Роберт Стайн - Я живу в твоем подвале!
Нет. На полу ничего не было. Я потрогал языком зубы. Нормальный язык.
Я испустил долгий вздох облегчения.
Я в порядке, подумал я. И я проснулся. Наконец — то я проснулся.
Никаких больше мерзких кошмаров.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Я повернулся к двери — и в комнату вошел великанище!
Мужик улыбнулся мне, и потер короткую черную бороду. Росту в нем было, должно быть, футов семь! Входя в палату, ему пришлось нагнуть голову. У него была пышная черная шевелюра и густые брови, казавшиеся гусеницами, нависшими над стеклами очков.
Белый халат болтался на его долговязой фигуре. На мощной груди подпрыгивал стетоскоп.
— Чувствуешь себя чуток лучше, Марко? — Спросил он. — Я доктор Бэйли.
— Э… А вы настоящий доктор Бэйли? — Брякнул я.
Он сдвинул свои густые брови:
— Ты о чем?
— Ну… — начал я, — другой доктор Бэйли… в смысле, доктор Бэйли в моем сне…
Он сел на край койки. Матрас прогнулся под ним. С минуту он внимательно смотрел на меня.
— Да — да. Меня малость беспокоят эти твои сны, — сказал он наконец.
Он приложил мне к груди стетоскоп и прослушал несколько секунд.
— Сердцебиение полностью в норме, — сообщил он.
Он нахмурился.
— Твоя мать с сестрой сидят внизу, в больничном кафетерии, — сказал он. — Они поднимутся сюда через минуту. Они сказали мне о твоих сновидениях. Твоя мама говорит, они тебя смущают и пугают.
Я кивнул
— Они были страшные. И такие реальные. Цвета были реальные. И… — Я не знал, что еще сказать.
Доктор Бэйли кивнул.
— Я хочу подержать тебя здесь еще одну ночь, Марко, — сказал он, убирая стетоскоп под халат. — Рентген у тебя хороший. Повреждений черепа я не обнаружил. На коже синяк, но заживет он быстро.
— Так это ж здорово! — Воскликнул я.
Он опять кивнул.
— Да. Но эти твои странные сны меня немножко тревожат.
— Так мне придется остаться здесь еще на одну ночь? — Разочарованно спросил я.
Он поднялся на ноги. Когда он стоял рядом, казалось, что он в целую милю ростом!
— Да. Еще на одну ночь, — сказал он, записав что — то в блокнот. — Приду осмотреть тебя утром. Я почти уверен, что тебя можно будет выписывать домой.
— Спасибо, доктор, — отозвался я слабым голосом. Я не мог скрыть огорчения — так уже хотелось поскорее покинуть госпиталь.
Доктор Бэйли повернулся к двери.
— Ой, чуть не забыл, — сказал он, покачав головой.
Он извлек из кармана квадратный конверт.
— Это пришло на твое имя. Несколько минут назад. Пока твои мама и сестра были внизу. А я чуть не забыл.
Он вручил мне конверт.
— Отдохни, — посоветовал он. — Я сделаю все, чтобы ты смог выписаться завтра утром.
Я еще раз поблагодарил его. Потом наблюдал, как он идет по коридору, пригибая голову. После чего взялся за конверт. Там было написано «ДЛЯ МАРКО», но почерк я распознать не сумел.
Я вскрыл конверт, вытащил записку. Почерк был неровный и мелкий. Приглядевшись, я с трудом прочел:
«Дорогой Марко!
Поторопись, пожалуйста, домой. Пора бы уже тебе взять на себя заботу обо мне.
Жду тебя в подвале.
Кейт.»
23
Мама с Гвинни вернулись спустя несколько минут.
— Мы тебе угощение притащили, — сообщила Гвинни, вручая мне батончик моего любимого «Милки Вэя».
— Сестра сказала, тебе можно есть когда захочешь, — сказала мама. Она шагнула к моей кровати. — Доктор был? Что он сказал?
— Говорит, завтра утром я уже могу быть дома, — сказал я. — Но, мам?
Она посмотрела на меня.
— Будешь ты наконец есть свой батончик? — спросила Гвинни.
— Позже! — рявкнул я.
— Но это ж твой любимый! — не унималась она.
Я — то знаю, чего ей надо. Откусить хочет!
Игнорируя ее, я вновь обратил взгляд на маму.
— Мам, доктор Бейли дал мне это вот письмо. Понятия не имею, откуда оно взялось. Это от парня по имени Кейт. Помнишь? В одном из моих снов он был. Но это невозможно. Как…?
— Какое еще письмо? — перебила мама. — Покажи мне. Давай я его прочту.
Я полез за письмом. Вроде, положил его на одеяло… Нет. Там его не оказалось.
Я пошарил по кровати.
Нету.
Сел и огляделся по сторонам. Может, на пол упало?
Нет. По крайней мере, я его там не видел.
Я поднял подушку и посмотрел под ней. Нету. Сдернул простыню и одеяло, и обыскал всю постель.
— Какой — то бред, — пробормотал я, качая головой. — Я же держал его в руках. Я его положил — то всего на минуточку.
Мама с Гвинни переглянулись.
— Нет, правда! — воскликнул я.
— Не мог бы ты лечь в постель? — спросила мама. — По — моему, доктор Бейли не хотел, чтоб ты ходил.
— Но мне надо найти письмо, — настаивал я.
— А батончик твой между тем растает, — заявила Гвинни.
— К чертям твой дурацкий батончик! — заорал я. — Я получаю письма от пацана, который сказал, что живет в нашем подвале — и я хочу это доказать!
— Хватит орать, Марко, — возмутилась мама. — У тебя мысли путаются. Тебе надо отдохнуть.
— Но… но…
Я повернулся к двери — в палату заглянул доктор Бейли.
— А вот и ты! — улыбнулся он. — Уже встаешь с кровати? Чувствуешь прилив сил, да?
— Скажите им, доктор! — крикнул я. — Вы только что мне дали письмо — так? Скажите им о письме!
У него глаза на лоб полезли.
— Письмо? — спросил он. — Какое еще письмо?
24
Этой ночь я отчаянно боролся со сном. Я больше не хотел видеть кошмары. Не хотел больше видеть этого мальчика, Кейта. Не хотел видеть, как моя сестра (или кто — либо еще) разевает рот и выворачивается кишками наружу.
Я держал глаза широко — широко открытыми и пялился на серое небо за окном. И прислушивался к обычному больничному шуму, доносившемуся из — за дверей.
Но, как бы то ни было, я все же провалился в сон. И спал крепко, без каких — либо сновидений.
Когда я проснулся, мама с Гвинни были уже у меня. Мама паковала мои вещи.
Я застонал и приподнялся на локте.
— Подъем, Спящая Красавица! — бодро воскликнула мама. — Доктор Бейли говорит, мы можем ехать домой этим же утром!
— Класс! — воскликнул я; голос мой со сна еще был хриплым. Голова болела. Рукой я задел повязку.
— Повязку не трогать! — предупредила мама. — Голова у тебя какое — то время еще поболит. Но ты в порядке.
Я спустил ноги на пол. Почувствовал легкое головокружение, но все же встал.
— Доктор говорит, ты можешь вернуться в школу сразу, как окрепнешь, — сказала мама.
— Везет же людям! — воскликнула Гвинни. — Все контрольные и тесты ты пропустил!
— Одевайся, — сказала мама.
Дважды повторять ей не пришлось. Я буквально нырнул в свою одежду.
На душе было так хорошо, что хотелось петь и плясать. Я даже обнял Гвинни — в первый раз за всю жизнь!
— Жаль, что у меня во сне ты не была моей сестрой, — сказал я.
— Фу! Не обнимай меня больше! — воскликнула Гвинни, скорчив рожу. — И вообще, давай, становись уже нормальным!
— Не боись. Я и буду нормальным, — сказал я. — Вот окажемся дома — так я стану нормальнейшим из людей!
Так я и думал.
— Когда мы вернулись домой, я чмокнул входную дверь! Вот так я был счастлив. Меня не было дома два дня — а казалось, что два года!
Мама отправилась на кухню готовить домашнюю пиццу. Мое любимое блюдо. Мама кладет много сыра и ломтики сосисок вместо пепперони.
Обычно она готовит пиццу лишь по уик — эндам. Но сегодня был особенный день — это стоило отметить.
В полдень пришел Джереми. Он рассыпался в извинениях, за то, что меня стукнул.
Я сказал ему, что даже не помню, как это случилось.
— Да и я не особо — то помню, — ответил Джереми, — ты стоял позади меня. Я тебя не видел. Пришел мой черед бить, я замахнулся, и — БАЦ!
Я попытался вспомнить. Но воспоминания ко мне не вернулись.
— Мне так жаль, Марко, — вновь извинился Джереми.
— Ты не виноват, — сказал я, — не вини себя.
— Может, ты ему чуток умишка вколотил! — подала голос Гвинни из — за дверей гостиной.
— Вали отсюда, Гвинни! — гаркнул я. — Что ты вообще делаешь в коридоре? Шпионишь?
— С чего мне за вами шпионить? — парировала она. — Вы ну — у-удные!
Подозреваю, Гвинни втюрилась в Джереми. Она постоянно выпендривается, когда он приходит.
— Мама в прокате взяла несколько фильмов. Мы могли бы их посмотреть, — сказал я ей. — Хочешь с нами?
— Скукоте — е-е — ень! — ответила она. Но тут же шлепнулась на ручку дивана, скрестила руки на груди и спросила:
— А что за фильм?
Я вытащил кассету с «Индианой Джонсом», которого смотрел уже раз десять, не меньше.
— Во, этот клевый, — сказал я. — Давай еще раз посмотрим.
