Жаклин Келли - Удивительный мир Кэлпурнии Тейт
– Мне дела нет, кто он, убери эту тварь из моей раковины!
– Да я просто…
– Если твоя мама увидит это на кухне, я потеряю работу.
– Что? Не говори глупости!
Это выше моего понимания. Мама уволит Виолу? Виола появилась у нас еще до моего рождения, даже до рождения Гарри. Да без нее весь дом рухнет.
– Ничего не глупости. Марш из кухни! Живо!
Я обиженно отступаю. Несу Сэра Исаака в конюшню, пусть вволю побрызгается в поилке. Кажется, он остался доволен.
А еще растет наша дружба с попугаем. Мы скрепили ее в тот день, когда я принесла Полли персик, целый персик ему одному. Он прямо замурлыкал от удовольствия. Даже косточка пригодилась – точить клюв.
Интересно, ему хотелось бы попугаиху для компании? Если да, то где ее раздобыть? Дедушка говорил, что попугаи живут по сто лет. Жалко, что он проведет сто лет в одиночестве, без пары. Хотя мистер О’Фланаган хорошо о нем заботится, в теплую погоду выносит на воздух и поливает из шланга. Полли подставляет крылья под струи воды и кружится в экстазе. Потом мистер О’Фланаган сажает Полли на жердочку возле конторы, неподалеку от стариков-ветеранов, без конца вспоминающих войну. Они ненадолго перестают жевать жвачку и переключают внимание на попугая. Пытаются научить его новой фразе «Юг воспрянет!». Но Полли не до них, он любит только мистера О’Фланагана, ему не нужен другой хозяин. Он даже говорить начал с ирландским акцентом. Когда у попугая выпало малиновое перо длиной в фут, О’Фланаган сберег его для меня. Это настоящее сокровище! Спорим, ни у кого такого нет. Ни у одной девочки в Техасе!
Как-то после ужина мама достала из-за корсажа письмо.
– Папа и Гарри добрались до побережья. Завтра они поплывут в Галвестон на «Королеве Бразории». Я знаю, все ваши мысли, все ваши молитвы – с ними.
Торжественную тишину нарушил тоненький голосок Джей Би.
– Папочка поплывет на лодке? Можно мне с ним?
Мама слабо улыбнулась.
– Нет, малыш. Не сейчас.
– Но мне так хочется, мамочка! Ужасно хочется!
– Начинается, – ворчит Ламар.
У Джей Би сейчас истерика начнется, а Ламар только масла в огонь подливает. Я беру малыша на руки и уношу из-за стола.
– Хочешь, я расскажу тебе сказку?
Он перестает хныкать.
– Про лодки?
– Могу и про лодки.
– Кэлли, я люблю лодки.
Он улыбается сквозь слезы. И сопли.
По-моему, он ни разу в жизни не видел лодки.
– Знаю, малыш. Давай умоемся, и я расскажу тебе сказку про лодки. Там будет много-много лодок. Сколько хочешь. А кто твоя любимая сестра?
– Ты, Кэлли! – смеется брат.
Это наша старая шутка. Никогда не надоедает.
Я чистила зубы перед сном и пыталась представить себе Финчей в палаточном лагере на берегу. Никогда не видела моря, только в книжках читала. Океан казался мне чем-то таинственным, непостижимым. На что он похож? Как пахнет?
Конечно, я хорошо знала свою любимую реку, но мысли о приливах, отливах и волнах, об огромной, постоянно меняющейся массе воды дурманили и волновали меня. «Я хочу увидеть океан» – такой пункт я внесла в новогодний список желаний, когда заканчивался 1899 год и наступал 1900 год, а с ним и новый век. (Кстати, тогда же я загадала, что хочу увидеть снег.) Я никогда не уезжала дальше Остина, а это всего сорок пять миль. Хотя моя жизнь оставалась гнетуще сухопутной, в мечтах я уносилась в далекие экзотические страны, спасибо книгам, атласам и глобусу. Иногда этого хватало. Иногда нет.
Я вытащила себя из постели. До рассвета еще добрых полчаса, но я все равно боюсь опоздать. Записывать ежедневные наблюдения следует до того, как братья проснутся и взорвут хрупкую тишину утра. Я лезу в нижний ящик комода, но вместо аккуратно сложенной сорочки обнаруживаю нечто странное, свернутое в спираль. Здесь не должно быть ничего странного, тем более свернутого. Первая мысль: «Змея!» Я дергаюсь, змея тоже дергается, открывает рот, показывая массу мелких зубов и бледное нёбо. Змея не очень большая, бывают гораздо крупнее, но, если имеешь дело с ядовитым животным, дело не в размере. Я вижу красные, черные и желтые полосы: это или смертельно опасный коралловый аспид, или безвредная королевская змея. Кто это – страшный убийца или безобидный имитатор? Я лихорадочно вспоминаю старый стишок, позволяющий отличить одну змею от другой. Как там было? А змея все ближе. Ну как же?
