Наталья Дурова - Мой дом на колёсах (сборник)
Зато я замечаю всё, что он делает. Нетерпение он выражает быстрыми кивками головы, с пофыркиванием, похожим на человеческое «ч-чих!». «Ч-чих, ч-чих!» значит: «Почему не даёте вовремя кушать?»
Теперь кроме молока Витя получает три раза в день нечто вроде рыбной каши. Я, как заправский повар, готовлю её по рецепту: четыре килограмма трески, одно яйцо, сто граммов глюкозы, три шарика с поливитаминами и четыре ложки рыбьего жира, да ещё немного костной муки.
Итак, за дело! Удаляю все косточки в рыбном филе, потом на мясорубке промалываю фарш и добавляю остальное.
– Ну как сегодня каша? Хороша?
В ответ кивок головы. Так Витя учится кланяться: за каждый кивок – порция каши. Ну а забавный «чих» тоже можно использовать.
– Скажи мне, Витя, если мальчики и девочки не слушаются зимой на прогулках своих мам и бабушек, что с ними потом произойдёт?
– Ч-чих! Ч-чих!
– Совершенно правильно: насморк, грипп. Молодец, что ты им напомнил об этом. Пусть посмотрят на тебя и убедятся, как это может выглядеть в разговоре… Добрый день!
– Ч-чих!
– Вы сегодня гуляли?
– Ч-чих!
– И мороженое ели?
– Ч-чих!
– Значит, вы не здоровы?
– Ч-чих!
– Итак, сплошной «чих» вместо человеческих слов, и всё от простуды. Придётся таких ребят срочно лечить. Нужно закаляться, постараться быть моржами, ведь некоторые ваши родители, бабушки и дедушки стали моржами, даже зимой плавают.
Это я говорю, думая, что даже маленькому моржонку, прежде чем стать настоящим моржом, нужно ещё многому научиться, а главное – вырасти.
Вот появились у Вити усы, и верхняя губа стала похожей на нейлоновую одёжную щётку. Большой морж умеет управлять усами, ведь на них он и поднимает свою добычу со дна. Усы очень интересные: сами могут то дыбом встать, то опуститься. Но Витя добычу со дна морского не поднимает, а рыбную свою кашу получает у меня из рук.
Стала я замечать, что первые пышные усы он заставляет заниматься плохим делом. Подтянет самый длинный нижний ус, прикусит его и, странно булькая, начинает по нёбу водить своим мягким языком.
– Эге, братец! Очень скверно ты с усами обращаешься. Мне совсем не нужны твои кривые клыки и плохие зубы. Значит, ты решил усами зубы, которые режутся, щекотать – это нехорошо. Я не знаю, что в таких случаях на острове тебе должна была давать мама-моржиха, но маленьким ребятам дают пластмассовые колечки. А тебе что дать? Ты же в год в пять раз больше, чем любой годовалый малыш. Получай большой мяч, я специально его наколола, чтобы туда попадала вода. Занимайся игрушкой. Мяч утонет – поищи и принеси мне. Так пройдёт зубная боль, и ты, быть может, постепенно научишься играть в водное поло, а потом, на арене, – в сухопутный волейбол.
Хоть Витя и рос так, как подобает моржатам на воле, никто в нём пока не видел Витязя. И вот однажды своей ребяческой шалостью он доказал, что сила в нём уже богатырская. Правда, к такому заключению мы пришли потом, а пока я в слезах и панике металась возле пустой клетки и бассейна, в котором застыло зеркало воды.
– Спускайте же воду в бассейне – наверное, случилось несчастье.
– Нет, всё проверили шестами. Бассейн пуст, там никого нет. Скажите, а следы у моржей есть?
– Конечно, есть. Большая мокрая полоса, как борозда. Но если он сбежал давно, то вода просохла, и тогда…
– Что же вы хотите сказать? Что ваш морж испарился? Слушайте, не может триста килограммов живого веса бесследно исчезнуть, да к тому же возле оркестра свалили громадный прожектор, масса битого стекла, – уж не ваш ли Витязь постарался?
Я бегу по конюшне и застываю в ужасе: возле чужих клеток бурых медведей – мокрая полоса Витиного следа. Неужели он стал бороться с этими медведями? Хоть не белые, другого цвета, но всё равно враги. Бедный, что с ним? Возле клеток след обрывается большой пахучей лужицей. Это или от страха, или от усталости. Теперь я знаю, что он жив. И снова тревога: десятки угроз у малыша на пути. Скорее спешу туда, где битое стекло. Не принял ли его мой глупый путешественник за лёд? Прожектор свален сверху, из оркестра. Здесь Витязя нет. И вдруг сверху эхо доносит знакомые звуки: сладкий храп Витязя.
– Такой музыки давно в оркестре не было. Великолепный джаз – и свист, и скрежет!
Кто-то смеётся мне в спину, а я по крутой лестнице взбираюсь наверх и… вместо строгого выговора проказнику застываю с умилённой улыбкой. Посасывая во сне педали рояля, среди поломанных стульев и пюпитров сладко спит усталый морской Витязь – морж.
