Борис Акунин - Детская книга
Доктор Келли говорил без умолку, страстно и смутно, но Ластик слушал вполуха — он читал унибук.
Сунул пистоль за пояс, открыл заветную 78-ю страницу. Наконец-то, после долгих месяцев жизни без подсказок, он мог задавать вопросы и получать на них ответы.
— Царь Дмитрий Первый, — шептал Ластик. — Годы жизни!
Экран помигал немного. Потом появилась надпись:
«Может быть, имеется в виду царь Лжедмитрий Первый?»
— Да, да!
И унибук выдал биографическую справку, от которой у Ластика потемнело в глазах:
ЛЖЕДМИТРИЙ I
(год рожд. неизв. — 1606)
— Русский царь (май 1605 — май 1606).
— Авантюрист неизвестного происхождения, выдававший себя за царевича Дмитрия Углицкого. Согласно официальным источникам, беглый монах Юрий (в иночестве Григорий) Отрепьев, однако эта версия оспаривается историками. С помощью польских наемников и запорожских казаков захватил Москву, свергнув династию Годуновых. Судя по свидетельствам иноземных очевидцев, пытался проводить реформы и смягчить крепостное право, однако документов царствования Л. не сохранилось — все они были уничтожены в годы правления царя Василия Шуйского. После гибели самозванца в результате боярского заговора его тело было сожжено, а прах развеян выстрелом из пушки. С этого момента на Руси начинается так называемое Смутное Время — долгая эпоха войн и междоусобиц, опустошившая страну и надолго замедлившая ее экономическое и политическое развитие.
Погиб Юрка, погиб! Шуйский исполнил свою угрозу, не оставил от милосердного царя и следа на земле: останки развеял по ветру, а память стер. Что же до Смутного Времени — то за это спасибо полоумному доктору с его Тайной Бытия и расплавленной ртутью…
Размазывая по лицу слезы, Ластик спросил:
— А Василий Шуйский? С ним что?
На этот вопрос компьютер ответил без запинки:
ШУЙСКИЙ, Василий Иванович
(1552?-1612), русский царь (1606–1610).
Представитель одного из знатнейших боярских родов, Шуйский шел к престолу долгим, извилистым путем. Добившись короны коварством, так и не сумел прочно закрепиться на троне. Ненадежная поддержка знати, крестьянские и дворянские мятежи, появление нового самозванца Лжедмитрия II, польская интервенция сделали правление Ш. одной из самых тяжелых и бесславных страниц в истории России. Разбитый войсками польского короля, Ш. был насильно пострижен в монахи и увезен пленником в Варшаву, где и умер — по некоторым данным, был уморен голодом в темнице.
— Так тебе, гад, и надо! — пробормотал Ластик и спросил про подлую Марину.
МНИШЕК, Марина или Марианна
(1587–1614).
Дочь польского магната Юрия Мнишка. Благодаря браку с Лжедмитрием I стала русской царицей. После гибели самозванца его жену оставили в живых, но на родину не отпустили — отправили в ссылку. Стоило появиться новому самозванцу, Лжедмитрию II, и М. сразу признала его своим супругом, мечтая вернуться на престол. Когда же Лжедмитрий II был убит врагами, сошлась с другим искателем приключений, атаманом Заруцким. Несколько лет скиталась с ним по разным провинциям, в конце концов была схвачена и посажена в тюрьму, где, как сказано в летописи, «умерла с тоски по своей воле».
Ластик сквозь слезы злорадно улыбнулся и не ощутил по этому поводу ни малейших угрызений совести. Папа всегда говорил: коварство и предательство никогда и никому не приносят счастья.
Только собрался выяснить самое насущное — известно ли истории что-либо о судьбе князя-ангела Ерастия Солянского, как раздался отчаянный вопль Соломки:
— Зри!!!
Уловив краем глаза какое-то стремительное движение, Ластик повернулся и увидел, что Шарафудин пружинисто поднимается на ноги. Слегка пошатнулся, выпрямился, потянулся к рукоятке сабли.
Рванул Ластик из-за пояса пистоль, щелкнул курком — и выстрелил бы, честное слово выстрелил бы, но Ондрейка прыгнул в сторону, подхватил на руки княжну и прикрылся ею, как щитом.
— Отпусти ее! — закричал Ластик.
Напряженно оскалив зубы, Шарафудин пятился к двери. Соломка билась, лягалась, но что она могла сделать против сильного мужчины? Только мешала как следует прицелиться.
— Не дергайся ты!
Она поняла. Послушно затихла, да еще вся сжалась, так что кошачья физиономия Ондрейки открылась. Теперь можно бы и пальнуть, однако Шарафудин оказался проворней: швырнул боярышню в противника, а сам выскользнул за дверь.
Из коридора сразу же раздалось:
— Караул! Сюда! Все сюда!
Соломка и Ластик застыли, обнявшись. Так уж вышло — иначе оба не устояли бы на ногах.
— Ох, что страху-то натерпелась, — всхлипнула боярышня и прижалась к нему еще сильней.
— Засов! — воскликнул он, высвобождаясь. Кинулся к двери. Пистоль положил на лавку, унибук сунул за пазуху, решив не расставаться с драгоценной книгой ни на миг, в ней теперь была единственная надежда на спасение. Нужно дождаться, пока остынет Камень, потом каким-то образом выбраться с подворья Шуйских и найти подходящую хронодыру.
Навалились вдвоем, задвинули тугой засов. И вовремя — снаружи уже грохотали шаги, звенела сталь и гудели голоса, громче прочих Ондрейкин:
— Там воренок, самозванцев брат! Боярышню в полон взял! А ну разом — пали через дверь!
— Негоже, — ответили ему. — В Соломонью Власьевну бы не попасть.
В дверь ударили чем-то тяжелым. Потом еще и еще, но створки были крепкие, дубовые.
Ластик оглянулся на Яблоко — как оно там, всё еще дымится? Не успел рассмотреть, потому что с другой стороны, где пристенная лавка, раздалось шипение:
— Прочь с дороги!
Доктор Келли! Пока Ластик и Соломка возились с засовом, барон подкрался к скамье и подобрал пистоль. Теперь черная дырка дула смотрела князь-ангелу прямо в грудь.
— Отойди от двери! — Алхимик лихорадочно облизывал губы. — Ты проиграл. Судьба на моей стороне. Я доведу опыт до конца!
— Пулями засов сшибай! — закричал с той стороны Ондрейка. — Цель в середку!
Барон повысил голос:
— Не надо! Я сейчас открою!
Еще секунда промедления, и будет поздно, понял Ластик.
Взвизгнув и зажмурившись, он кинулся на доктора — авось не успеет спустить курок или промажет. Все одно пропадать.
Но Келли успел.
И не промазал.
Тяжелым ударом, пришедшимся точно в середину груди, Ластика опрокинуло навзничь.
Он сам не понял, отчего перед глазами у него вдруг оказался сводчатый потолок. Все вокруг плыло и качалось, подернутое туманом.
Это не туман, а пороховой дым, подумал он. Я застрелен. Я умираю.
В тот же миг с криком «Миленький! Родненький! Не помирай!» к нему бросилась Соломка. Упала на колени, приподняла ему голову.
Ластик не мог говорить, не мог дышать — грудную клетку будто парализовало. Но всё видел, всё слышал.
Видел, как алхимик всей тушей наваливается на засов, чтоб его отодвинуть.
Слышал, как снаружи грянул залп.
Пронзенная пулями дверь затрещала, Келли ахнул. Упал. Попытался привстать. Не смог.
— Куда тебя, куда? — бормотала Соломка, ощупывая Ластику грудь.
— Сюда, — показал он.
Оказывается, говорить он уже мог. И вдох тоже получился, хоть и судорожный.
Дотронувшись до раны, ждал, что пальцы окунутся в кровь, но грудь оказалась странно твердой и ровной.
Унибук! Пуля попала в спрятанный за пазуху унибук!
Ластик рывком сел, вытащил компьютер.
Прямо посередине переплета, между словами «Элементарная» и «геометрiя» образовалась глубокая вмятина. В ней, окруженная трещинками, засела здоровенная свинцовая блямба. Увы, и противоударность имеет свои пределы. На выстрел в упор компьютер профессора Ван Дорна рассчитан явно не был.
— Чудо! Уберег Господь Своего ангела! — прошептала Соломка, уставившись на книгу расширенными глазами.
— Уберег-то уберег, да надолго ли…
Попробовал раскрыть унибук — не получилось.
Чудесное устройство вышло из строя. Теперь не будет ни справок, ни ответов на вопросы, а самое ужасное — больше нет хроноскопа.
Но убиваться по этому поводу времени не было.
Дверь сотрясалась от выстрелов. Засов уже пробило в двух местах, он держался, что называется, на честном слове. Еще пара попаданий, и конец.
— Принц, принц… — захрипел доктор Келли, шаря руками по окровавленному камзолу. — Помоги мне…
Ластик отбросил бесполезный унибук, подошел к алхимику, двигаясь вдоль стены, чтобы не зацепило выстрелом.
— Мне больно. Мне страшно, — жалобно сказал барон. Вдруг его глаза выпучились, на лице отразилось крайнее изумление. — Тайна… бытия? — пролепетал умирающий. — Это и есть Тайна?!
И умолк. Голова бессильно свесилась набок.
