Владимир Малюгин - Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре
Аркадий встал и крепко тряхнул руку приятеля:
— Благодарю за службу!
В «Черную кошку» ее постоянные посетители больше заходить не отваживались: мало ли что еще может случиться? И вскоре кафе закрыли. На дверях висело объявление: «Закрыто на ремонт».
Проходя мимо «Черной кошки», Аркадий всякий раз улыбался: кто-кто, а он-то знал, какой там «ремонт».
И только однажды у самых дверей он столкнулся с тем самым официантом, который их обслуживал с Адькой. Официант был изрядно пьян, но все же узнал Аркадия.
— Два стакана кофе и одно пирожное… Ха-ха…
Покачиваясь, он прошел мимо и, обернувшись, погрозил кулаком.
Аркадий только посмеялся: «Скучно без работы человеку».
А через неделю, когда Аркадий, простившись с Антипычем после очередного дежурства, возвращался домой, в переулке его встретил человек в черном.
— Постой, парень! Подойди сюда, дело есть…
Аркадий приблизился к незнакомцу. И вдруг что-то холодное и острое резануло около лопатки. Падая, Аркадий что есть силы закричал:
— Антипыч! Помоги!.. Антипыч, сюда‑а…
Где-то рядом грохнул выстрел, за ним другой.
— Стой, кто там! Стой, стрелять буду!
Из-за угла выбежал Антипыч. На булыжной мостовой он увидел Аркадия.
— Бог ты мой, да это и впрямь Аркашка. Что случилось?
— Ранили меня, дядя Антипыч, — слабо простонал Аркадий.
Антипыч дрожащими руками ломал спички о коробок. Наконец одна зажглась. Пламя выхватило из темноты курточку из верблюжьей шерсти, на которой темнело большое пятно, которое все увеличивалось.
— Больно? — спросил Антипыч, осторожно снимая курточку.
— Немного больно…
— Будя, не храбрись. — Антипыч разорвал у себя на груди рубаху и стал перевязывать рану.
— Честное слово, не больно, вот только испугался…
— Как тут не напугаться. Тут и взрослый напугается. Это они за «Черную кошку» отомстили. Ну ничего, брат, не унывай! Главное, можешь гордиться: боевое крещение получил — первую кровь за революцию пролил. Понял?
Аркадий слабо улыбнулся.
— Маме ничего не говорите.
— А зачем говорить? — Антипыч лукаво подмигнул. — Ну а если спросит, скажем, что, мол, кошка черная поцарапала. У нее вон какие когти острые… Только не долго ей когти выпускать, будя, — отрубим скоро. Так что ли, герой?
— Отрубим!
Рана была не очень серьезная: спасла толстая куртка из верблюжьей шерсти и к тому же кончик ножа уперся в ребро, так что крови вышло немного.
В штабе сделали перевязку, и Аркадий ушел домой. Чувствовал он себя хорошо.
На другой день Аркадий записал в дневнике: «Меня ранили ножом в грудь на перекрестке. Был в Совете».
О, как он гордился своей раной! Еще бы! Ведь это кровь, пролитая за святое дело революции.
Время было тревожное. В окрестностях Арзамаса то и дело появлялись дезертиры. Они укрывались в лесах, нападали на крестьян, грабили, убивали. Только и слышно: около Ардатова убит волостной комиссар, в другом месте зверски замучен крестьянин-большевик. Но Михаил Евдокимович и его боевые друзья тоже не дремали. Они вылавливали бандитов и судили их суровым революционным судом.
В эти дни Аркадий в реальном почти не появлялся. Какое уж тут ученье, если революция в опасности!
Старшеклассники досрочно сдавали экзамены и уходили на фронт. Ушел на войну и Петя Цыбышев, товарищ Аркадия. В солдатском тулупчике, в папахе с красной звездой, с походным мешком за плечами, Петя простился с родными и побежал в партийный комитет, где его уже поджидали друзья-коммунисты.
Как завидовал ему Аркадий! Ну скажите, почему он, Аркадий, родился на два года позже Пети? Вот тогда-то бы его уж непременно зачислили в Красную Армию!
О фронте мечтали многие друзья Аркадия: Коля Кондратьев, Федя Субботин и даже те, что немного младше Аркадия. Они приходили в партийный комитет, настойчиво доказывали, что им уже шестнадцать или семнадцать, а не двенадцать или тринадцать лет.
Просился на фронт и Аркадий. Он был высок, не по годам широкоплеч, и на вид ему, конечно, можно дать даже целых шестнадцать — только бы поверили. Конечно, врать нехорошо, об этом всегда ему говорили и отец, и мать. Николай Николаевич тоже терпеть не мог неправды, но что поделаешь, если на фронт не берут четырнадцатилетних?
