Астрид Линдгрен - Собрание сочинений в 6 томах. Том 1. Эмиль из Лённеберги и др.
Тому, у кого было такое чудесное детство, как у шведской писательницы, все, что было потом, кажется зачастую бледным и не очень интересным. Быть может, там, где кончается детство, пора бы и закончить описание жизни Линдгрен? Сама она в своих воспоминаниях, письмах, интервью мало говорит о себе взрослой, хотя и в это время в ее жизни происходит много важных событий.
Когда Астрид Эрикссон исполнилось восемнадцать лет, она перебралась в поисках работы в столицу Швеции — Стокгольм. Астрид сама впоследствии считала это большим переломом в своей судьбе. И действительно это так. Однако в Стокгольме Астрид пришлось нелегко. Она была очень бедна и никого в столице не знала. Будущая писательница сняла комнату и стала изучать машинопись и стенографию. Будни проходили в работе и учебе. А в воскресные дни она особенно остро ощущала свое одиночество, и могли ей помочь только книги. Астрид отыскала городскую библиотеку и попросила там роман знаменитого норвежского писателя Кнута Гамсуна «Голод». Когда библиотекарь объяснил девушке, что на оформление читательского формуляра понадобится несколько дней, Астрид не выдержала и разрыдалась. Библиотекарь был удивлен. Откуда ему было знать, что ей виделось длинное одинокое воскресеньеі Она не голодала так жестоко, как герои Гамсуна, но в Стокгольме Астрид никогда не была сыта. И письма, которые она писала домой, полны отчаяния и мрачного юмора, серьезных размышлений и шуток. Особенно письма к близкому ей по возрасту и очень любимому брату Гуннару: «Я одинока и бедна. Одинока потому, что так оно и есть, а бедна потому, что все мое имущество состоит из одного датского эре. Я страшусь наступающей зимы». Жизнь Астрид была трудной еще и потому, что она не могла взять к себе своего маленького сына Лapca, Лассе, как она его называла. Да, к этому времени у нее уже был сын, которого пришлось отдать на воспитание в знакомую семью, жившую в Копенгагене, в Дании. Лассе было в те годы хорошо, зато ей — плохо.
Через некоторое время Астрид представилась возможность получить место в конторе, где нужна была искусная машинистка и стенографистка. Но опыт оказался неудачным, текст она напечатала плохо, и Астрид ушла, не дождавшись работодательницы. Со свойственным ей юмором она рассказывает позднее в одном из интервью: «Теперь, когда прошло столько времени, я по-настоящему огорчена тем, что не видела выражения лица той дамы, когда она пришла и увидела текст, который напечатала „искусная машинистка“». Астрид все-таки получила место секретарши в радиоотделении Шведского книготоргового центра. Никто не знал, как трудно жилось Астрид Эрикссон из Виммербю. Лишь только ей удавалось скопить деньги на билет, она ехала в Копенгаген к сыну. Ее жалованье было пятьдесят крон в месяц — не очень большие деньги. И часто ездить в Копенгаген, чего ей хотелось больше всего на свете, она не могла. А один раз, в 1928 году, Астрид не удалось получить свободный день для поездки в Копенгаген. Она отправилась к сыну, никого не спросив, и ее уволили с работы. Потом ее приняли на должность редактора туристского справочника, издаваемого Королевским обществом автомобилистов. Когда справочник был готов, Астрид помогли найти новую работу в этом Обществе. Шефом ее стал Стуре Линдгрен.
Существование конторщиц было сурово, особенно одиноких приезжих девушек. В письмах к родителям Астрид рассказывает, с каким нетерпением ждет посылки из дому. Бабушка Ида однажды прислала ей продукты и одну крону. В ответ Астрид написала ей: «Здесь, в Стокгольме, бывают минуты, когда думаешь, что крона — вершина богатства, и твоя крона, бабушка, пришла именно в такую минуту». Астрид долго колебалась, пустить ли эту крону на трамвайные билеты или постричь за пятьдесят эре волосы. Но в конце концов потратила деньги на кофе и венские булочки.
Однажды Астрид довелось посетить детский дом, где жила маленькая дочка одной из ее подруг. В детском доме, увидев незнакомую женщину, ребята сразу кинулись к ней. Леденцы, привезенные для девочки, разделили на всех. Астрид взяла малютку на руки. Та молча плакала.
Между тем женщина, воспитывавшая маленького Ларса в Копенгагене, заболела, и, как ни сложно это было, Астрид пришлось взять сына в декабре 1929 года в Стокгольм. Весной 1930 года они уехали в Нэс. Это было счастливое время для Астрид и Лассе. Наконец-то они вернулись домой, где у мальчика оказалось вдруг столько родственников. Сначала Лассе держался за мамину юбку, а потом стал свободно бегать куда ему вздумается. А сколько было в Нэсе диковинных животных и птиц! Но пришло время расставаться, и Астрид уехала, оставив малыша на попечение Гуннара, Стины, Самуэля Августа и Ханны.
