Георгий Бореев - Книга стихов «Орфей»

Ты накроешь свой чай
Циферблатом лимона
И утопишь на дне
Время нашей любви.
Время горько на вкус...
Круг часов золоченых,
Как спасательный круг,
Вновь всплывет,
не реви!..

Раньше громы и грозы
Вылетали из правой руки.
А сегодня я левой,
Шипами исколотой в кровь,
Подарил тебе розу —
Обрывок влюбленной
Колючей проволоки..,
И Любовь...

Такое в душу встроено:
Желаем мы подчас
Все — выглядеть героями
В прицелах женских глаз.
И даже там, за тучами,
Уже устав любить,
Мы все ж хотим не лучшими —
ЕДИНСТВЕННЫМИ быть...

Давай притворимся, что мы влюблены,
Подарим друг другу цветы и улыбки,
И будем шататься при свете Луны
По звездам росистым, по снам полузыбким.
Давай растворимся, как дождик лесной,
В траве и малине, в деревьях и птицах,
И будем качаться зеленой волной
В глазах у влюбленных, в ручьях и криницах.
Давай для любви переделаем мир,
В людей и животных вселимся под утро,
И песнями сердца наполним эфир,
И вылепим Землю красиво и мудро!

Туча щиплет траву, а за тучею
Вместо звездочки всходит провал...
Как же это, звезда невезучая? —
Я зазря тебе имя давал?
Повинуюсь небесному зову я
И ныряю в колодец окна...
Где ж ты ходишь, моя непутевая,
Путеводная чья-то жена?..

Из звуков гитары друг лепит добро:
Невидимый мир заселяет ребро.
Оно из меня начинает расти,
В нем рыбы и звери сидят взаперти.
В нем птицы и травы растут из меня:
Дарю им планету — живите, родня!
Товарищ берет шестиструнный аккорд —
И лица людей прорастают из морд.
И любит меня хохотушка-жена,
Пока не играет седьмая струна...

У Небес, поверьте я,
Для души и тела
Не просил бессмертия,
Лишь спросил: «Что делать?»
А в ответ мне — пение
Птиц и водопадов,
Словно откровение:
«Всех прощай и радуй!»

Сыплется таинственным свеченьем
Колокольный перезвон веков,
Золотом струятся по теченью
Купола церквей и облаков.
Я спалил свои крыла меж молний
И бреду по Волге, одинок,
Здесь библейские нашел я волны
И читаю вслух их, как пророк.
Я свои листаю отраженья
В нимбах первородного огня:
Возбужденный дух воображенья
Возрождает заново меня…

Я узнал свою могилу:
Здесь мои истлели грозы,
Тело, бывшее бескрылым,
Проросло тугой березой.
Я узнал и по замашкам
То, из прошлой жизни, тело,
И по штопаной тельняшке —
Дерево ее надело.
То, что было раньше мною,
Разнесло могильный камень,
Машет в небе над Луною
Деревянными крылами.
И летит береза к свету,
Пробуждая звезды кличем,
Волосатую планету
Сжав когтистой
лапой птичьей!

Я — ваша мама, корова.
В нашем печном дому
Я молоком и словом
Мир вам соткала — м-м-му-у...
Дети, вам — шкуру? —
Сдирайте!
Дети, вам — мяса? —
Возьмите!
Только в живот не пинайте.
Режьте — но не обзывайте,
Ешьте —
но не материте...

Дождь настроил у окна
Струны серебристые.
Быстро лопнула струна
Первая — со свистом.
Дождь настроил на любовь
Душу семизвонную.
Струнка тоненькая вновь
Лопнула — со стоном.
Семиструнный дождь тогда,
Словно я, расстроился:
Пар, снежинки и вода —
Триединство Троицы...

В миске молоко лежало,
Вдруг вскочило – убежало!
Рядом кот сидел-сидел -
Бац! – упал и поседел!

Байкал на зорьке — тихий омут,
Где черти водятся давно.
Тут водяной клюет, как омуль,
И тянет рыбаков на дно.
Здесь месяц мечется белухой
И падает — ножом — до дна,
И, вспоротая, кверху брюхом,
По небесам плывет волна.
Тут молодые кедры с ревом
Сосут из каменных грудей
Соленые истоки Слова,
Кириллицу кривых дождей.
Глушенной рыбой звезды всплыли,
И берега порвал тротил..,
Байкал смеется: все забыл он,
Вернее, не забыл —
простил...

