Георгий Бореев - Книга стихов «Орфей»

Шел трамвай, звенел стоп-краном.
Путь трамвая труден.
В нем четыре хулигана
Приставали к людям.
Хлоп, в трамвай старушка влезла... -
Смолкли хулиганы:
Пистолет торчал железный
Из ее кармана.
Тут уж верьте иль не верьте, -
Никто не ругался:
На плече пенсионерки
Автомат болтался.
И фантастика! – ей детки
Место уступили…
У нее граната в сетке
Вместе с бомбой были.
Я спросил у той старушки:
«Что, украли в тире?»
– «Нет, купила все игрушки
В нашем Детском Мире!»

– Сколько будет пять плюс пять,
Сосчитай-ка, малый?
– Я могу лишь отнимать
Денюжки... – сказал он.

Пили пчелы чай с вареньем,
Заедали чай печеньем.
Пять наелись, пять напилось -
Спать на Жучку завалились!

Натали, Наталия,
Тайно таит талия.
Смотрит Ната: "Та ли я?
Тот ли тело в талии?"

В тете Маше, в левой почке,
Как-то жили червячочки,
Дочка, сын, отец и мать.
Кто их сможет сосчитать?

– «Сколько будет три да три,
Мальчик в бескозырке?»
Он ответил: «Три да три –
Это будет… дырка!»

Старушка на смешном носЕ
Исправно носит цифру семь.
Стоп, стоп! – не на носЕ – на нОсе
Старушка носит цифру восемь.
Стоп! – на носУ, а не на нОсе
Старушка наша носит осень.
Стоп, стоп! – не в осени, в очках
Пришла старушка,
И – в носках.

Я – хороший, я – «Щербет»:
Подают меня в обед,
Как лекарство против бед.
Ну, кусай меня, кусай,
И скорей ложись бай-бай -
И тогда уйдет Бабай.
А то ходит – бум-бум-бу, -
И над ухом: бу-бу-бу.
Улетай, Бабай, в трубу…

Как-то зайке подарила
Хрюшка шоколадку.
Целых десять долек было
В этой плитке сладкой.
Разломил подарок зайка,
Отдал по привычке
Дольки лошади и лайке,
Волку и лисичке.
Посчитал: "Осталось сколько?
О-го-го как много!"
Дал ежу и белке дольку,
Мишке снес в берлогу,
Лев приехал на карете,
Чтоб забрать остатки.
Говорит наш зайка: «Это,
Шоколада больше нету...
Но и я ведь сладкий!»

Дала кошка двум внучатам
Рукавички и перчатки:
"Я связала вам, мяуки,
Каждому – четыре штуки.
До зимы не потеряйте.
Сколько их – пересчитайте?"
Говорят котятки грустно:
"Мы их съели...
Ой, как вкю-ю-усно!"

По утрам, зарывшись в одеяло,
Я глядел на чудо за стеной:
Как на кухне мама выпекала
Нам на завтрак в печке Шар Земной.
Из мукИ и мУки очень странно,
По веленью маминой руки,
Получались в Шаре океаны,
Поднимались вверх материки.
Я глядел, – и ойкало сердечко, –
Домовой залазил до зари,
Чмокая губами, в нашу печку,
Выдувать под тестом пузыри.
И крутилась мамочка, и пела,
С ней крутились все материки,
А на полюсах, еще не белых,
Таяли, как масло, ледники.
На румяной корочке Сибири
Прорезался трещинкой Байкал,
Запах хлеба в сотворенном мире
С Гималаев на меня стекал.
Улетала мама, как на крыльях,
На работу от своей Земли.
Мы планету с братьями делили —
Поделить без драки
не могли...

— Спой мне, мама, про вольную волю,
Почему ветры в поле не воют?
— Ветры теплые стали листвою,
А холодные — сорной травою.
— Мама, листья шуметь перестали,
Где же листья: упали, устали?
— Листья добрые птицами стали,
Листья злые — травою восстали.
— Мама, мамочка, за синевою
Птичек тоже не видно на воле?
— Стали лучшие птицы зарею,
А плохие — недоброй травою.
— Мама, нету ветров непокорных,
Нету листьев и птичек проворных,
Для чего же травы столько сорной
Этой ночью, холодной и черной?
— Чтобы в зимнем хлеву этой ночью
Наша Зорька за бархатной щечкой
Превращала поляны и кочки
В молочко для тебя, мой сыночек.

