Василий Смирнов - Ребята Скобского дворца
— Корниловский мятеж многим глаза открыл, — говорил Максимов, поблескивая стеклышками очков. — Поездил я по матушке-России. Везде одно и то же. Катастрофа надвигается и на фронте и в тылу. Железнодорожный транспорт разваливается. Добыча топлива в Донбассе сокращается. Фабрики закрываются — нет сырья...
— А война затягивается, — поддерживал Володя. — Чем воевать-то будем, кулаками?
Максимов усмехался.
— Солдаты по-своему борются за мир. Они сотнями тысяч дезертируют из армии. Крестьяне тоже по-своему борются за землю — жгут помещичьи имения.
— Левеют рабочие массы, — говорил и Володя. — За нас, большевиков, теперь везде голосуют. На митингах уже не кричат нам: «Долой!» Не освистывают.
— А у тебя, фельдмаршал, как дела в Скобском дворце? — поинтересовался Максимов у Царя. — Агитируешь за нас, большевиков? Твои скобари-то за кого идут? За буржуев или за нас?
— Ребята к большевикам склоняются, — объяснил Царь, принимая слова Максимова всерьез. — А меня в С-союз социалистической молодежи приняли, — и достал свой членский билет, чтобы показать Максимову.
— Он у нас — сила! — похвалил Царя Володя. — В Красной гвардии записан.
— Какую же тебе работу поручили в союзе? — продолжал спрашивать Максимов.
— Разную... Листовки раздаю, плакаты расклеиваю. Наших газетчиков охраняем. За Ленина агитирую...
Царь хотел подробно все рассказать, но в комнату вошли посторонние люди.
Максимов в тот вечер остался ночевать.
А утром, протянув Типке на прощание руку, он сказал:
— Вот тебе главное задание: всех ребят на дворе на свою сторону перетяни. Сделай их большевиками. Сможешь? Надеюсь на тебя.
Царь кивнул стриженой головой.
На другой день, выйдя на двор, он подходил то к одному скобарю, то к другому и строго допрашивал:
— З-за кого стоишь? За Ленина? За большевиков? Или за буржуев?
— За большевиков! За Ленина! — звучали голоса.
Он подошел и к Фроське.
— Ты кто? — шутливо спросил он, зная, что Фроська давно уже большевичка.
— Тип, — сказала она, обидевшись, — неужели ты не знаешь?
Все было ясно. Большевиков на дворе оказалось много. Даже Петька Цветок сам подошел к Типке и заявил:
— Я за Ленина!
Столь неожиданное решение Цветка скобари — сторонники большевиков — восприняли с большим одобрением.
— С-смотри больше не трепись! — предупредил его Царь.
— Кому ты говоришь-то? — поднялся на дыбы Цветок, обиженно удивляясь. — Ты что, не знаешь меня?
Фроська погладила Цветка по щеке и с явной укоризной взглянула на Дунечку Пузину, которая все еще сомневалась и стояла где-то посредине между Лениным и Керенским.
— А ты теперь кто? — осведомился Царь, когда к нему подошел, еще ничего не подозревая, Левка Купчик.
Ребята разъяснили вопрос Царя.
— Я за партию «Народной свободы», — заявил Купчик, отличавшийся большим упрямством, — я за Милюкова... за народ.
Общий и презрительный смех скобарей был ему ответом.
— Выгнать его со двора! — предложил кто-то из ребят-большевиков.
— Сам буржуй и за буржуев стоит, — добавил другой.
Купчик растерянно моргал глазами.
— Значит, ты кадет? — грозно спрашивал Царь.
Царь не собирался выгонять Купчика со двора. Понимал, что тот хотя и буржуй, но свой, житель Скобского дворца. Своих Царь не любил обижать еще с детства и запрещал это делать другим. И вдруг неожиданно для всех вперед вышел Ванюшка.
— Чего пристали? — с укоризной обратился он к скобарям. — Не хочет он быть большевиком... И я не хочу. Вот и все.
Смело стоял он перед ребятами, заложив руку за борт своей курточки, и с вызовом смотрел на Царя.
— Т-ты что же... по-прежнему за К-керенского? — хмуро спросил Царь, озадаченный выходкой Ванюшки.
В другое время и в другой обстановке Ванюшка промолчал бы, хорошо понимая, что теперь, когда Керенского открыто ругают и на митингах, и в очередях на улице, и во дворе, выступать в его защиту не безопасно. Да и сам Ванюшка не чувствовал к нему прежней симпатии. Но Ванюшка был зол на Царя и за Фроську, которая с появлением Типки снова забросила его, Ванюшку, и он с вызовом ответил:
— Да, за Керенского!
— Раздроби его, Царь! — послышались нетерпеливые голоса.
Ребята тесно сомкнулись, окружив Царя и Ванюшку. Оба, каждый вызывающе, глядели друг на друга.
Царь решил поспорить, уверенный, что в политике он сразу же положит Ванюшку на обе лопатки.