Я был ручьем, движением,
Никем, ничем не связан,
Не награжден терпением,
Мышленьем не наказан.
С соседскими мальчишками
По соснам в небо лазил,
Дождями, смехом, вспышками
Большие реки дразнил.
Теперь умею многое,
Я мудр себе на горе:
Закован в русло строгое
И — не сбегу
от моря...

Клен перепончатыми лапами
Гребет от берега в туман,
А я лежу спиною на поле,
Читаю звезды, как роман.
На Землю с неба души сыплются
И одеваются во плоть.
Приплюснутое Солнце силится
Лучами небо проколоть.
Мальчишки, чудо прозевавшие,
Идут на речку сны ловить,
Приносят мне звезду упавшую
И умоляют оживить!

Было в небе два крыла —
Стало два крылечка.
Раньше речь моя текла —
Превратилась в речку.
Стало править воронье —
Воры, ворожейки...
Но Георгия копье
Не согнуть в копейку!

Желая творческой судьбы,
Дорога повернула к небу,
Она поднялась на дыбы —
И рухнул мир меча и хлеба.
И полетели вниз, во тьму,
Кто прямо шел все эти годы,
Кто доверялся лишь уму,
И мерил логикой природу.
Но управлять дорогой мог,
Мальчишка, что влюблялся хрупко,
Парил над плоскостью дорог,
Творил над плоскостью рассудка…

Опять киношник Люцифер разбужен,
Кинопроектор ставит у двери:
Он нам покажет фильм про зло — снаружи,
А про добро — нашепчет изнутри.
Трещит проектор, гаснет то и дело,
И ленту рвет. А зритель в зале спит...
Двум ангелам вот так осточертело
Крутить «динамо» про трехмерный быт!..
Вначале Демиург, — большой директор, —
Не мир изобретал — кинопроектор!

Пропела короткая пуля —
Споткнулся солдат и упал,
И простоволосое поле,
Как мамку, прощаясь, обнял.
Мать охнула — стала старушкой,
Ей сердце сказало: в бою
Сыночек просыпал веснушки
На грешную землю свою...

Я помню топот похорон
И шелест белых крыл...
В какую сторону, Харон,
Я Лету переплыл?
Гремит «Ура!», свистит пурга,
Я слышу плачь детей...
Старик, ты спутал берега
Рождений и смертей!

Рванулось Солнце из свинца —
Осталась тень от друга:
Обугленный овал лица,
Души овальный угол.
Рассыпалась земля мечты...
Лишь по орбите рваной
Разматываются бинты —
Ее меридианы...

Разгораются горы и тучи
Поутру на щекастом ветру.
Многогорбой змеею гремучей
Скорый поезд ныряет в нору.
В чреве Змия судачат и судят,
В карты дуются, дуют вино.
Пролетарские души и судьбы
Пролетают, как кадры кино.
Только тени летят под откосы,
Где на рельсовых стыках в дыму
Расстучались сердца и колеса
Про любовь по дороге во тьму...

По небу ангел чиркнет спичкой,
На миг осветит бабий быт:
На дне у высохшего личика
Ведро дырявое лежит...
Все бабьи слезы дети вычерпали,
Ушли, колодец осушив,
И по глазам ее не вычесть
Глубин засыпанной души...

Куда идут песочные часы? —
Пустоты наполняются пустыней,
Качаются небесные Весы,
И следствия стекаются к причине.
И миражи родятся из тоски, —
Любовь и ревность, ссоры и свиданья, —
Чтоб превратиться в желтые пески
И вновь исчезнуть в колбе мирозданья...

Забулькал кран, зарю трубя,
Меня же пушка не разбудит —
Я утром вышел из себя
Взглянуть, как делаются люди.
Кружится бабочкой Земля
Вкруг Солнца — повивальной свечки,
Шуршат пеленками поля,
Порхают души человечков.
И над Землею звездный ковш
Молочную мешает кашу
Из манн небесных и ростков,
Посеянных любовью нашей.

Росла русалкою игривой
Лесная ива у пруда.
Раздел осенний ветер иву, —
Она сгорела от стыда.
Сбежала ива в лес дремучий
И там расплакалась росой.
С тех пор зовут ее плакучей,
А не игривою красой.

Ночами женщина одна
Ко мне приходит, как Луна.
Красавица сладка, как мед,
Садится рядом и поет
О том, как раньше не спеша
Летали мы среди светил,
И что она — моя душа,
А я — бездушный, все забыл!
Чтоб вспомнить все ее черты,
Я прерываю сны-мечты,
Пишу портрет ее в тетрадь,
Чтоб наяву любовь искать!