Алексей Пантелеев - Разговор с читателем (Сборник статей)
Вот семилетний Вова Паршаев изображает зиму. Два многоэтажных городских дома. Из труб валит столбами дым. Третий дом в развалинах. А по заснеженной широкой улице идут - почему-то все в одном направлении - шесть женщин. Две из них волокут за собой санки, на санках - запеленутые в красную ткань, вытянутые, похожие на мумии - трупы. И спокойная, протокольно-бесстрастная подпись:
"Наступила зима, стало холодно"...
И еще подпись - под другим рисунком, другого мальчика:
"Это зимой бомбежка. Валяются трупы на улицах. Один везут на санках сваливать в сарай".
И еще:
"Мы завтракаем в бомбоубежище".
Это быт тех дней. Но дети не хотят, не любят, как правило, изображать быт. Они живут мечтой.
О чем же мечтал блокадный ребенок? Конечно, о еде. И - о победе.
Шестилетний Юра Павлов сделал очень хороший рисунок военного корабля и продиктовал такую подпись к нему:
"Когда я вырасту, буду капитаном. Я буду ехать по морю, вражеские корабли топить, а когда вернусь из плаванья, подъеду к вашему дому и привезу вам батоны, и шоколаду, и круглые булочки".
Да, победа мнилась и снилась этим маленьким мученикам в образе хлебных батонов, кусков сахара, "круглых булочек". Больше всего тронул меня чем-то беспредметный рисунок маленького Шурика Игнатьева. Хаотическое сплетение линий, вроде клубка колючей проволоки. Посередине что-то круглое. И пояснение трехлетнего автора:
"Это война, вот и все, а тут булка. Больше не знаю".
Поймет этот рисунок и прочтет, расшифрует эти слова только тот, кто сам был в те годы в Питере. Поймет бывшая питомица детского сада Л.С.Метлина, воспоминания которой о блокадном детстве цитируются в этой же книге:
"Под Новый год воспитатели посадили нас клеить гирлянды, игрушки. На каждый стол дали плошечку клея. Только отвернулись - а плошечки до дна вылизаны".
Не с нею ли рядом сидел и клеил эти гирлянды шестилетний мальчик Юра, слова которого тоже приводятся в книге:
"Я бы три дня не ел, только бы война кончилась!"
Кто поймет и оценит в полную меру горечь этой детской мольбы и силу этого обета!
Я не говорю здесь, в короткой заметке, о качестве рисунков, о неугасающей талантливости ребенка...
Не побоюсь громкого слова и скажу, что книгу эту с трепетом возьмет в руки всякий - и молодой, и старый, и тот, кто видел звериный лик фашизма, и тот, кто знает о нем понаслышке.
Спасибо ленинградке Е.Л.Щукиной, бывшему методисту Куйбышевского района по дошкольному воспитанию, собравшей и сохранившей этот удивительный материал.
1970
БЕЗ КОМПАСА
Летом 1944 года через Москву были проконвоированы пленные немцы - 57600 человек. В этот день я оказался в Москве и был свидетелем этого жалкого и вместе с тем величественного зрелища. Да, это было зрелище воистину эпической силы. Ровный, покорный шаг, тяжелый усталый топот, который мог быть грозным, а оказался унылым, - все это лучше всяких газетных статей и оперативных сводок говорило о еще не завоеванной нами, еще далекой, но уже несомненной победе. И среди многих чувств, волновавших меня в этот жаркий июльский день, было одно, может быть, самое сильное: гордость за нашего человека, так много вынесшего от этих серо-коричневых мундиров и все-таки не опустившегося до мелкой мести, сохранившего в себе полную меру человечности и благородства.
Пленных вели из одного конца города в другой, от заставы к заставе, и на всем этом долгом пути не было ни одного эксцесса, ни одной грубой выходки, ни одного злобного или оскорбительного выкрика.
Впрочем, позже я узнал, что один "эксцесс" все-таки был. Вечером я зашел в гости к друзьям, и там одна совсем молоденькая женщина, учительница начальной школы, со смехом рассказала, что, когда немцев вели через Крымский мост, два мальчика, забравшись на железный парапет моста, обстреляли "фрицев" из рогаток.
Этот рассказ вызвал дружный смех. Только одна пожилая женщина, тоже учительница, не засмеялась, а сказала:
- Этих мальчиков дурно воспитали.
На нее накинулись:
- Ну, как вы можете так говорить! Разве мы с вами вправе судить этих мальчишек?!. Кто знает, может быть, у них отцы или братья погибли от рук фашистов...
- И даже наверняка погибли, - ответила старая учительница. - Но кто вам сказал, что я обвиняю мальчишек? Нисколько. Я не их обвиняю, а тех, кто их воспитал. Им не внушили элементарных законов чести, не объяснили старого русского воинского правила: лежачего не бьют.
