Борис Привалов - Петрушка — душа скоморошья
Белицкое кружало
Не всегда вор крадёт, а всегда его берегись.
(Старая поговорка)В Бельцы обоз пришёл незадолго до захода солнца.
— Слава богу, дотемна поспели! — обрадовался Лука.
Порядком продрогшего Петруху бородач и Лука сразу повели в кружало — к куму.
Кружало оказалось заполнено нищими. Оборванные, в лоскутьях, некоторые босиком, они сидели, стояли, лежали.
Кое-кто из нищих спал, некоторые играли в зернь: бросали на пол костяные кубики, раскрашенные в чёрный и белый цвет. Загадывали: какой стороной упадёт? Кто отгадывал, щёлкал проигравшего по лбу.
Длинные столы — простые доски, положенные на колоды, — пустовали: у нищих не было денег, чтобы купить какую-нибудь еду.
Хозяин кружала, кум Луки, мужик с небольшой светлой бородкой и редкими, словно прозрачными, волосами на голове, обрадовался возчикам: наконец пришли настоящие посетители.
Лука показал Петрухе на высокого, в коротком, не по росту, зипуне, мохнатоголового мужчину, который бросал кости.
— Это нищих атаман! — прошептал Лука. — Они ведь артелями ходят. Я его прежде встречал — лютый мужик. Да не тебе их бояться, чего с тебя взять!
Но возчики не успели сесть за стол, как в кружало втиснулся обозный старец.
Петруха спрятался за широкой спиной бородатого возчика.
Старец, как увидел нищих, в лице переменился, молвил вошедшим за ним обозным:
— К вечеру успеем до Засолья доехать. Десять вёрст всего, там и заночуем.
Не обращая внимания на почтительные поклоны хозяина, старец повернул к выходу:
— По возам, мужичьё!
— Зря ты, отче, нас убоялся! — хрипло произнёс атаман нищих. — Мы же не бродяги, а калики перехожие, по святым местам ходим, духовные песни поём.
— Знаю я вас, воры! — ругнулся старец, вылезая в дверь.
— В одежде и пень барин! — засмеялся атаман, подбросил кости в воздух, ловко в одну ладонь поймал их.
— Вот, Петрушка, что получается, — развёл руками Лука. — Поехали, значит.
— Ты, кум, — сказал бородатый возчик хозяину, — парню помоги до Острожца добраться. Наш Петрушка-богомаз не так прост, как кажется: кукольную комедь представлять может. С ним от скуки не заснёшь.
— Присмотри за парнем, кум, — попросил и Лука. — Он к родичам добирается, в Колядец.
Возчики простились, ушли.
Погрустневший Петруха уселся на лавку, возле стола. Уж сколько раз за последние дни ему приходилось терять так счастливо найденных товарищей!
С улицы слышны были ржание лошадей, скрип полозьев, крики возчиков, — обоз уходил.
Солнце ещё не зашло, но в кружале стало темно.
Хозяин поставил на стол зажжённую лучину. Взглянув на печального Петруху, подбодрил парнишку, по голове даже погладил:
— Завтра, Петруша, поутру тебя в Острожец отправлю. Беспременно случится какая-нибудь оказия. Тут место бойкое.
Первое время Петруха сидел неподвижно, наслаждаясь ощущением тепла, всё глубже и глубже проникающего в промёрзшее тело. Потом вынул из-за пазухи головки Скомороха и Воеводы, положил их на липкую доску стола.
Достал слежавшийся мякиш, помял его пальцами — крошится.
Головки кукол уже потрескались, вот-вот развалятся.
Эх, если бы глины достать! Помнится, скоморохи-кукольники всегда лепили кукольные головы из глины. Да ещё раскрашивали их!
Хозяин, почёсывая свою светлую бородёнку, подошёл к Петрухе, почти лёг животом на стол, спросил:
— Сам лепил? Али помогал кто?
— Сам.
— А у меня глинка есть, — сказал хозяин. — Печь намедни обмазывали. Дымила очень, прохудилась чуток.
У Петрухи загорелись глаза:
— Дяденька, родимый, дай глинцы, а?
Подошёл мохнатоголовый атаман нищих, посмотрел на кукольные головы, прохрипел:
— Дай ему, хозяин, глинцы… И кудели поболе. Да клюквы горстку…
Хозяин опасливо покосился на атамана и пошёл в примыкающую к кружалу избу.
Несмотря на угрожающий вид и хриплый голос, атаман оказался разговорчивым и добрым человеком. Он тут же подозвал какого-то старика, выгреб у него из кармана пригоршню мелких, как крупка, разноцветных камешков.
У другого нищего, который, к большому удивлению Петрухи, оказался старухой, атаман взял несколько ветхих, но ещё сохранивших цвет лоскутов.