Целый год прожил ребенок в Нэсе. Астрид между тем работала в конторе, где ее очень ценили, особенно шеф — Стуре Линдгрен. Весной 1931 года Астрид Эрикссон вышла за него замуж и стала Астрид Линдгрен. Пройдет время, и это имя облетит весь мир. Астрид и Стуре поселились в небольшой двухкомнатной квартире. Астрид ушла со службы и, хотя занималась домашним хозяйством и воспитывала Лассе, успевала редактировать дома книги. Через три года у супругов Линдгрен родилась дочь Карин. «И она была совсем не такая мама, которая тихонько сидела на скамейке в парке и смотрела на своих играющих детей, — рассказывал об Астрид ее сын Ларе Линдгрен. — Она хотела играть сама, и я подозреваю, что ей было так же весело, как и мне». Астрид была чудесная мать — любящая, внимательная, заботливая. Она не только играла со своими детьми, но и подробно рассказывала в письмах о том, как растет ее дочь Карин, как она спит, кричит и лепечет, сколько у нее зубов…
Но любовь к детям, заботы о семье не заслоняют от Линдгрен того, что происходит в Швеции и во всем мире. А время наступало тревожное. Над Европой сгущались тучи. 1 сентября 1939 года Астрид начинает вести дневник, названный ею «военным». Ей хотелось осмыслить и запечатлеть все происходящее в мире. «Сегодня началась война, — пишет она на первой странице дневника. — Никто не хотел верить этому… Рано утром немцы бомбили многие польские города и вторгаются в Польшу». Ее дневник пронизан ненавистью к насилию, нацизму и Гитлеру. Уже на второй день войны, 2 сентября 1939 года, Линдгрен замечает: «Суд истории над Адольфом Гитлером должен быть ужасен…» И в дальнейшем она с негодованием рассказывает о зверствах фашистов, сравнивает Гитлера с диким зверем, называет его губителем собственного народа.
Адвокат Харри Сёдерман, который осенью 1940 года пригласил Астрид работать в его конторе стенографисткой, имел доступ к секретной информации о положении в мире, и Астрид вместе с ним раньше других узнавала о событиях в Европе. Особенно волновали будущую писательницу известия об убитых детях. «Как, должно быть, страдают бедные матери на этом безумном земном шаре», — записывает она в дневнике. Линдгрен понимала, насколько лучше жилось шведам по сравнению со всеми борющимися и страдающими народами. Она понимала также, что даже сохранившая нейтралитет Швеция может разделить участь оккупированных Дании и Норвегии. Линдгрен возмущали шведы, защищавшие нацизм. А такие были, они не протестовали против уступок шведского правительства гитлеровцам. В частности, против того, что разрешены транзиты — проезд немецких войск через Швецию. Линдгрен с волнением описывает ужас, охвативший множество шведов при известии о том, что немецкие корабли прошли мимо шведского острова Готланд. В Стокгольме не хватает продуктов, но Линдгрен переживает в это время за русских и французских военнопленных в немецких портах, которые страшно голодают. Думая о том, что будет, когда кончится война, она с грустью пишет: «Мир не вернет матерям сыновей, а детям — родителей».
После войны Астрид стала вести дневник не очень регулярно. Тем не менее она записывала под Новый год или же в конце весны, лета и осени все самые важные события, которые произошли в мире и в семье Линдгрен. И это имело для нее неоценимое значение — в Астрид подспудно шло накопление творческих сил, она ощущала непреодолимую потребность писать, и дневник был своего рода подступом к литературному труду, своеобразной школой.
Все эти годы Линдгрен сочиняла коротенькие сказки, которые печатались в детских газетах и рождественских приложениях к ним. Однажды ей вернули ненапечатанными три произведения, на одном из которых была пометка: «Девочка умеет писать, двух мнений быть не может». Астрид показалось, что такая пометка на отвергнутой рукописи выглядела «чуточку» странной. Но она продолжала упорно работать и посылать рукописи в издательства.
Как-то в сентябре 1944 года известная шведская писательница Марика Шёрнстедт, библиотекарь и литератор Эльса Олениус и директор недавно открытого издательства «Рабён-Шёгрен» Ханс Рабен сидели в одной из комнат этого маленького издательства и обсуждали рукописи, присланные на конкурс. Вторую премию решено было дать книге «Бритт-Мари изливает душу», которая показалась им лучше остальных книг для девочек. Предстояло узнать, кто написал эту повесть, так как рукописи присылались анонимно, без фамилии автора. Перед тем как вскрыть конверт с фамилией автора, Рабен сказал:
