Федор Камалов - Война Красного Лиса
— Так они же не пускают, Денис Иванович!— вскричали несколько голосов.
Диваныч посмотрел на Баярда, сидящего за столом, и кивнул: ответь на это, верховный индейский правитель!
— Мы...— Баярд откашлялся,— приглашаем всех вожатых в гости. Выберем день... Кто приходит к нам с добром, тот с добром и уходит.
— Здесь очень многое зависит от вождей, Денис Иванович,— продолжил Маломёд.
— Конкретнее, ваши предложения!?
— Могу и предложения. Я бы взял на себя руководство племенем, Денис Иванович, если вы настаиваете.
— Я настаиваю, чтобы вы, наконец, взяли на себя руководство вторым отрядом, — сказал Диваныч сердито, подумав, что вожди могут расплодиться, как грибы после дождя. Весь лагерь — из одних вождей.— А то, как ни посмотришь, сидите у радиста чаи распиваете,
— А отряд у меня первый!
— Это не столько ваша заслуга, сколько Улугбека, председателя совета отряда,— сказала старшая вожатая, глядя на Маломёда сквозь очки.— Он ведет ребят за собой.
Маломёд, оскорбившись, отвернулся. Часть вожатых высказалась, что работать в лагере тяжело. Групповщина из-за апачества. Мальчишки, как заговорщики — тайны от вожатых, постоянно шепчутся, косо смотрят на непосвященных. Иногда бывает, что слово вожатого для них не закон.
В защиту апачей выступила вожатая первого отряда. Подростки народ сложный и трудный, говорила она. Обычно ребята в первом отряде покуривают, пошаливают. А здесь в племени самодисциплина. За годы работы в пионерлагерях ей не приходилось видеть такой сдержанности в ребятах, такого дружного отряда.
Ее поддержали. Только себялюбец не может (или не хочет) видеть пользы, которую приносит племя с его железным порядком. Нет никакой групповщины. Не надо провоцировать ребят, и все будет в порядке.
Высокое собрание раскололось на две половины.
- Какой может быть педагогический авторитет, если ребята скрывают от нас часть своей жизни?
- Авторитет не медаль. Им нельзя наградить, его нельзя отнять. Авторитет — фокус вашего характера.
- О фокусе характера, товарищи, хорошо сказал Ларошфуко: имей характер, вот и весь фокус.
- А вот Спиноза сказал...
И разгорелся высоконаучный педагогический спор. Если бы кто-то вдруг сказал: «А как быть с Гречко?»— на него посмотрели бы с удивлением и, может, даже раздражением — какой Гречко, причем здесь Гречко?— мы говорили о Макаренко, Бенджамине Споке и Сухомлинском.
Диваныч, подперев щеку рукой, улыбался, слушал вожатых, пока не устал.
—Вернемся к нашим апачам. Как взять их под педагогический контроль, подумаем во вторую смену. До конца этой осталась неделя: проводим фестиваль, готовимся к закрытию — никаких индейских сборов, Баярд.
С первого дня будущей смены, пожалуйста, играйте. В лагере практически те же дети все лето...
* * *
Безлунье. Чернильная темень разлилась среди урючин. Тотемный столб под накидкой похож на ракету, покинутую на чужой планете.
Улугбек привел Гречко в сад, попросил его отвернуть накидку, посмотреть на лицо Великого Манито.
—Не видно ни черта,— бормотал Гречко, ладонями ощупывая грубое деревянное Лицо.— Дерево и есть дерево.
Улугбек вполголоса сказал:
- Оно живое.
- Что ты лапшу вешаешь на уши! — грубо отозвался Олег и сам услышал, что вышло сплошное шипение и сплюнул. — Тут человека не считают за живого!...
- Поэтому ты никогда не станешь хорошим индейцем,— сказал Улугбек с сожаленьем.
После его ухода Олег лег на землю у столба и стал смотреть в небо. Высоко над ним висел и покачивался на невидимом крючке звездный ковш. Чем больше Олег смотрел на него, тем отчетливее слышал тихий звон, будто в ковш задувал звездный ветер. И ему стало казаться, что вся ночь пронизана прерывистым, тихим звоном звезд. Он почувствовал себя одинокой песчинкой в этом громадном мире. Болело расцарапанное тело, ныли ушибы и ссадины. Но еще больнее было его душе. «Мать Большая Медведица!..» — хотел он взмолиться и попросить у нее.
Чего, Олег, ты хотел бы попросить у звезд?
Он и сам не знал.
Ему хотелось близости, участия, дружбы. Но он не умел ни просить, ни предложить сам.
* * *По тайному решению совета вождей каждый апачский род собирался в свободное время, работал на племя.
Изготовляли про запас копья, луки, томагавки. Ни одной бросовой доски не осталось на хоздворе. В дело пошла и часть старого, валявшегося забора. Половина оружия хранилась у палатки Великого советника, половина в мастерских.
Обе мастерские загружены работой. Все по дереву — у Ашота Шамана, все по металлу — у Баярда. Украшали оружие орнаментом. Каждому хотелось, чтобы его томагавк был самым красивым.
Готовили налобные повязки. На рубашки нашивали герб апачей
Отплескал флагами фестиваль. Прощальный костер
пылал в ночи, выбрасывая в ночь красные языки,
Водили вокруг него последний в этой смене хоровод.
И настали минуты — колонна автобусов покатила к городу под синее мигание милицейской «Волги». Остановись, встречный! Какие бы важные грузы ты не вез, подожди у обочины. Едут дети!
ТАКТИКА КРАСНОГО ЛИСА
Из пятого отряда разошлись по лагерю десять голенастых девчонок, одна даже в кокетливой шляпке.
Две девочки в траве у радиорубки читали «Русские народные сказки», хмурились и деловито чиркали карандашиком на листике, словно собирались писать автору сказок сердитое письмо. Черный Фармацевт проходил, не обращая на них внимания. «Радист куда-то пошел. Пришел обратно. Ему звонят. Он что-то говорит...»
У раскрытых окон физруковского дома три девочки старательно изображали зоологическую экспедицию, собирали божьих коровок. Насекомых этих было тут. видимо, много. Экспедиция работала вдумчиво, не торопясь. Ашот Свисток высунулся из окна.
— Что вам тут нужно? С утра ползают, честное слово.
Не отвечая ему, трое в платьях поползли в сторону. Физрук с треском захлопнул окно.. Трое переглянулись. Не удалось добыть ни списков врагов, ни секретных планов.
Тяжелая выпала служба Сломанному Томагавку. Вождь поручил ему следить за Маломёдом. Друзья апачей в пятом отряде, девчонки, придали ему вид истинной юной дамы. Вручили полный набор: соломенную шляпку с сухим бумажным цветком, скакалку, плюшевого мопсика. Еще и подкрасили губы. Словом, постарались.
Ох, не прост был Сломанный Томагавк, держался от вожатого метрах в двадцати. Но Маломёд не лыком шит, не из глины замешан. Через полчаса слежки Маломёд спрятался за столовой и, когда Сломанный Томагавк завернул туда же, поймал его за ухо.
- Шорты видать,— сообщил он.— Тебя кто послал следить за мной?
- Я не слежу,— сказал Сломанный Томагавк,— я к конкурсу готовлюсь.
- Из какого отряда? — неумолимо спросил Маломёд, доставая блокнотик и ручку.
Сломанный Томагавк затосковал.
- Меня одна вожатая послала,—- сказал он вдруг. Маломёд отпустил его оттопыренное ухо.
- Следить за мной? Какая вожатая?
- Я не могу сказать,— потупившись, сказал Сломанный Томагавк,— я дал слово.
- Но зачем?
- Она, наверное в вас влюбилась.— Он сам ужасался — что мелет его язык?
— А вот это ты уже лишку говоришь,— сказал Маломёд и погладил его по голове.
Сломанный Томагавк, отпущенный озадаченным Маломёдом, у себя в палате швырнул мопса, сорвал шляпку, с отвращением вытер губы и остался в майке и шортах. Он по-пластунски пробрался к корпусу второго отряда и секретно залег в зеленой верблюжьей колючке. Через два часа у него чесалось все тело, даже лоб. Зато листок заполнялся строчками: «Пьет из фонтанчика. Говорит с девочкой. Два раза оглянулся. Вышел из столовой, вытирает губы...»
Садовник Монахов обрезал виноградные кусты. Грош дремал у лестницы.
—Я еще и зубы дергал. А как иначе, если больниц не хватало, а народ страдал. Надо народу помочь или не надо? Если умеешь, не скрывай свой талант. Да, дергал. Дверью. Привяжу зуб к дверям...
Монахов почуял неладное. Игравшая неподалеку от них девочка забылась и зафутболила так, что мяч со свистом пролетел над садовником. При внимательном взгляде у девочки оказалось кособокое платье, разбитые коленки, а главное, она глядела на садовника исподлобья.
—Санька!— приглушенно окликнул Монахов.— Вон ту!.. Лови!
Пока Грош ворочал глазами, соображая, кого ловить, «девчонка» ринулась в кусты и исчезла. Монахов скатился с лестницы.
—Санька, прикрывай с тыла!
Они благополучно добрались до дома. Монахов открыл дверь, неверными шагами добрался до кровати и лег...
—Санька,— сказал он,— мне плохо...
К вечеру по отрядам разнеслось, что лагерь полон таинственно переодетых. Кого? Переодетых. Таинственно. Зачем еще подробности!