На полчаса к нам возвратилось Лето -
Заставив плакать зиму, как вдову,
Кружит над бором и курлычет: «Где ты?»
А я машу в ответ: «Я здесь! Ау!»
Я заплутал в неведанных дорожках,
Невиданных друзей нашла душа,
Пока река играла на гармошке
Зеленых волн осок и камыша.
Я здесь – в стрекозах, в бабочках, в осоке,
Испачканный малиною зари,
Где караси, набравши воздух в щеки,
Из ряски надувают пузыри.
Я здесь – где сосны ударяют током,
Когда к ним прикасаешься легко.
Посмотришь вверх – глубоко-приглубоко,
Посмотришь вниз под землю – глубоко…
Здесь озеро откупорила утка,
И дятел, сбив со времени замки,
Передает морзянкой эха: «Утро!»,
Чтоб выключили лампы светлячки.
Я – в озере, набитом голубями,
Где вижу добрых облачных людей,
И девочек с чернильными губами,
На взлете превращенных в лебедей.
Я здесь – в росе, в кузнечиках, в синичках,
Где леший бродит, всех живых живей,
И дергает березку за косички,
Смеющийся от счастья муравей.

Креня крыло, кружит над лесом лето -
И плавя сосны всполохом огня,
Зовет, как мама: « Маленький, ну где ты?»
А может быть и, правда –
нет меня?..

Возьму иголку с ниткой
И дочкину рубашку.
Пришью к ней, как кармашки –
Ромашку и левкой.
И пусть поют с рубашки
Ей пташки, чебурашки,
Жучки и барабашки
Пусть машут ей рукой.
Возьму иголку с ниткой
И к дочкиной подушке
Пришью моих два ушка,
Мои глаза и рот:
И оживет подушка,
Нашепчет дочке в ушко
Рифмушки-хохотушки
И сказочку соврет.
На пасмурном оконце
Я нарисую Солнце.
И пусть мои питомцы, –
Собачки и коты,
Жучки и червячочки,
Подушка-врушка, дочка, –
Во все смеются щечки
И нюхают цветы!

Я принесу из чащи
От ворона перо
Чтоб мне писать им чаще
Про мудрое добро.
Еще я срежу вербу,
Подружке подарю,
Чтоб в ней окрепла вера
В весеннюю зарю.
Пусть веточка не знает,
Что сломана она –
Как фея расцветает
У зимнего окна…

Дорога полотенцем белым
Лежит за домом – до небес.
На белом вышивает белок
Иголками сосновый лес.
Еще лес вышивает Солнце,
Как рыжий хлеб на рушнике;
Еще – село, что по оконца
Вросло в сугробы вдалеке.
А там, где снег не до окошек –
Двух снежных баб, еще – ребят;
В селе хвостами сытых кошек
Дымы над избами стоят.
Сосны зеленые иголки
На белом вышивают там,
Как три огромных серых волка
За мною скачут по пятам.
И как я падаю в канаву -
Летят за мною звери в снег;
Там я волкам за ухом правым
Чешу, шепчу им про коллег,
Которые дики и страшны –
Таким лишь в городе и жить,
Чтоб вечером ходить к Наташе
И губы о ладонь тушить…

Мальчишечья душа
Колотится в оконце –
Там пляшет на ушах
Веснушчатое Солнце.
Там в облаках из верб
Горят, как звезды, птички
Любви, надежд и вер,
Дырявя мглу привычки.
Как будто в соловьев
Накапали капелей
И огненных ручьев,
Чтоб птички – загорели!
Душе не до ангин,
Когда под взглядом узким
Вовсю кадрит с другим
Двухпарусная блузка.
Ну как уймешь ты зуд,
Когда апрель забулькал,
И двое там грызут -
Горящую сосульку!

Я помню – в первоклассные года
Копался я в песочнице, как в чуде:
Там находил и строил города,
В которых жили глиняные люди.
Там океан песками погребен.
Я откопал там остров и столицу…
Народ на вымиранье обречен,
Когда из детства выдраны страницы…
Я снова, перепачканный, босой,
Бумажный парус опускаю в воду:
Ведь где-то за туманом ждет Ассоль
Корабль под алым парусом
Восхода…

Глотая радостные визги,
Из почек ломится листва.
Сугробы зеленью забрызгав,
Ввысь фонтанирует трава.
Выпрыгивает на свободу
Какой-то черт из-под ресниц,
Фырчит, играет, лижет воду
Целует в щеки выпускниц.
Биологиня обалдела,
Когда, по-бабьи голося,
Расшибло окна, улетело
Из класса чучело
Гуся!

Что ты сморщился, котенок,
Глаз прищурил, кисонька?
Видно, скушал ты спросонок
Таракана кислого?
Я тебе давал конфеты,
Шоколадки, яблочки:
У тебя ж во рту все лето –
Бабочки да бабочки!

Фотограф седой, словно вечность,
Работать по вызову рад.
Он носит под мышкой скворечню –
Трехногий большой аппарат.
Заходит в дома по привычке,
Сажает детей в первый ряд.
«Сейчас, – говорит, – будет птичка!»
Чик!..
Птички и вправду летят!