...А как важно знать, и помнить, и не забывать эти старые, мудрые правила, и верить в их категорическую императивность с той верой, с какой верит в нее ребенок. Для ребенка не существует того, что мы, взрослые, называем "исключениями". Об этом очень хорошо сказал в свое время Житков:
"Если взрослый говорит: "Никогда не ври", то для ребенка "никогда" это вечное и во всяких случаях и, уж конечно, в тех, когда больше всего хочется и нужней всего соврать. Для взрослого это: "Ну, конечно, не до идиотизма! Бывают, знаете, такие случаи...", - для ребенка вся торжественная яркость этой абсолютности слова "никогда" сразу тухнет, и слово это уже расплевано, растоптано до тоски и обиды".
Вот эта приблизительность и относительность этических требований - зло, которого мы в повседневности не замечаем, но которое тем не менее живет, растет и дает плоды. И плоды весьма горькие.
Не здесь ли мы должны искать корни тех явлений, которые так волнуют последнее время наше общество? Я говорю о недостойном поведении некоторой части нашей молодежи. В этих случаях принято оговариваться: незначительной части. Незначительной, да, но не такой уж ничтожной, чтобы можно было не бить тревогу. И тревогу мы бьем. Редко бывает, что развернешь газету и не наткнешься там на материал, обличающий молодых бездельников, стиляг, тунеядцев, фарцовщиков, бездушных сыновей и т.д. и т.п. Законны и справедливы требования тех, кто считает, что бездельников этих нужно учить и наказывать. Но при этом не стоит, пожалуй, забывать, что наказание никогда не было наилучшим средством разумного воспитания. Продолжая вести самый серьезный разговор с шестнадцатилетним или двадцатилетним лоботрясом, мы должны очень крепко задуматься о просчетах нашего воспитания в целом.
...Я очень хорошо знаю, какую огромную и полезную работу ведут наши газеты, радио и телевидение. У нас есть отличные детские газеты. Но все ли они заслуживают такой высокой оценки? Нет, если говорить честно, далеко не все и далеко не всегда.
Есть газеты скучные, серые, усыпительные. Это скверно, но это все-таки полбеды. Полная беда, когда в газете печатаются статьи беспринципные, то есть такие, авторам которых не всегда ясно, что такое хорошо и что такое плохо.
Вот передо мной лежит газета. Одна из многих областных газет пионеров и школьников. На четвертой полосе в углу притулился скромный отдел "Уголок смекалки". И в этом отделе мелким шрифтом напечатана совсем крохотная заметочка:
"Три товарища решили изготовить три фотоальбома. Двое для этого купили в магазине 7 листов цветного картона, первый - три листа, второй - четыре, а третий купить картон не успел. Ребята выручили его: из семи листов сделали три одинаковых альбома. За это третий дал своим друзьям 7 больших яблок.
Как должны поделить яблоки первые два товарища?"
Знаю, что найдутся люди, которые скажут: "Ерунда! Стоит придираться к арифметической задаче!" Но вдумайтесь в смысл, вглядитесь в идеологию этой задачи!
Мало того, что ребята выручили своего товарища за семь больших яблок, они еще и эти яблоки делят не пополам, а соразмерно той доли, которую каждый из них вложил в эту "выручку". Дело не только в том, что такие задачи сами по себе портят ребят, прививают им мелкособственнические, крохоборские взгляды, а в том еще, что задача эта, ее публикация в газете, свидетельствует об отсутствии какого-либо морального критерия у редакции. Начинаешь приглядываться к этой газете и убеждаешься в справедливости своих подозрений - когда через несколько дней натыкаешься на такое вот интервью, данное корреспонденту газеты четырнадцатилетним чемпионом по плаванию:
"В заплыве на 100 метров вольным стилем я состязался с четырьмя чемпионами разных городов. Среди них был чемпион страны X. Я подметил раньше, что, когда его обгоняют, он теряет выдержку. Со старта я сделал сильный рывок. X. сбился с темпа, и я выиграл эту трудную дистанцию".
Юный спортсмен может и не понимать, что он поступил дурно, нечестно, что он не обогнал, а обманул соперника. Но - редакция! Неужели редактор не почувствовал, что заметка эта могла бы украсить какой-нибудь дореволюционный бульварный листок и не к лицу газете советской, да еще пионерской?!..
Вот другая заметка, в том же духе и в том же стиле.
Идет бойкий рассказ о том, как некий молодой спортсмен не мог пробиться сквозь толпу болельщиков и попасть на соревнования, в которых он участвовал.
"Неожиданно раздался громкий голос:
