Алексей Толстой - Сказки
А леший в иные леса ушел - не понравилось.
ПОЛКАН
На весеннем солнышке греется пес Полкан.
Морду положил на лапы, пошевеливает ушами - отгоняет мух.
Дремлет пес Полкан, зато ночью, когда на цепь посадят, - не до сна.
Ночь темна, и кажется все - крадется кто-то вдоль забора.
Кинешься, тявкнешь, - нет никого. Или хвостом по земле застукает, по-собачьи; нет никого, а стукает...
Ну, с тоски и завоешь, и подтянет вон там, за амбаром, зальется чей-то тонкий голос.
Или над поветью глазом подмигивать начнет, глаз круглый и желтый.
А потом запахнет под носом волчьей шерстью. Пятишься в будку, рычишь.
А уж жулики - всегда за воротами стоят, всю ночь. Жулика не страшно, а досадно - зачем стоит.
Чего-чего не перевидишь ночью-то... охо, хо... Пес долго и сладко зевнул и по пути щелкнул муху.
Поспать бы. Закрыл глаза, и представилась псу светлая ночь.
Над воротами стоит круглый месяц - лапой достать можно. Страшно. Ворота желтые.
И вдруг из подворотни высунулись три волчьих головы, облизнулись и спрятались.
"Беда", - думает пес, хочет завыть и не может.
Потом три головы над воротами поднялись, облизнулись и спрятались.
"Пропаду", - думает пес.
Медленно отворились ворота, и вошли три жулика с волчьими головами.
Прошлись кругом по двору и начали все воровать.
- Украдем телегу, - сказали жулики, схватили, украли.
- И колодец украдем, - схватили, и пропал и журавль и колодец.
А пес ни тявкнуть, ни бежать не может.
- Ну, - говорят жулики, - теперь самое главное!
"Что самое главное?" - подумал пес и в тоске упал на землю.
- Вон он, вон он, - зашептали жулики.
Крадутся жулики ко псу, приседают, в глаза глядят.
Со всею силою собрался пес и помчался вдоль забора, кругом по двору.
Два жулика за ним, а третий забежал, присел и рот разинул. Пес с налета в зубастую пасть и махнул.
- Уф, аф, тяф, тяф...
Проснулся пес... на боку лежит и часто, часто перебирает ногами.
Вскочил, залаял, побежал к телеге, понюхал, к колодцу подбежал, понюхал - все на месте.
И со стыда поджал пес Полкан хвост да боком в конуру и полез.
Рычал.
ТОПОР
Пошел топор по дрова. Постукивает по горелым пням, посмеивается:
- Моя воля: хочу - зарублю, хочу - мимо пройду, я здесь хозяин.
А в лесу березка росла, веселенькая, кудрявая, старым деревьям на радость. И звали ее Люлинькой.
Увидал топор березку и стал куражиться:
- Кудрявая, я тебе покудрявлю, начну рубить, только щепки полетят...
Испугалась березка.
- Не руби меня, топор, мне больно будет.
- А ну-ка, поплачь!
Золотыми слезками заплакала березка, веточки опустила.
- Меня дождик в невесты сватал, мне жить хочется.
Захохотал железный топор, наскочил на березку, - только белые щепки полетели.
Заугрюмились деревья, и пошло шептать про злое дело по всему лесу темному, вплоть до калинового моста.
Срубил топор, повалилась березка и, как была, легла, кудрявая, в зеленую траву, в цветы голубые.
Ухватил ее топор, домой поволок. А идти топору через калиновый мост.
Мост ему и говорит:
- Ты это зачем в лесу озорничаешь, сестер моих рубишь?
- Молчи, дурак, - огрызнулся топор, - рассержусь и тебя зарублю.
Не пожалел спины, крякнул, и сломался калиновый мост. Топор шлепнулся в воду и потонул.
А березка Люлинька поплыла по реке в океан-море.
ВОРОБЕЙ
На кусту сидели серые воробьи и спорили - кто из зверей страшнее.
А спорили они для того, чтобы можно было погромче кричать и суетиться. Не может воробей спокойно сидеть: одолевает его тоска.
- Нет страшнее рыжего кота, - сказал кривой воробей, которого царапнул раз кот в прошлом году лапой.
- Мальчишки много хуже, - ответила воробьиха, - постоянно яйца воруют.
- Я уж на них жаловалась, - пискнула другая, - быку Семену, обещался пободать.
- Что мальчишки, - крикнул худой воробей, - от них улетишь, а вот коршуну только попадись на язык, беда как его боюсь! - и принялся воробей чистить нос о сучок.
- А я никого не боюсь, - вдруг чирикнул совсем еще молодой воробьеныш, - ни кота, ни мальчишек. И коршуна не боюсь, я сам всех съем.
И пока он так говорил, большая птица низко пролетела над кустом и громко вскрикнула.
Воробьи, как горох, попадали, и кто улетел, а кто притулился, храбрый же воробьеныш, опустив крылья, побежал по траве. Большая птица щелкнула клювом и упала на воробьеныша, а он, вывернувшись, без памяти, нырнул в хомячью нору.
