Илья Дворкин - Капитаны

Мы вместе просыпаемся,
улица и я,
и вместе с нами —
курица,
знакомая моя.
Петух в пунцовой кепочке
горланит в бузине,
качается на веточке,
подмигивает мне.
По стенке
лапой шаркает
кот рыжий —
Филимон —
и недовольно фыркает,
как будто съел
лимон.
А солнце,
тоже рыжее,
беседует со мной
и под машинку
стриженной
качает головой.
Дела у нас с ним
важные —
хватит на двоих.
Весёлые и разные,
у каждого —
свои.

Тик-так — стучат часы, тик-тик
В рассветной тишине,
И время быстрое летит.
Как всадник на коне.

Тик-тик — стучат часы, тик-так…
Ты много видел зорь?
Не спи, вставай скорей, чудак.
И выходи во двор.

А видел ты когда-нибудь.
Как солнце пьёт росу?
А слышал, как чижи поют
В берёзовом лесу?

Как пахнет земляникой пень
Под солнечным лучом.
Как в мир вступает новый день
На радуге верхом.

Не спи, не спи, проснись, проснись!
В лучах блестит река.
И, уходи в крутую высь,
Пылают облака.

Тик-тик, тик-так — стучат часы.
Секунды шелестят.
И стрелок чёрные усы
Рассерженно торчат.

Это «ДО»,
это «РЕ» —
звуки скачут
во дворе.
А ноты-головастики
кишмя кишат,
и хвостики,
как гвоздики,
у них торчат.
Скрипят педали жёлтые —
я жму на них
и жму,
по клавишам истёртым
громко колочу.
Трень-брень
целый день!
У мамы вянут уши,
как в вазочке цветы.
Никто
не хочет слушать.
А ты?

Позади мороз и стужа,
А сейчас висит туман.
Во дворе сияет лужа —
Настоящий океан.
Мы готовимся к походам.
Корабли пора пускать —
Наготове пароходы
Из тетрадного листка.
Лужа плещется и манит.
Ждёт лихие корабли.
Мы с сестрёнкой капитаны,
Нам теперь не до земли.
Нету в море каши манной,
В море волны и маяк.
Только жалко, — нету мамы,
Жалко, мама не моряк.
Сквозь туман, густой и белый,
Мы уйдём в морскую даль.
Надо храбрым быть и смелым —
Морю робкого не жаль.
Мы с ветрами дружбу водим,
Мы волнуемся слегка.
Наготове пароходы
Из тетрадного листка.

Мы идём бродить по пляжу,
С головой нырять в волну.
А потом на камни ляжем —
Будем слушать тишину.

Тишина там необычна:
Слышен чаек звонкий крик,
Слышен плеск воды привычный
И сосны негромкий скрип.

А вдали по ветру вьются
Пароходные дымки,
И оттуда раздаются
Еле слышные гудки.

Видно, это повстречались
Пароходы вдалеке
И негромко попрощались
На моряцком языке.

Мы лежим на тёплых камнях
И мечтаем о морях,
О далёких жарких странах
О крылатых кораблях.

А над нами только небо.
А под нами синь волны.
Кто у моря в полдень не был.
Тот не слышал тишины.

Висит
почтовый ящик,
разинув рот.
Народ
конверты тащит.
Народ, народ.

Но посинел
от холода,
он всё висит,
сосульковую бороду
растит, растит.

А письма
не кончаются
любимым, дорогим.
Но письма
назначаются
другим, другим.

А я возьму
оранжевый
весёлый карандаш
и нарисую
праздник,
и солнышко,
и пляж.

И ящику
почтовому
пошлю письмо,
как старому знакомому, —
весёлое письмо!

Из палки шпагу сделал я —
И Колька сделал тоже.
Мы с ним давнишние друзья,
Мы с ним во всём похожи.

Я мушкетёр, он мушкетёр —
Нам некого бояться.
Мы с ним пошли на задний двор
И стали там сражаться.

Сначала я его сразил,
Он отступил к стене,
Потом собрал побольше сил
И дал мне по спине.
Реветь мы громко не могли —
Ведь мы же мушкетёры,
А мушкетёры всей земли
В бою решали споры.

— Я победить тебя могу. —
Сказал сердито Колька, —
Давай бороться на снегу,
Без этих палок только.

И он подпрыгнул, как петух,
Взъерошенный и красный.
Пусть Колька мой давнишний друг,
Но он хвастун ужасный.

В сугробе было хорошо.
Мы там лежали оба.
К нам строгий дворник подошёл
И вынул из сугроба.

— Вы, — говорит, — у нас одни
Такие бузотёры.

А мы совсем не драчуны,
Мы просто мушкетёры.

Горбатые сугробы,
как белые слоны.
А ну, догнать попробуй,
попробуй догони!
Закат пылает рыжий,
поют ветров басы,
и к лесу рвутся лыжи —
курносые носы.
Бегу лесной пустыней
сквозь запах смоляной,
и ветер тенью синей
бежит за мной.

Удивительное дело:
По горе в петом снегу
Я взбираюсь очень смело,
Только съехать не могу.

Подхожу к лыжне поближе,
А внизу пеньки торчат.
И сейчас же сами лыжи
Быстро пятятся назад.

Я стою себе в сторонке
К спуску страшному спиной.
Засмеялись две девчонки.
Неужели надо мной?

Я гляжу в пустое небо.
Может быть, я просто трус?
Никогда я трусом не был.
Никого я не боюсь?

Вот сейчас… Ещё немножко…
Я лечу, лечу, кричу!
Мчится снежная дорожка,
Я от счастья хохочу.

Вдруг девчонка на дороге
Ближе, ближе, ближе… Ой!
Мы лежим вдвоём в сугробе,
В снег зарывшись головой.

Мне смешно, девчонке тоже.
Я свалился, как мешок.
Мы от смеха встать не можем.
До чего же хорошо!

Синий зал.
высокий, большущий, —
этот вокзал
самый светлый и лучший.
Не ждут на вокзале
людей поезда —
здесь в дальние дали
уходят суда,
дороги в любые
моря-океаны,
во льды голубые
и жаркие страны,
где ветер тугой
шевелит апельсины,
где воздух такой
удивительно синий,
где плети лиан
заплетаются в косы,
где зреет банан
и орехи-кокосы.
Другие картины,
где снег и метели:
там дремлют пингвины
в снежной постели.
Идут пароходы
вдали от земли —
медведи выходят
встречать корабли.
Но помнят матросы
у рифов и скал,
у льдов и торосов
синий вокзал.

В водосточную трубу
ветер дул,
надув губу.
Бу-бу-бу,
ру-ру-ру!..
Ветки гнутся на ветру,
скачет ветер-хулиган,
в крышу бьёт,
как в барабан.
Машет синим рукавом —
вверх, вниз.
Листья в небо —
кувырком!
Берегись!
Разойдись
с дороги!
Эй, там, впереди —
уносите ноги!

Мальчик-дождик,
веселый такой,
машет солнцу
прозрачной рукой:
— Не мешай!
Я по лужам скачу.
Уходить не хочу,
не хочу! —
Дождь танцует
на гулких зонтах,
на кустах,
на листах,
на цветах —
длиннорукий,
беспечный,
шальной,
и капризный чуть-чуть,
и смешной.
То в окно барабанит,
как гость,
то за шиворот
звонкую горсть
бросит ловко —
весёлый такой!
И помашет
прозрачной рукой.