Петр Сигунов - Чернушка
Волынов прямо-таки сиял от радости.
- Ну, Сашок, наливай-ка скорей похлебки. Не жадничай, побольше наливай! Ты, чую, приготовил что-то вкусненькое? - весело произнес Павел.
- Да ничего особенного! Всего лишь двух глухарей застрелил и одного Найда вблизи лагеря обнаружила, - с притворной скромностью ответил Сашка. - И щуку на живца поймал! - добавил он.
Кедровые орехи
С той поры как Чернушка отведала румяных ягод шиповника, она преобразилась, кончились судороги, глазенки заблестели огоньками. Веселая, бойкая белочка теперь уже сама вылезала из меховой рукавицы и сама залезала туда. Найда по-прежнему неотлучно находилась возле палатки.
Чернушка все почему-то не выносила солнечных лучей, предпочитая спать в темноте.
- Ну и сонуля! - удивлялся Николай Панкратович. - Вот подобие нашего Сашки!
- Ничего, подрастет малость - покажет всем, на что она способна, сказал Павел. - Белки такие шалуньи - спасу нету от их проказ. У меня жила одна ручная шустрячка. Вот потеха была! Надо только за ней присматривать, чтобы собака не сцапала.
На сгущенке и шиповнике Чернушке уже было голодновато. Однако другие таежные ягоды, семена и корешки она отвергала. А вот кедровые шишки ее очень взбудоражили. Белочка азартно вертела, мусолила граненые коричневые орехи, но прокусить твердую скорлупу никак не могла, - видно, зубы были еще слабенькие. Предложили очищенное ядрышко - очень понравилось. Она прыгала к нам на плечи, урчала, просила еще.
Мы следили, как Чернушка ест орехи. Она цепко брала душистый шарик передними лапками, садилась на задние лапки, закидывала хвост между кисточками ушей. Лапки у нее точь-в-точь как руки человека. Когда коготки спрятаны внутрь, они похожи на кулачки с крохотными пальчиками. Только у белки на лапах всего четыре пальца, а вместо пятого, большого - круглая мягкая культяпка с точеным ноготком. Чернушка зажимала ядрышко в подушечные культяпки, словно в тиски, и вращала между гнутыми резцами. Маслянистые стружки и крошки она с аппетитом проглатывала.
У нас теперь появились новые неожиданные обязанности - чистить малышке кедровые орехи. Впрочем, все мы, даже мрачный, неразговорчивый Рыжов, делали это с явным удовольствием. Каждый норовил посадить белочку на свою ладонь и покормить ее. Не уделял внимания Чернушке только один Курдюков. Он занимался под марлевым пологом обработкой материалов для кандидатской диссертации о рельефе бахтинской тайги - мерил линейкой протяженность речушек и речек. Будущий ученый не тратил драгоценного времени на забавы.
Беспокойная путешественница
Намечался переезд к новому лагерю. Павел и Николай Панкратович ушли на Бахту, где была весенняя стоянка, чтобы привезти оттуда оставшиеся продукты. Мы опасались, как бы их не растащили звери.
А как же быть с Чернушкой? Кто же присмотрит за ней? Кто покормит малышку? У каждого из нас свои обязанности. Несколько дней, пока не вернется караван, палатка будет пустовать. Значит, белке придется отсиживаться одной, а следовательно, голодать. Этого допустить было нельзя. И поручить ее на попечение какому-нибудь сотруднику я не имел права. Мы прилетели в тайгу не со зверюшками нянчиться, а составлять геологическую карту, искать полезные ископаемые.
Выход один - брать малютку в маршруты. Я посадил ее в боковой карман куртки. То ли убаюканная покачиванием, то ли пригретая моим телом, Чернушка спала не шелохнувшись. Она совершенно не обращала внимания ни на гулкий стук молотка, которым я колотил по замшелым валунам, ни на частые мои поклоны, когда черпал металлометрические пробы. Сперва я чувствовал себя неуверенно, опасался, как бы случайно не споткнуться. Потому шел медленно, осторожно, но мало-помалу свыкся с новой ролью шагающей няньки.
Часа через два белочка высунула из кармана заспанную мордашку, рассыпчато заворковала. Я подогрел на берестяном факеле разведенное молоко, и Чернушка с причмокиванием принялась сосать из пипетки. Потом она обкорнала несколько рубиновых ягодин шиповника, съела горсть очищенных орехов. И снова юркнула за пазуху. Никаких попыток сбежать! Точно родилась на груди человека!
Дней пять я ходил в маршруты с белочкой. Когда она шевелила головкой и царапала изнутри куртку, я раздвигал молнию и тогда упитанная, сияющая шелковой шерсткой зверюшка бойко вылезала из темной, висячей "люльки" и протягивала атласные лапки к желанной "бутылочке".
Однажды мне попался валун голубоватой кристаллической породы, в котором заманчиво поблескивали золотистые крапинки. Я вынул из полевой сумки геологическую лупу и, усевшись на вывороченное дерево, стал рассматривать бисерные скопления желтоватых минералов.
Сашка в это время просушивал на солнце мокрые пакетики с пробами. Вдруг он как захохочет!
- Что с тобой? - всполошился я.
Смотрю, а моя беглянка стоит на задних лапах, ну прямо сказочный лесовичок в беличьей шубке. Стоит, а сама "ручонками" суматошно отмахивается - с гнусом воюет, мордашка злая, растерянная. Воевала, воевала Чернушка с кровососами, не выдержала - вскинула хвост растрепанной метелкой и стремглав помчалась ко мне. Юркнула за пазуху. Высунувшись из-за прорехи, сердитыми, испуганными глазенками стала следить за вьющимся клубком насекомых.
Это было ее первое, настоящее знакомство с комарами.
Отбив от круглого булыжника образцы, я пошел дальше, пытаясь отыскать выходы или развалы коренных пород. Но зеленая тайга опять не захотела подарить мне радости - тот одинокий валун был, по-видимому, принесен издалека ледником.
Шел я шел, грустный, и вдруг, к удивлению Сашки, разразился звонким смехом. Он подбежал ко мне, пристально, как врач-психиатр, уставился в глаза:
- Что с вами?
- Ой, не могу!.. Ох, умираю!.. - отплясывал я "буги-вуги", вертелся ужом, хлопал по спине ладонями.
- Да что же случилось?
- Ой, шалунья!.. Ха-ха-ха!.. Ой-ой, хи-хи-хи!..
- Ну что? - допытывался Сашка, все еще не догадываясь, почему я так странно себя веду.
- Да Чернушка... О-о-хо-хо!.. Ой, спасу нет, совсем защекотала...
Моя малышка вылезла из висячей спаленки и в поисках выхода из своей темницы принялась кружиться под курткой. А коготки у нее остренькие, царапучие...
Чтобы спокойно завершить маршрут, пришлось пересадить проказницу в рюкзак.
В тот день вернулся караван. За белочкой стал присматривать Павел.
"Принцесса на горошине"
Найда по-прежнему с нескрываемой злобой следила за белочкой. Оставлять игривую воспитанницу без присмотра, на свободе, было рискованно.
Павел нарезал в тальниковых кустах длинных гибких прутьев, ошпарил их кипятком и сплел красивую белоснежную кошелочку с откидной крышкой. Он напихал туда сухого шелковистого мха-долгунца, душистого сена, а середину выстелил мелкими перьями и пухом от боровой дичи.
Чернушке очень понравился новый просторный домик. Попьет она сладкого молочка, похрустит розовым шиповником или золотистыми ядрышками орехов - и сразу забирается в лукошко. Там тепло и мягко. Зароется в пестрые перья, из которых сделала аккуратно круглое гнездышко, похожее на глубокую ямку, и сидит там, пока пить да есть не захочет.
Раз мы решили посмотреть, как же белочка спит: клубочком, калачиком или вытянувшись. Приподняли крышку. Из плетенки испуганно высунулась сердитая сморщенная мордочка, уставилась на нас изумленными раскосыми глазенками. Заворчала, загукала: "Что вам надо среди ночи? Как посмели тревожить меня в неположенное время?" Чернушка сладко зевнула и спряталась. Из пуховой норки показалась лапка, заткнула за собой вход куделями мха: не мешайте, мол, спать.
Павел рассмеялся:
- Ишь ты, принцесса на горошине! Ну совсем как большая! В холодную пору все взрослые белки так поступают. Соберутся иногда для сугрева штук по пять в одно гайно, и пролазы плотно заткнут, чтоб не дуло, не морозило.
С добрым утром!
С каждым днем белочка делалась все забавнее. Она уже не хотела сидеть взаперти, по-своему требовала, чтобы с ней играли. Уберечь резвушку от зубов Найды становилось все труднее.
Рано утром, как только начинали тарахтеть таежные кедровки, из прутяного домика раздавалось переливчатое воркованье. Это наша воспитанница просила, чтобы ее выпустили из темной спаленки.
Кедровки - крикливые непоседливые птицы. Встают они чуть свет и начинают горланить на всю тайгу. Но горланят не от радости, что всходит красное солнышко, а просто из-за неуемной жадности. От малиновой зари до сиреневого заката выколупывают они из шишек орехи и прячут в свои бесчисленные тайники. Тем самым они помогают расселяться кедрам, сами не ведая того, что сажают "лесной хлеб". Но для белок, рассказывают охотники, эти назойливые трескучие скопидомки якобы страшнее кровожадных соболей, потому что часто оставляют белок и соболей без зимнего корма.
Итак, белочка настойчиво просила, чтобы ее выпустили на волю.