Теперь это бесспорно, ведь только богатырскому плечу под силу сдвинуть решётку из железных прутьев толщиной в два пальца, не говоря уже о громадном прожекторе-пушке весом почти пять пудов.
– Какое же наказание ожидает вашего путешественника? – интересуются все работники цирка, а я, показывая на английскую соль и клизму, серьёзно отвечаю:
– Вот и наказание: срочно клизма, чтобы желудок был чист, а на решётку – замок, чтобы шалости не повторялись.
И всё же мне иногда становится не только радостно при виде Вити-Витязя, но и больно. Слишком часто по-прежнему мне приходилось объяснять, что он – морж. Он доставлял радость своей необыкновенностью буквально всем, и только тем, у кого было сердце, как у Снежной королевы, Король Севера внушал чувство ненависти.
«Почему? – задавала я себе вопрос. – Почему невзлюбила его дрессировщица бульдогов? Почему он так не нравится фокуснику?»
Витя не догадывался о моих грустных раздумьях, чувствуя те же привычные руки и видя меня всё такой, какой в первый раз впустил в своё детство.
Теперь моржонок всё чаще стал появляться на манеже. Он низко кланялся, отвешивая почтительные поклоны публике, играл в волейбол, лихо копировал первоклашек, не выучивших урока, листал букварь и показывал, чего именно не должны делать ребята в школе: драться, обливать друг друга водой и, естественно, курить.
Бутафорская трубка богатыря, наполненная пудрой, доставляла ему удовольствие. Едва он делал вздох, как над трубкой взвивалось облачко пудры, похожее на дым. Витя с любопытством начинал следить за тем, как оно оседает, а потом уморительно качать головой, чихать, кашлять, валяться.
– Молодец! Молодец, Витенька! Готовься к премьере!
Она наступила для него и всех неожиданно. Я готовила сюрприз. Мне хотелось поспорить с фокусником и дрессировщицей бульдогов. Теперь я знала, отчего шла их ненависть к малышу. Первый не мог своими искусственными чудесами затмить живое чудо природы, ну а вторая, та просто была злой и недалёкой, с глазами, где вместо зрачков, казалось мне, были вставлены копеечные монеты. По-бульдожьи такие случайные тётеньки, оказавшиеся по стечению обстоятельств дрессировщиками, мёртвой хваткой цеплялись за живые существа, видя в них только механизм, поставляющий деньги.
– Бульдог не морж! Если эту страхолюдину морскую выставить напоказ – уже будет успех, а с собаки что возьмёшь – все знают, что такое собака.
«Ну и речи – как в злой сказке!» – про себя вспоминала я этот разговор, оберегая Витязя от дурных глаз.
И вот премьера. Я у губ чувствую микрофон, а спиной ощущаю волнение моржонка, которого уже выкатывают в клетке на манеж.
– Добрый день, дорогие друзья! Сегодня я приготовила вам сюрприз. Я покажу вам то, чего вы никогда не видели вблизи. Это единственный экземпляр в мире: на арене цирка дрессированный морж! Только прошу вас строго не судить его первое выступление, ведь он ещё грудной ребёнок – ему всего один год и два месяца. А зовут его Витязь.
С пышным голубым бантом взбирается на тумбу Витя, и по притихшему залу, потом по овациям, которые схожи с буйством Северного Ледовитого океана, когда крошатся льдины по весне, я убеждаюсь: появился новый артист-морж. Он – маленькое северное чудо, которое я буду показывать всем хорошим людям, будь они малыши или взрослые.
Ну а про фокусника и дрессировщицу бульдогов нужно просто забыть, как забыл Витязь про белых страшных медведей. Здесь, в цирке, даже бурые медведи в его путешествии оказались друзьями. Пусть так и будет. Я постараюсь, чтобы в цирке у Вити не было врагов. Он растёт королём манежа, растёт, становится Витязем, уникальным явлением на арене – единственным в мире дрессированным моржом.
Галашка – живой Чебурашка
Я видела живого Чебурашку. Самого настоящего. Растопырив уши и подняв хрупкую, тонкопалую ручку, шипя при этом, он пытался отбить любое вмешательство в свою судьбу.
Живой Чебурашка, контрабандист в кавычках, перелетел границу на грузовом самолёте. Ночью в Конго он, должно быть, увлёкся вкусным ужином да и не заметил, как угодил в картонную коробку, где были упакованы диковинные дары африканского леса. Его в этой коробке устраивало всё: дурманящий аромат, стрекот лакомых кузнечиков, очутившихся вместе с ним, а главное – темнота. Темнота, которая может длиться долго-долго. Живой Чебурашка был доволен и сыт. Он погасил фонарики своих глаз, предусмотрительно сделал из ушей кулачки, а потом кулачками, как пробками, отгородился от всяких звуков и, свернувшись калачиком, уснул в банановой кисти, как в громадном гамаке.
