Галина Смирнова - Максимка, Толик и каляки-маляки
Потом Сонечка стала вырезать из плотного белого картона коньки всех размеров для всех своих кукол, она прицепляла их тонкой проволокой, и однажды все её куклы превратились в фигуристок.
В тот день из детской поликлиники пришёл врач, похожий на Доктора Айболита, после долгого осмотра он сказал:
– Мы, Сонечка, делаем всё возможное, и ты непременно поправишься, но тебе надо помочь нам, врачам. Ты должна делать специальную лечебную гимнастику, – доктор улыбнулся. – Хорошо?
– Хорошо, – кивнула Соня.
Уходя, доктор сказал маме:
– Знаете, вы порадуйте Сонечку чем-то особенным. Что она хочет больше всего?
– Больше всего? – переспросила мама.
– Да, о чём она мечтает?
Мама ответила сразу, не задумываясь:
– О коньках.
– Странно, – удивился доктор, – я думал, это будет какая-нибудь говорящая кукла. Постойте, как коньки? Она же…
– Да, она не ходит, – грустно ответила мама, – но может быть, поэтому она и хочет коньки, чтобы встать и… и покатиться по льду.
Доктор смущённо пожал плечами, простился и ушёл.
Мама тяжело вздохнула – коньки были так дороги!
Перед Новым годом пришло радостное известие – группу юных фигуристов, занимающихся в Ледовом Дворце спорта, отправляли на несколько дней заграницу в небольшой европейский город, откуда летом приезжали молодые спортсмены, это был приятный для всех культурный обмен.
Среди везунчиков, кого отобрали ехать, была и Люба.
Небольшой городок в центре Европы настолько удивил Любу своей непохожестью на всё известное и увиденное ранее, что какое-то время она думала: «Это сон!»
Но белые двухэтажные дома с красными черепичными крышами и цветами на окнах были настоящими, как настоящей и живой была обезьянка на плече шарманщика, играющего у ратуши, по городку разъезжали позолоченные кареты, запряжённые лошадкой, покрытой красной попоной, гуляли туристы, слышалась разноязыкая речь, а из маленьких кафе доносился вкусный запах свежей выпечки.
Всё это было похоже на ожившую сказку, и казалось, что из-за поворота вот-вот появится карета со Снежной Королевой, или пройдёт рядом Стойкий Оловянный Солдатик, или вихрем промчится на олене спасать Кая смелая девочка Герда, и виделось, что где-то, в уютном, маленьком кафе, Дюймовочка пьёт чай с пшеничным зёрнышком.
Но сказка когда-нибудь кончается, и в последний день тренер повёл юных фигуристов в магазин, чтобы они купили своим близким недорогие сувениры.
Чего только не было в сверкающих, нарядных магазинах, а Люба увидела коньки, аккуратные, белоснежные, увидела и остановилась, как вкопанная, любуясь ими.
– Люба, не отставай, – рядом стоял тренер Василий Петрович, – в чём дело?
И Люба стала рассказывать про Сонечку.
Вокруг собрались её друзья-фигуристы, все они были заграницей впервые.
Когда Люба закончила рассказ, наступило молчание.
– Знаете, ребята, – нарушила тишину Катя, – давайте купим коньки для Сонечки. А наши сувениры…
– Наши сувениры купим подешевле, – Саша полез в сумку за кошельком.
Основная сумма на коньки была собрана из денег Василия Петровича и Любы, остальное добавили ребята.
Сонечка проснулась рано утром.
За окном падал снег, синий рассвет разливался по комнате, пахло ёлкой, и было очень тихо.
Она посмотрела на подоконник, заставленный игрушками – на всех зайчиках, ёжиках, мишках и принцессах были белые коньки из картона.
«Нарисую сегодня для мамы открытку с Дедом Морозом и Снегурочкой, но они будут на коньках», – подумала Соня и стала размышлять, как бы получше нарисовать всё это.
– С добрым утром! – услышала она голос мамы. – Посмотри под ёлку, дочка!
– Коробка. Большая коробка. Там кукла?
Сонечка открыла коробку и… и заплакала.
– Коньки… конёчки…
Ровно через год на катке Ледового Дворца спорта начался новогодний концерт, в котором участвовали не только уже состоявшиеся фигуристы, но и начинающие, среди которых выделялась худенькая девочка лет семи, на ней были сверкающие белые коньки, и хотя на льду она держалась не очень уверенно, но глаза сияли такой радостью, будто на всём свете никого счастливее не было… её звали Соня.
Алёшка белый декабрист
Подоконник был широкий, старый, обшарпанный, с трещиной по всей длине, Алёшка сидел в уголке, поджав ноги, и отковыривал от него чешуйки почти стёртой, белой краски.