— П-почему министров-капиталистов Керенский не выгоняет? — спросил он таким тоном, словно в этом был виноват исключительно Ванюшка.
— Выгонит. — Ванюшка не сомневался.
— З-заводы и фабрики он рабочим не отдает. Почему?
— Отдаст.
— Не отдаст, он жадина! — подала свой голос Катюшка.
— Дуреха ты! — не выдержал Ванюшка. — Никакой он не жадина. Фабрики и заводы-то принадлежат фабрикантам и заводчикам и вовсе не Керенскому.
— Чтобы отдать, надо отнять, — четко выговаривая каждое слово, произнес Царь.
— Ну и отнимет. — Ванюшка не сдавался.
— А землю крестьянам он отдаст? — спросила Дунечка Пузина.
— Отдаст! Нужна ему земля...
— А зачем он войну затягивает? — строго сдвинув брови, спросил все время молчавший Копейка.
— А мы будем воевать до полной победы.
— Т-ты, что ли, будешь воевать? — улыбаясь, спросил Царь.
Кругом засмеялись, а Ванюшка побагровел.
— Подумаешь, хвастун ты, — презрительно сказал Ванюшка, — заслужил «Георгия», так и форсит. Я, может, попал бы на войну, два креста заслужил. И если попаду, то увидишь...
Царь тоже побагровел и сжал кулаки, но потом весело рассмеялся.
— Мало каши ел, — незлобно сказал он Ванюшке, — кишка тонка, чтобы воевать.
Ребята очень дружно засмеялись, а Ванюшка, не зная, что ответить, промолчал.
— Буржуйская у тебя натура, — попрекнул Ванюшку Цветок. — А еще в нашу партию пролетариев вступил. Гнать тебя надо в шею. Соглашатель!..
Ванюшка снова промолчал. К нему подошел Копейка и, отведя в сторону, предупредил:
— Царя ты не грязни. Он кровь проливал. Рану имеет.
На этом кончился митинг. Кончился полной победой Царя. Окруженный своими единомышленниками, Типка удалился, по-прежнему дружественно настроенный к Ванюшке.
Оставшись вдвоем с преданным ему Купчиком, Ванюшка тяжело вздохнул, и они побрели по улице.
Удивляла Ванюшку уверенность Царя в правоте дела Ленина. В школе было иначе. Там учителя стояли за Временное правительство, за Керенского и то же самое внушали ребятам. По этой причине Ванюшка и не менял свои взгляды.
Заглянув от нечего делать на двор Моторного дома, они удивленно покачали головами. Цветок уже был там. Слышался его звонкий, хвастливый голос.
— Мы теперича не скобари, а де-мо-кра-ты, — объяснял он соседям.
Почему ему в голову взбрела такая мысль. Цветок и сам не знал. Но выступал уверенно, с апломбом, готовый тут же и словами и кулаками доказать свою правоту.
— А мы? — обидчиво спрашивали гужееды.
— Вы тоже, — заверял их Цветок.
Почему «тоже», никто не понял.
— Значит, ты... демократ? — спросил Левка своего друга, как-то подозрительно его оглядывая, словно тот должен был в чем-то перемениться.
— Не-ет... — Ванюшка затряс головой.
Новое слово пугало своей неопределенностью.
Левка облегченно вздохнул.
— Значит, и я... не демократ?
Ванюшка снова отрицательно затряс головой.
— Как думаешь, врет? — поинтересовался Купчик.
— Конечно.
Ванюшка не сомневался, что Цветок врет. Однако в душе появилась обида — не только от Царя, но и от хвастуна Цветка он отстал, ничем не выделяется, доказать свою правоту не может, и стало ему совсем грустно.
НОВЫЕ ЗАБОТЫ И СТАРЫЕ ОГОРЧЕНИЯЦарь по своей привычке не делал различия между скобарями. И на этот раз как ни в чем не бывало Типка подошел к Ванюшке и Цветку с ведерком клейстера, кистью и пачкой листовок и плакатов.
— Айда со мной расклеивать?
Кистью немедленно завладел Цветок. Ванюшка подхватил пачку плакатов, а Купчик услужливо взял ведерко с крахмальным клейстером. Не менее десятка скобарей изъявили желание помогать Царю. Был субботний день. Громко трезвонили церковные колокола. А по улице вдоль заборов шествовал Царь со своими помощниками.
— Мазила, не тут мажешь, — возмущался Ванюшка, жалея, что не в его руках кисть.
— Молчи, Керенский! — огрызался Цветок, ловко орудуя кистью, макая ее в подставляемое Купчиком ведерко. — А то я тебя так пропечатаю, мать родная не узнает.
— Кто, ты? — багровел от возмущения Ванюшка.
— Ша-а! — усмирял Царь своих строптивых помощников.
На заборах, стенах домов оставались, белея, свеженаклеенные листовки, плакаты. Призывали они свергнуть Временное правительство, разоблачали Керенского.
