают. Они для старшеклассников.
Русаков продолжал:
— Смотрите дальше. Выбираю нужную мне стальную плашку и зажимаю в тиски… Вот так — накрепко, чтобы не шелохнулась плашка. Теперь можно работать. И он провёл по плашке напильником. — Начинаю, ребята, готовить штамп. — Русаков поднял глаза на меня: — Как бы это объяснить ребятишкам — «штамп»?
Я пришёл Николаю Николаевичу на выручку.
Напомнил мальчикам, как они малышами возились в ящике-песочнице. Под руками формочки — деревянные, пластмассовые. Набьёшь формочку сырым песком, опрокинешь на скамейку — получается кулич.
Опять набиваешь формочку. Опрокинешь — второй кулич.
И пошёл ставить кулич за куличом!.. Сколько их? И не пересчитать.
Но все куличи одинаковые, если из одной формочки…
— Уже понятно! — прервали меня мальчики. — Штамп — это как формочка. — И к Николаю Николаевичу: — А чем вы свою формочку набиваете? Не песком же?
— Какие догадливые! — шуткой на шутку ответил Русаков. — Нет, не песком. На штамп кладут кусок раскалённого, насквозь красного и оттого мягкого металла. Но рукой его не вдавишь в углубление. Нужен пресс. Раз-два, надавил — и получается деталь, как ваш кулич из формочки. А после этого только кнопку нажимай: «Тук-тук-тук-тук…» — выдаёт пресс деталь за деталью.
Ребята узнали от Русакова, что инструментальщик готовит много различных штампов. Ведь детали требуются и большие, и маленькие, и такого фасона, и этакого.
Из этих-то деталей и собирают на заводе гигантские электрические машины.
У верстака
Мальчики раскраснелись. Глаза блестят. И я понимаю их радость: беседует с ними знаменитый инструментальщик, и не о пустяках болтает, как иные взрослые с детьми. Николай Николаевич знакомит их со своим мастерством.
Сейчас всё внимание ребят — на тиски, в которых закреплена плашка.