В противоположном углу на подоконнике стоял в поржавевшем ведёрке раскидистый, большой цветок с плотными, тугими, изрезанными листьями.
Ведёрки менялись из года в год на бо́льшие по размеру, но почему-то на такие же потрёпанные, цветок рос, но никогда, ни разу не цвёл.
Алёшка слышал, что уборщица баба Поля называла его декабрист, но не понимал почему так, а не ноябрист или октябрист, например.
Он уже знал не только месяцы года, но умел считать, знал буквы и даже понемногу складывал из них слова, ему было пять лет.
Алёша любил сидеть на подоконнике в раздевалке, отсюда видны были ворота и забор детского дома, была видна часть улицы со своей, незнакомой для него жизнью – машины, мамы с колясками, автобусы, пешеходы, дети, собачки на поводке.
Вдоль стен этой маленькой комнаты стояли узкие, окрашенные голубой краской, шкафчики для одежды с приклеенными на них картинками фруктов – кому какой достался.
Алёше достался зелёно-полосатый арбуз с большим, отрезанным ломтиком, который был в углу картинки, и всякий раз, когда Алёша открывал-закрывал свой шкафчик, он трогал этот спелый ломтик, как-будто брал его в руки чтобы съесть.
Напротив входной двери в раздевалке была сушилка, представляющая собой шкаф с дверцами, внутри которого стояла большая батарея, на ней и сушились детские вещи после прогулки.
Алёша часто залезал в этот шкаф, садился на пол рядом с батареей – тепло, уютно, и играл с какой-нибудь игрушкой, ему нравилось быть одному.
Алёшка прижался носом и губами к холодному стеклу окна, и снаружи его худенькое, бледное личико стало похожим на маленького поросёнка Ниф-Ниф, а может Наф-Наф или Нуф-Нуф из книжки с красивыми картинками, которую он любил смотреть, и которую воспитательница часто читала.
Таким его и увидела впервые Аля, когда вошла в ворота детского дома.
Аля вышла замуж за Николая в институте, они любили, понимали и доверяли друг другу, им было хорошо вместе.
И с квартирой повезло – бабушка Коли уехала к детям, оставив квартиру внуку. Сделали ремонт, обставились, жили тихо, мирно, счастливо, и все бы хорошо, но не было деток.
На четвёртый год замужества начались для Али бесконечные, мучительные обследования, анализы, лечение, лечение, поездки в санаторий, и всё без успеха.
Ещё через два года она стала паломницей по монастырям, церквям, храмам, ездила одна и с мужем, последний раз они были в Троице-Сергиевой Лавре. Выходя из Собора Лавры и глядя на жену, Николай вдруг отчётливо понял – сегодня она решила для себя что-то очень важное и как-будто успокоилась.
Так и было.
– Возьмём девочку из детского дома, – тихо и твёрдо сказала Аля.
Аля и Коля шли по длинному коридору на встречу с директором детского дома, когда одна из боковых дверей впереди них открылась, из неё вышла пожилая воспитательница, а за руку с ней шёл худенький, белобрысый, вихрастый мальчик лет пяти, одетый в клетчатую рубашку с засученными рукавами и колготки.
Колготки были старые, с вытянутыми коленками и истёртыми пятками, торчащими из-под сношенных сандалик, они были так велики, что натянуты были поверх рубашки почти до подмышек, и малыш всё время их подтягивал.
Мальчик неожиданно оглянулся, Аля увидела серьёзное личико и большие глаза.
И эта картина – удаляющаяся по длинному, казалось, бесконечному коридору худенькая фигурка малыша, в растянутых, немыслимого абрикосового цвета колготках и стоптанных сандаликах, за руку с воспитателем осталась в её памяти навсегда.
Алёшу уже знакомили с новыми родителями, но всякий раз при встрече с ними внутри него что-то замыкалось, захлопывалось, он не мог общаться, говорить, казался невоспитанным и даже диковатым, и никто не хотел поэтому продолжения знакомства.
Он сидел на диване, когда в кабинет директора детского дома вошла Аля с мужем, и ему показалось, что вошло солнце, как-будто тёплый свет исходил от этой невысокой женщины с милым, милым лицом и лучистыми, умными глазами, в уголках которых притаилась тихая грусть. Документы собрали быстро, и всё шло к счастливому концу.
В тот день за рулем машины была Аля, Коля сидел рядом и не был пристегнут… лобовое столкновение.
Пассажиры столкнувшейся машины отделались царапинами, у Али переломы, ушибы, тяжёлое сотрясение, а Николай-Коля-Коленька… его не стало.
Аля четыре месяца лежала в больнице, потом училась заново ходить, есть, училась снова жить.
И всё это время рядом с ней был друг Коли – Константин, и без него Аля, наверное, не вынесла бы того, что испытала. Аля и Костя стали мужем и женой.