— Будем куклы мастерить, — сипло сказал атаман и по-приятельски обнял Петруху. — Видел я, как скоморохи их делают, но самому не приходилось. Ну да мы тут не в чистом поле, не одни, братия нам поможет! — Атаман весело оглядел нищих. — Экая артель!
— В артели и каша гуще! — откликнулся, подбираясь к столу, за которым сидели атаман и Петруха, одноногий мужик с костылём.
— Тебе бы не каши, а ржаного молока! — крикнула старуха нищенка. — На хлебное вино костыль променять готов!
— А тебе, старой карге, только на помеле летать… — начал было одноногий.
Но атаман хлопнул ладонью по столу:
— Тихо, убогие!
Пришёл хозяин, принёс пригоршню мочёной клюквы, комок кудели, большой кус глины.
Подошли, подползли нищие, окружили Петруху, молча смотрели, как его ловкие пальцы тискают, разминают глину.
Мастерить куклы помогали Петрухе атаман и одноногий нищий.
Атаман достал нож и ловко вырезал из лоскутьев рубаху для Скомороха, кафтан для Воеводы.
— У кого есть чёрный лоскут, убогие? — спросил атаман у нищей своей братии. — Попа будем одевать!
Петруха слепил из глины головы Воеводы, Скомороха, Попа.
— Стражника забыл, — сказал атаман.
Вылепили толстомясого Стражника.
Вместо волос налепили кудели, щёки выкрасили клюквой в алый цвет.
Скоморох и Воевода почти повторяли тех кукол, которые Петька вчера сделал из хлебного мякиша. А Поп получился очень похожим на сердитого обозного старца.
Первым это сходство приметил атаман и долго хрипло смеялся.
Куклы получились настоящие — с одеждой, с шапками.
— Пусть сохнут, — сказал хозяин и утащил глиняные головы на печку.
— Ты нас, Петрушка, хоть этим потешь. — Атаман кивнул на старые мякишевые головки Скомороха и Воеводы.
Петруха посмотрел на вчерашние, готовые вот-вот рассыпаться мякишные головки. Теперь, когда у него уже были новые куклы, эти казались жалкими, постаревшими.
Ждущие глаза были устремлены на Петруху со всех сторон. Когда нищие последний раз видели скоморохов? Какие ещё развлечения, кроме ковша браги, купленного на собранную милостыню, или игры в зернь, ждали этих людей?
На голову Воеводы Петруха надел приготовленную для Попа шапку и сказал:
— Расскажу я вам потеху про игумена монастырского и скомороха алатырского. Дело, значит, в Алатыре было после масленицы, в великий пост, вот как сейчас. Скомороху в великий пост делать нечего — зубы на полку, хоть в лес иди, грызи ёлку. Ну и нанялся он в работники к игумену беспечального монастыря. Игумен скупой был, сам-то ел-пил, а работника голодом морил…
Петруха показал страдания голодного Скомороха, а кто-то из нищих сочувственно проговорил:
— Что с ярмом голодно да холодно, что без ярма… Так уж лучше по-нашему — сам себе барин!
События в кукольной потехе развивались так: игумен со скоморохом-работником поехали в соседний приход. Конечно, скупой игумен ничего с собой из еды не взял: дескать, меня, игумена беспечального монастыря, в каждой избе накормят да ещё с собой дадут!
Остаётся на ночлег игумен с работником в избе. Игумену неудобно у хозяев еды просить, так он посылает скомороха:
— Скажи мужику, что игумен, мол, есть очень хочет. Как я в избу приду да охну — пусть на стол подают. Как я второй раз охну — пусть меня за стол сажают. А третий раз охну — пусть со стола убирают, меня спать укладывают.
А работник, на то он и скоморох, сказал хозяевам так:
— Наш игумен беспечального монастыря — старец совестливый, жизни монашеской. Сам никогда ничего не попросит. Потому знайте: как он войдёт в избу да охнет — так ему давайте ковш студёной воды. Как второй раз охнет — сухарь, а третий раз охнет — спать кладите.
Так всё и пошло: охнул игумен первый раз — ковш воды получил. Второй раз охнул — корку хлебную. Сколько ни охал, а спать голодным лёг.
…Петруха начал сказывать и забыл о том, что у него всего две куклы. Поэтому, когда он дошёл до разговора скомороха с мужиком о ночлеге, то растерялся и замолк.
Атаман нищих понял его замешательство, снял с куклы, которая изображала Игумена, поповскую скуфейку и надел шапчонку, сделанную из кудели. Шапка, правда, больше походила на птичье гнездо, но все прекрасно поняли, что теперь эта кукла — Мужик.
А потом кудельная шапчонка перекочевала на голову Скомороха, и уже он как Мужик разговаривал с охающим Игуменом…
— Так дармоеду и надо! — сказал одноногий нищий, когда Петруха начал показывать муки голодающего Игумена. — Пусть порастрясёт чуток брюхо-то!