В конце норы, в пещерке, спал, свернувшись, старый пестрый хомяк. Под носом лежали у него кучка наворованного зерна и мышиные лапки, а позади висела зимняя, теплая шуба.
"Попался, - подумал воробьеныш, - я погиб..."
И зная, что если не он, так его съедят, распушился и, подскочив, клюнул хомяка в нос.
- Что это щекочет? - сказал хомяк, приоткрыв один глаз, и зевнул. А, это ты. Голодно, видно, тебе, малый, на - поклюй зернышек.
Воробьенышу стало очень стыдно, он скосил черные свои глаза и принялся жаловаться, что хочет его пожрать черный коршун.
- Гм, - сказал хомяк, - ах он, разбойник! Ну, да идем, он мне кум, вместе мышей ловить, - и полез вперед из норы, а воробьеныш, прыгая позади, думал, какой он, воробьеныш, маленький и несчастный, и не надо бы ему было совсем храбриться.
- Иди-ка сюда, иди, - строго сказал хомяк, вылезая на волю.
Высунул воробьеныш вертлявую головку из норы и обмер: перед ним на двух лапах сидела черная птица, открыв рот. Воробьеныш зажмурился и упал, думая, что он уже проглочен. А черная птица весело каркнула, и все воробьи кругом нее попадали на спины от смеха - то был не коршун, а старая тетка ворона...
- Что, похвальбишка, - сказал хомяк воробьенышу, - надо бы тебя посечь, ну да ладно, поди принеси шубу да зерен побольше.
Надел хомяк шубу, сел и принялся песенки насвистывать, а воробьи да вороны плясали перед норой на полянке.
А воробьеныш ушел от них в густую траву и со стыда да досады грыз когти, по дурной привычке.
ЖАР-ПТИЦА
У царевны Марьяны была нянька Дарья.
Пошла Дарья на базар, купила кенареечную птичку и повесила на окно. Царевна Марьяна в кровати лежит и спрашивает:
- Нянька, а как птицу зовут?
- Кенареечная.
- А почему?
- Потому что конопляное семя ест.
- А где ее дом?
- На солнышке.
- А зачем она ко мне прилетела?
- Чтобы тебе песни петь, чтобы ты не плакала.
- А если заплачу?
- Птичка хвостом тряхнет и улетит.
Жалко стало царевне с птичкой расстаться, глаза Марьяна потерла и заплакала.
А птичка хвостом тряхнула, открыла клетку, шмыг за окно и улетела.
Принялась Дарья царевне Марьяне глаза фартуком вытирать и говорит:
- Не плачь, я сбегаю, великана Веньку позову, он птичку нам поймает.
Пришел высокий великан Венька, о четырех глазах - два глаза видно, а два не видно.
Постоял Венька и говорит:
- Я есть хочу.
Принесла ему Дарья горшок каши. Великан кашу съел и горшок съел, нашел нянькины башмаки и башмаки съел - такой был голодный, - рот вытер и убежал.
Прибегает великан в Марьянин сад, а в саду на яблоне кенареечная птичка сидит и клюет красные яблоки. Великан и думает: что ему сначала схватить - яблоко или птичку?
И пока думал, явился лютый медведь и говорит:
- Ты зачем кенареечную птицу ловишь? Я тебя съем.
И стал медведь лапой землю скрести. Великан испугался, сел на дом и ноги поджал, а птичка шмыг в кусты и улетела за озеро.
Огорчился великан и принялся думать, как ему медведя перехитрить; придумал, - нарочно испугался и закричал:
- Ой, рыжий бык бежит, ой, боюсь!
Медведь одного только рыжего быка и боялся на свете, сейчас же лег на бок и морду в кусты засунул - спрятался.
А великан с крыши слез и к озеру побежал. Озеро было длинное - не перейти, а на той стороне на ветке птичка сидит.
Великан был догадливый, сейчас же лег на берег и стал озеро пить.
Пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил и выпил все озеро вместе с лягушками.
Встал на четвереньки и побежал за птичкой пе сухому дну.
А птичка дальше в темный лес улетела. Неудобно великану по лесу идти, деревья за подмышки задевают, озеро в животе с лягушками плещется, и настает темный вечер.
По вечерам лягушки квакать привыкли, и принялись они в животе у великана громко квакать.
Великан испугался, стал аиста звать. Проснулся белый аист; стоял он на одной ноге на сухом пеньке; глаза протер, подождал, пока луна взойдет, чтобы виднее было, подлетел к великану и говорит:
- Раскрой рот.
Великан раскрыл рот, аист туда голову сунул, поймал лягушонка и проглотил.
Тогда кричит из живота лягушиный царь:
- Прогони белого аиста, я тебе сундучок подарю, без него птички не поймаешь.
Великан знал, что лягушиный царь - честный, рот закрыл и говорит:
- Уходи, белый аист, чай, уж наелся.