Ну же, Кэлпурния! Самое время вспомнить, тем более от этого зависит твоя жизнь. Ладно, ладно. Дело в полосках. Черный желток, нет, не так, погоди, там как-то по-другому, там красный желток. «Красный желток – помер браток, красная чернота – яду не хвата». Так? Господи, пусть это будет правильно!
Я таращу глаза – в полумраке не разобрать. Красное кольцо между двумя черными. Красная чернота! Я проверяю змею по всей длине. Всюду, где я могу видеть, – красные полоски расположены между черными.
Ха! Притворяется!
Это неядовитая змея, которая за долгие годы ухитрилась ловко эволюционировать так, чтобы стать похожей на смертельно опасную родню. Так она приспособилась защищаться от хищников. Дедушка как-то рассказывал про вкусных бабочек, которые в результате эволюции стали похожи на бабочек горьких и несъедобных. Это называется «мимикрия». Отличный способ проехаться на дармовщинку за счет другого вида. Разве это не обман? Вопрос для Дневника: может ли Природа врать? Это стоит обдумать.
Я успокоилась, змея, кажется, успокоилась тоже. Она высунула язычок и продегустировала воздух. Как она ухитрилась забраться в ящик комода так далеко от своей естественной среды обитания? Бедняжка явно озадачена. Надо бы вернуть ее в обычное окружение, куда-нибудь под трухлявое бревно. Пусть ловит мышей и других мелких зверюшек, которым не посчастливится увернуться. Я потянулась за змеей, она зашипела. Я отдернула руку. Неохота быть покусанной даже неядовитыми зубами.
Я поискала глазами, во что бы засунуть змею. Какой-нибудь мешок. Сняла наволочку с подушки и повернулась как раз вовремя, чтобы заметить кончик хвоста, исчезающего в углу за плинтусом.
Ну и ладно. От души надеюсь, что змея сама найдет дорогу домой. Хоть я больше не боюсь, дружить с ней тоже как-то не хочется.
Вечером, уже засыпая, я услышала тихое царапание. Открыла глаза и увидела: змея ползет через комнату прямо по лунной дорожке, и в зубах у нее что-то маленькое и неподвижное, пугающе неподвижное. Может, мышь? Сердце дрогнуло от жалости, я подумала было спасти мышку, но змея есть змея, и она не меньше всякого другого заслуживает свой обед. «У природы окровавленные зубы и когти», как сказал некий лорд Альфред Теннисон, известный поэт, которого часто цитирует дедушка. Это значит, что животные могут и есть, и быть съеденными в бесконечно повторяющемся круговороте жизни и смерти. Ничего тут не поделаешь.
Наше с дедушкой следующее занятие было как раз об этом. Он позвал меня в библиотеку и сказал, что настало время для первого препарирования. Начинаем с большого дождевого червя, которого я приберегала как раз на такой случай.
– Гален и древние естествоиспытатели считали, что анатомию и физиологию можно изучать, просто наблюдая за животными. Чушь, конечно, но это заблуждение просуществовало сотни лет, пока в шестнадцатом веке Андреас Везалий не доказал, что внутреннее строение не менее важно и интересно, чем внешний вид. Его первые вскрытия – настоящее чудо Искусства и Науки. Ты приготовила образец для работы?
В консервной банке во влажной земле копошится огромный червяк. Несмотря на все усилия сохранять беспристрастность и объективность, мне жалко убивать такого отличного червяка. Конечно, живя на ферме, я не раз видела ощипанных индюшек, освежеванных кроликов и забитых свиней. Обычно этим занимался Альберто. Смерть несчастных созданий необходима для нашего собственного выживания. Мы убиваем, чтобы есть. Хотя это был всего лишь червяк, хотя я, наверно, передавила и покалечила сотни червяков, даже не заметив, сейчас я затевала умышленное убийство для удовлетворения собственного любопытства. Мне захотелось извиниться.
– Прости, червяк, – шепнула я. – Пойми, все ради Науки.
Червяк промолчал. Не похоже, что он услышал.
– В жестокости нет нужды, – сказал дедушка. – Старайся убивать по возможности гуманно, но так, чтобы не повредить внутренние строение.
– Как это сделать?
– Образец необходимо на несколько минут поместить в мензурку с десятипроцентным раствором спирта. Все, что нужно, ты найдешь в лаборатории. Когда дело будет сделано, мы приготовим лоток для препарирования.
Я отнесла моего червячка в лабораторию, нашла бутылку со спиртом и воду. Смешала девять частей воды с одной частью спирта и кинула туда червяка. Он только разок дернулся и медленно опустился на дно. Через пару минут подошел дедушка. Вытащил из-под стола неглубокий лоток и пакет воска. Он показал мне, как плавить воск. Небыстрое дело! Потом надо добавить сажи, чтобы фон получился контрастный, и перелить в лоток. Пока воск застывал, дедушка почитывал книгу Познера «Рептилии Юго-Запада и прилегающих областей». Кресло у него старинное, потертое, вся набивка наружу. Я устроилась на табуретке с брошюрой «Руководство по препарированию Lumbricus terrestris».