26 июня 1918 года враги взяли Симбирск. 11 июля вспыхнуло белогвардейское восстание в Арзамасе, Муроме и других городах.
Дни и ночи тогда были неспокойные.
В тревожные июльские дни не смыкал глаз и Николай Николаевич. Он в то время уже работал в первой в Арзамасе большевистской газете «Молот».
Арзамасцы любили эту газету, печатавшуюся то на тонкой или, наоборот, на очень плотной шершавой бумаге. В ней они читали о первых декретах Советской власти, газета призывала браться за оружие, чтобы отстоять молодую республику Советов.
Аркадий часто забегал в редакцию к Николаю Николаевичу, бывал он и на заседаниях редакционной комиссии, где обсуждали статьи хорошо знакомые ему люди: Гоппиус, Соколов, Персонов. Как-то получилось так, что «Молот» остался без секретаря. И тогда решили взять Аркадия Голикова: парень он смышленый, не раз помогал выпускать газету. Николай Николаевич тоже за него горой — пусть работает!
Так в июле 1918 года и начал Аркадий свой трудовой путь в газете.
Работы в «Молоте» было немало. Хотели взять типографию и свои руки, но удалось отвоевать только одну печатную машину. Трудно и с бумагой. Газета выходила два раза в неделю, тираж ее небольшой — всего 500 экземпляров, — и, надо, чтобы все они попали точно по адресу — рабочим и крестьянам. Поэтому «Молот» распространяли и среди крестьян на базарах и специально посылали людей по деревням.
В «Молоте» печатались все свежие постановления, воззвания Советов и уездного партийного комитета. Аркадий, как и все сотрудники газеты, первый узнавал новости.
В конце июля стало известно, что скоро в Арзамас прибывает штаб Восточного фронта.
Восточный фронт! О нем Аркадию рассказали раненые красногвардейцы, которые приезжали в Арзамас на побывку.
От Уральских гор до скал Северного Кавказа в виде гигантской, местами прерывающейся дуги протянулся этот фронт. Его бойцы храбро дрались с белогвардейцами на берегах Волги и Камы, в горных ущельях Урала.
Там в это время воевал Петр Исидорович.
Штаб Восточного фронта приехал в Арзамас 14 августа 1918 года и разместился в здании духовного училища. Мария Валерьяновна и Софья Федоровна подбирали служащих для штаба и комендантской команды.
Для Арзамаса приезд штаба Восточного фронта стал большим событием. Город принял более культурный вид: чистили и исправляли улицы и тротуары, появилось электрическое освещение. Работники штаба выступали с лекциями и докладами перед рабочими и крестьянами.
В городе стали формироваться красноармейские части. Прямо отсюда эшелоны уходили на фронт.
Жизнь в Арзамасе заметно оживилась, наладилось военное обучение. Молодежь училась рассыпному строю, «мелкой» стрельбе.
По улицам лихо носились автомобили — редкость для Арзамаса, иногда пролетали даже аэропланы. По ночам прожекторы внимательно ощупывали небо. Арзамас становился прифронтовой полосой.
В «Молоте» все чаще появлялись тревожные статьи, призывающие браться за оружие.
В один из последних августовских дней, вернувшись домой, Аркадий долго не мог заснуть. В кармане его курточки лежал свернутый номер только что вышедшей газеты. От газеты сильно пахло типографской краской. Аркадий уже несколько раз перечитывал газету, и снова в его воображении вставали грозные бои, которые вела храбрая Красная Армия — одна против всего белогвардейского мира.
Разве можно спокойно читать строки?
«Товарищи!
Подошло такое время, такая минута, когда каждый рабочий, каждый крестьянин должен бесповоротно решить: чего же он хочет?
Хочет ли опять в рабство к помещикам и капиталистам?
Тогда пусть каждый сидит у себя дома, дожидается…
Быть может, охота ему опять унавоживать своими косточками родные поля для вековечных врагов своих?
Тогда нельзя больше каждому сидеть у себя за печкой…
Неужели же отдадим и наши свободы, и наши земли, и наши фабрики, и наши банки опять во владение помещикам и капиталистам?..
Нет, тысячу раз нет!
Но мало сказать — надо сделать. Надо, чтобы каждая деревня, каждая фабрика дала вооруженных людей, сколько может и как можно скорее…
Товарищи, скорей к оружию, не опоздайте! Вся надежда только на нас самих.
Нельзя больше говорить:
— Украина, эх, это далеко! Мурманск — еще дальше! Меня-то гроза минует. Моя хата с краю, ничего не знаю.
Но гроза не минует. Урал-то близко, Самара и Симбирск еще ближе. Со всех сторон метят коварные враги в самое сердце Советской России — в красную Москву.
Трудящиеся! Нас много. Нас десятки миллионов… Все на защиту нашей власти, нашей воли, нашей земли, наших фабрик!»
