Ю Несбё - Доктор Проктор и великое ограбление
– Да знаю я английский! – рассердился Булле. – Ай кэн инглиш [15]. Слышала?
Лисе вздохнула:
– And how would you translate what I’m saying now? [16]
Несколько секунд Булле смотрел на нее, как удав на кролика, потом сморщил курносый нос с веснушками:
– Ладно, дайте и мне ОДНУ маленькую пилюлю. А что там еще полезного?
– У меня есть башмак-дровосек, который я позволил себе сделать с расчетом на твою ногу, Булле!
– Красота! – воскликнул Булле и надел маленький башмак.
– Это мой подарок тебе в связи с возвращением в родные края, и к нему прилагается вот это, – сказал Проктор и протянул Булле маленькую перчатку.
– Что это? – спросил тот.
– А на что это похоже? Разумеется, это прицельная перчатка для правшей.
– Ах да, конечно, – сказал Булле и надел перчатку.
– Какая такая прицельная перчатка? – спросила Лисе.
– Ты что, не врубаешься? – хмыкнул Булле и стал боксировать, нанося удары в воздух перед собой.
– Нет. Так что же это?
– Это… ну… маленькая изящная перчатка, которая обогревает правую руку, если у тебя не замерзла левая. И еще ты можешь боксировать в воздухе, и у тебя не будет сквозняка между пальцев, и не будет ревматизма, и ты сможешь держать в этой руке ложку, когда попадешь в дом престарелых.
– Хорошо, – сказал доктор Проктор, пряча улыбку. – В первую очередь с помощью этой перчатки ты сможешь бросить вот эти три дротика. – Он поднял три маленьких дротика: желтый, оранжевый и черный. – И они с точностью до миллиметра попадут туда, куда ты целишься, на расстоянии в десять метров.
– Да-да-да, и это тоже, – кивнул Булле, продолжая боксировать в воздухе, чтобы все понимали, что главное назначение перчатки состоит именно в этом. – А еще что-нибудь у вас есть?
– Гм, – сказал Проктор и огляделся вокруг. – Если не считать аппарата, с которым ты можешь играть в «камень, ножницы, бумагу», я изобрел морозильную жидкость.
– Разве ее не изобрели раньше? – спросила Лисе.
– Такую, как у меня, не изобрели. – Профессор поднял пробирку с голубой булькающей жидкостью. – Если ты выпьешь ее, она вступит в реакцию с кислотой в твоем желудке и почках, и, когда ты будешь писать, все, на что ты написаешь, превратится в лед, который ты легко сможешь разбить, из чего бы это ни было сделано.
– Супергениально! – воскликнул Булле и восторженно захлопал в ладоши.
– Смотри не написай на собственные башмаки, – сухо заметила Лисе.
– Я возьму с собой одну совсем маленькую бутылочку, – сказал доктор Проктор. – И это, пожалуй, все.
– А для меня вы, значит, ничего не изобрели? – спросила Лисе.
Оба посмотрели на нее.
– Ты права, – сказал доктор Проктор. – Получается, что почти всегда мои изобретения испытывает Булле.
– Это не страшно, – сказала Лисе и храбро улыбнулась. – Ему это доставляет больше радости, чем мне.
– Мы можем взять для Лисе порошок ветронавтов, – предложил Булле.
– Нет! – твердо сказала Лисе. – Если брать этот порошок, то только как дополнение к твоему писанью!
– Один пакетик, – взмолился Булле. – Подумай, Лисе. Вот мы найдем золото и будем праздновать это с королевой в Букингемском дворце, ты будешь красиво одета, пойдешь танцевать с каким-нибудь наследным принцем, он пригласит тебя в сад на романтическую прогулку при свете луны, и тут ты поразишь его, сдув всю листву с деревьев одним приемом.
– Спасибо, не надо! – закричала Лисе. – Забудьте о том, что я сказала!
– Но, Лисе, садовник королевы будет умолять нас отдать ему это изобретение! – сказал Булле. – Может быть, Виктор сможет наконец заработать какие-нибудь деньги.
– Н-ну да, – сказал профессор. – Раз американцы не выражают желания запускать ветронавтов в космос, мы можем взять с собой один пакетик, он занимает не так много места.
– Карамельный пудинг! – крикнула из кухни Жюльет Маргарин, возлюбленная доктора Проктора.
И это было весьма кстати, потому что они как раз закончили собирать свой багаж.
– Вам надо быть очень осторожными там, в Лондоне, – озабоченно сказала Жюльет, наблюдая, как они поглощают ее карамельный пудинг. – А тебе надо хорошо присматривать за ними.
– Непременно, – сказал доктор Проктор.
– Я не тебе это говорю, Виктор, я говорю это Лисе.
– Непременно, – заверила ее Лисе и улыбнулась.
