Александр Власов - Полыновский улей
Мужчина неодобрительно покачал головой.
— Эдик, Эдик!.. Дверь закрывать нужно.
— Я закрыл... за папой!
— Плохо закрыл! Плохо!.. Ну, здравствуй, дорогой! — Мужчина протянул обе руки. — Вернулись? Давно ли?
— Только что... Три дня назад.
— То-то я смотрю — окна грязные. — Мужчина внимательно оглядел комнату.
— Садитесь, Виталий Борисович! Я сейчас чай согрею.
— Посижу, спасибо! А чаю не нужно. Я уже пил... Рассказывай, папа как, мама?
Лицо у мальчишки осунулось, побледнело.
— Маму похоронили... Тиф.
Виталий Борисович вскочил со стула, постоял, склонив голову.
— Папа спать перестал... Виноватым себя считает из-за того, что не медик. Чуть работы свои не сжег.
— Это напрасно.
— А я его понимаю. Победить тиф — это важнее, чем сто плотин построить!
— Так, Эдик, можно думать только сгоряча. Пройдет год, другой — и папа снова возьмется за любимое дело, — мужчина кивнул на аквариум.
Эдуард печально улыбнулся.
— Он уже взялся. Приехали к нему сегодня... Обрадовался! Рукописи сложил в чемодан и говорит: «К вашим услугам, товарищи. Едемте!»
— И куда же?
— На реку Волхов. Туда направляют комиссию. Будут строить электростанцию.
— Ты один, бедняжка?
— Да... Папа мне обе продовольственные карточки оставил. Вот я и хозяйничаю.
Эдуард разговорился. Он был рад приходу Виталия Борисовича, о котором отец всегда говорил с большим уважением. Да и самому Эдуарду нравился этот высокий сильный человек.
До революции Виталий Борисович инспектировал музеи и считался большим знатоком всяких редкостей. А сейчас... Он не скрыл от Эдуарда, что сейчас остался не у дел. Почему? Очень просто — время такое. Трудное время. Не до изящных искусств. Его знания не в ходу. Другое дело — папа Эдуарда. Вот что сейчас нужно! Нужно все, что помогает создавать материальные ценности. Всякие там Рафаэли подождут. Они ведь ни накормить, ни обуть не могут.
Эдуарду стало жалко Виталия Борисовича. Почему-то припомнился недавний случай с сестрорецким рублем, которым Васька разгибал гвозди. Выслушав эту историю, Виталий Борисович сокрушенно вздохнул. Это именно то, о чем он говорил. А бывает и хуже: калечат не вещи, а людей — заставляют их делать то, что они не могут. Так было однажды и с Виталием Борисовичем. Шел он с двумя художниками по улице, а навстречу — патруль. Попросили документы и объявили: поедете рыть окопы, на сборы — десять минут. Дали рваные фуфайки. А где хорошую одежду оставить? До своего дома далеко...
Виталий Борисович испытующе взглянул на Эдуарда, и мальчишка догадался:
— Вы у нас переодевались?
— У вас... Это поблизости было. Я предполагал, что вы в городе. Привел художников. Дом пустой — ни одного человека. Дверь вашей квартиры, как и сегодня, не заперта...
Эдуард засмеялся.
— А мы никак не могли понять, чьи это пальто!.. Почему же вы их не взяли, когда вернулись?
— Я только что вернулся из больницы. Ранило меня в живот на Пулковских высотах. Год провалялся в постели. А художники, надо думать, постеснялись без меня зайти в чужую квартиру.
Эдуард подвел Виталия Борисовича к шкафу, распахнул дверцу.
— Ваши пальто в целости и сохранности!.. Посмеется же папа, когда узнает, как это произошло!
— Действительно, смешное происшествие. Представляю, как вы удивились.
Они поговорили еще минут двадцать, и Виталий Борисович стал собираться домой. Условились, что пока Виталий Борисович возьмет только свое пальто, а за другими пришлет художников или сам зайдет в следующий раз.
— Которое ваше? — спросил Эдуард.
— Среднее.
Эдуард потянулся к вешалке, но Виталий Борисович опередил его.
— Спасибо, Эдик, я достану.
Он вынул пальто из шкафа и надел его. Оно было чуточку широковато.
— Похудел, — произнес Виталий Борисович, оглядывая себя в зеркало.
— Поправитесь, — сказал Эдуард и провел рукой по пальто, чтобы разгладить складку на спине. Под ладонью что-то мягко хрустнуло, как будто подкладка была из плотной бумаги.
Виталий Борисович поспешно повернулся лицом к Эдуарду.
— Плохо сидит?
— Складочка была.
— Разойдется. Жирку нагуляю немножко — и разойдется...
Когда Виталий Борисович попрощался и ушел, Эдуард почувствовал беспокойство. Что-то было не так. Но что? Он посмотрел на оставшиеся в шкафу пальто, потрогал за рукав, провел рукой по сукну и снова под ладонью ощутил шероховатость. Эдуард сдернул одно пальто с вешалки. Оно показалось ему довольно тяжелым. Мальчишка положил его на стол, ощупал... Между подкладкой и сукном вдоль всей спины был еще какой-то плотный слой. Волнуясь все больше и больше, Эдуард ножницами подрезал подкладку и просунул руку в дырку. Пальцы нащупали сухую шероховатую поверхность. Тогда он рванул подкладку. Открылся нижний обрез зашитого в пальто полотна. Кромка еще хранила следы крепления к раме. Выше начинался темно-коричневый фон, на котором отчетливо вырисовывалась босая нога. Она была как живая — с розово-матовой кожей, с бледно-голубыми прожилками, с напряженными пальцами, опиравшимися на коричневый ковер. Человек стоял на цыпочках. Но его не было видно. Из-под подкладки пальто высовывалась только эта мускулистая нога, нарисованная мастерски.
Эдуард отошел от стола и сел на диван, но тотчас вскочил и выбежал за дверь. Прыгая через две ступеньки, он спустился вниз. На набережной Виталия Борисовича не было. Он успел уйти. Куда? Домой?.. Эдуард не знал адреса, помнил смутно, что Виталий Борисович живет где-то у Финляндского вокзала. Но он же обещал вернуться за другими пальто! А что будет с тем, которое он надел? Эдуард не сомневался, что и в том пальто зашита картина. И ценная, из музея!
Растерянно стоял Эдуард у лестницы. Мысли перепрыгивали с одного на другое, пока, наконец, он совершенно четко не представил, что произошло. Окопы, переодеванье, конечно, выдумка! Этот человек использовал их квартиру для хранения похищенных картин. И сейчас он куда-то их переправляет!.. Еще раз вспомнился Финляндский вокзал. Может быть, это не случайное совпадение? Не за границу ли уйдут картины?
Эдуард беспомощно посмотрел по сторонам. В окне первого этажа виднелось Васькино лицо с забавно приплюснутым к стеклу носом. Эдуард обрадовался и замахал рукой.
— Выйди, пожалуйста!
Лицо исчезло, но Васька не вышел. Эдуард никогда не позволил бы себе быть таким навязчивым, но в ту минуту он не мог поступить по-другому. Он звонил и барабанил кулаками в дверь, пока Васька не открыл.
— Чего тебе надо?
Эдуард не стал объяснять. Он боялся, что дверь захлопнется. Схватив Ваську за руку, он потащил его на второй этаж. Ваське легко было вырваться, но любопытство победило. Он сопротивлялся слабо — для вида.
— Посмотри! — взволнованно сказал Эдуард, подтащив Ваську к лежавшему на столе пальто.
Васька взглянул на босую ногу, небрежным рывком оторвал подкладку еще больше и уставился на упругий налитый силой торс мужчины.
— Я в бане и не таких видел!
— Что ты говоришь! Ну что ты говоришь! — воскликнул Эдуард. — Ты пойми, этой картине, может быть, цены нету!
Васька одернул подкладку — прикрыл голое тело.
— Опять ты про цены жужжишь!.. Ты лучше скажи, за что отца заграбастали?
Эдуард опустился на диван и заплакал. Васька поглядел, как прыгают у него плечи, и сел рядом.
— Ты!.. Эй!.. Хватит!.. Может, ты и не виноват... Я не спорю... Тем лучше, если не виноват.
— Никуда его не забирали! — сквозь рыданья выговорил Эдуард. — Он ученый! Его попросили...
— А тот тип — тоже ученый?
— Какой тип?
— Который у тебя в гостях был.
— Из-за него я и позвал тебя... Только поздно, не найдем мы его!
— Найдем, если надо... Костя за ним потопал. От Кости не уйдет!..
* * *Косте досталось в тот день. Он пешком дошел почти до самого Финляндского вокзала. И все из-за него, из-за этого типа. Было жарко. Мужчина шагал крупно и ни разу не остановился. С Кости сошло десять потов. Он удивлялся и ругался про себя. Удивлялся, что человек в такую теплую погоду нарядился в пальто. Ругался, потому что их то и дело обгоняли трамваи, а они шли и шли пешком: мужчина впереди, Костя сзади.
Так они добрались до высокого дома рядом с вокзалом. Человек вошел в квартиру на первом этаже. Костя подождал на углу минут пять и прыгнул на подножку проходившего мимо трамвая.
Домой он вернулся быстро. Соскочил на мосту через канал и чуть не опрокинул ведро с зеленой краской. Рабочий, красивший перила, погрозил ему кистью. Костя не обернулся. Он торопился, хотя и не знал, что его ждут с нетерпением.
Дверь Васькиной квартиры была приоткрыта. Костя без стука вошел в комнату и удивленно остановился. Там сидели Васька, его отец, милиционер, незнакомый молодой мужчина в косоворотке и... Эдуард. Косте не дали опомниться. Мужчина в косоворотке подошел к нему и взял за плечи.
![Андрей Балабуха - Когда врут учебники истории. Прошлое, которого не было [без иллюстраций]](/uploads/posts/books/168497/168497.jpg)