– Да что там бояться, – сказал Булле и рыгнул, хотя и старался удержаться. – Эти Хрусты самое большое зло не во всем мире, а только в Мало– и Великобритании. А мы, что ни говорите, самые большие хитрецы на всей Пушечной улице.
И за это они подняли стаканы с грушевым соком.
Потом Жюльет попрощалась с ними, и каждый пошел к себе: Булле в желтый домик, Лисе в красный, а доктор Проктор спустился в подвал, чтобы провести самую последнюю доработку изобретений, которые он хотел взять с собой.
– Опять ты тут, – не отводя взгляда от телевизора, простонала мама Булле, когда в комнату вошел ее сын.
– Я тоже рад тебя видеть, мама, – сказал Булле.
– Тсс! – прошипела Ева. – Идет передача «Total Makeover» [17].
– Завтра вы от меня избавитесь: я уезжаю в Лондон, – сказал Булле и направился в кухню, чтобы выпить стакан молока.
– Два бутерброда с колбасой и чашку чая для меня, три шоколадных бутерброда для твоей сестры, – крикнула мама. – И поторопись, мы умираем от голода.
Когда Булле вернулся с бутербродами на подносе, Ева протянула ему новенькую купюру в 200 крон.
– Это для меня? – засиял Булле.
– Купишь мне кое-что в Лондоне, недомерок! Крем под названием «Клин Коко».
– Что это за крем?
– Для прыщей.
– По-моему, у тебя и без того много прыщей.
– Чтобы не былопрыщей, капустная ты кочерыжка! Покупай, а если не купишь, то не получишь назад свою комнату, понял?
– Мою комнату?
– Тут такое дело… – сказала мама с набитым колбасой ртом. – Тебя так долго не было, что я не могла отказать ей, и теперь это ее комната.
– Но… но у нее же есть своя.
– Теперь у нее две комнаты, ну и что? – сказала мамаша. – Девочке не хватает места для одежды. Но она разрешит тебе переночевать там сегодня. Правда, Ева?
– Да, конечно, – фыркнула Ева. – Но если ты посмеешь дотронуться до моих вещей, мы продадим тебя в бродячий цирк.
– Оставь себе свои деньги и прыщи! – сказал Булле, свернул купюру в 200 крон и бросил ее сестре. – Я не куплю тебе даже пакетик английского чая!
Ева испуганно прикрыла рот рукой:
– Ты слышала, мама? Слышишь, как этот недомерок разговаривает с твоей единственной дочерью?
– Продемонстрируй уважение к сестре, Булле, – продолжая жевать, сказала мама и прибавила звук в телевизоре. – И не забудь помыть посуду. Видишь, как много ее накопилось, пока ты путешествовал.
Булле вошел в свою комнату, которая больше не была его комнатой, вынул из пластикового пакета «РЕМА 1000» зубную щетку, почистил зубы – и те, что с золотом, и те, что без золота, – разделся и лег в постель.
Так он лежал с закрытыми глазами и представлял себе, что слышит звуки, которые издают его друзья: доктор Проктор стучит и сверлит и что-то варит у себя в подвале, Жюльет похрапывает в спальне, Лисе играет на кларнете на другой стороне Пушечной улицы.
Но вот она кончила играть и тоже забралась в постель.
Тогда Булле уселся, как обычно, на подоконнике, и его пальцы, помещенные перед лампой на письменном столе, стали отбрасывать тени и создавать фигуры на тонкой занавеске. Он был почти уверен, что Лисе наблюдает за его спектаклем театра теней. Сегодня это был рассказ о трех друзьях, которые охотились на трех бандитов в поисках золотого запаса одной маленькой страны, состоящего из одного-единственного золотого слитка. И еще до того, как Лисе заснула, три героя заполучили бандитов, золото, полцарства и по меньшей мере двух принцесс.
Глава 7
Музей восковых фигур мадам Турет и поп-король
БЫЛО РОВНО ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ типичного лондонского дня, и шел типичный лондонский дождь. И поскольку было ровно двенадцать, Биг-Бен – очень то-о-очные огро-о-омные часы на огро-о-омной башне в самом центре Лондона – начал отбивать удары. И когда он отбивал последний из своих двенадцати типично лондонских ударов, открылась дверь в номер гостиницы «Регент Корт Ярд Гарден Сквер Кроссинг».
– Вы только взгляните, какой вид! – воскликнула Лисе и, не закрыв двери, бросилась к окну. – Отсюда видны и Темза, и Вестминстерский мост, и Биг-Бен!
– Чур, верхняя постель моя! – крикнул Булле и оттолкнул доктора Проктора.
– Здесь наверняка нет двухэтажных крова-атей, – сказал профессор. – Тебе и Лисе достанется по одной крова-ати в спальне, а я буду спать здесь на дива-ане.
