Татьяна Постникова - Замечательные каникулы
Видно было, что ни в говорящее время, ни в разные миры, ни в модификацию клонов она ни капельки не верит.
– Лизанька, никакого чревовещания. Это и впрямь говорит время. Оно действительно может говорить, только увидеть его нельзя. А про модификацию я рад был бы тебе всё без утайки растолковать, но просто не знаю, как это сделать. Модификации научили меня сатиры, величайшие во всём межмирье мистификаторы. Понимаешь, клон он должен внутренне быть таким, как его матрица, а внешне ему лучше соответствовать тому миру, где он должен работать. А как я это делаю… Как бы это объяснить-то? Помнишь, когда мы с тобой были маленькими, нас водили к лучшему в городе логопеду?
– Помню, – усмехнулась мама, – важная такая дама была. Помню, мне она любила говорить так: «Для произнесения этого звука необходимо поднять нёбную занавеску, а корень языка расслабить».
– Вот, вот. Мне она тоже вещала что-то подобное. Я от этих занятий чуть совсем говорить не разучился. Я уподобился сороконожке, которую спросили, с какой ноги она начинает ходить. Так и теперь: модифицировать клон могу, а как это я делаю – сам не понимаю.
– Ты меня прости, но во всё это очень трудно поверить.
– Невероятно трудно. Я, наверно, и сам не поверил бы. Я понимаю, что сейчас, пытаясь объяснить необъяснимое, я предстаю перед тобой ненормальным, но выхода просто нет. Постарайся представить, что тебе пришлось бы объяснять древнему мудрецу, изобретшему колесо, мудрецу, который был много умнее нас с тобой, устройство автомобиля. Или рассказывать Пифагору, как устроен мобильный телефон. И это притом, что ты, наверняка, сама представляешь это только в общих чертах.
– Вадька, по-моему, ты всё-таки говоришь какую-то ерунду. Даже не знаю, что сказать на это.
– Ну и не говори ничего. Сколько я тебя, Лизок, помню, драгоценные минуты твоего молчания были не слишком часты. Может оттого они так дороги моему сердцу.
Тут я всерьёз обиделась за маму.
– Зачем ты так, дядя Вадим? Ты же не знаешь мою маму. Она самая-самая лучшая!
Дядя Вадим смешался.
– Ну, Машенька, не сердись. Я очень люблю твою маму. Она самая лучшая сестра во всём мире, и я не на секундочку не захотел бы, чтобы она была другой. И она это сама прекрасно знает.
– Да уж, конечно, знаю. Поверь, Машка, мой драгоценный братец тоже не подарок, но я его ни на кого бы не променяла, ни за какие коврижки.
– Ну, вот и замечательно, – с облегчением подытожила тётя Катя, которая уже успела вернуться. А теперь, девочки, давайте отпустим Вадима немного отдохнуть после дежурства, а сами разберём вещи, чтобы управиться с этим до обеда.
* * *За обедом я познакомилась с остальными миротворцами. Человека, которого я приняла за покойника, звали Иван Дмитриевич. Он самый настоящий гениальный физик. Да уж, не зря его ещё во студенчестве называли «безумным гением» За всё время обеда он не сказал ни одного простого слова, даже солонку он попросил не передать, а телепортировать в его сторону. И вообще, он похож на инопланетянина: бледное почти безгубое лицо с провалившимися щеками и глубоко посаженными глазами, неестественно длинные пальцы с утолщёнными суставами, и какая-то отрешённость от всего земного, выражаемая не только в затуманенности взора, но и, как я скоро узнала, в неумении вписываться в дверные проёмы.
Девочка-хакер Лена выросла в совершенно необыкновенную красавицу, без всякой иронии называемой друзьями Еленой Прекрасной. Я прямо глаза вытаращила – да такую красоту только в кино показывать. Я всегда знала, что моя мамочка самая красивая на свете. Но когда я увидела Елену Прекрасную, я даже на минуточку усомнилась в этом. Потом, приглядевшись, вздохнула с облегчением – всё-таки мама самая красивая, но Лена с небольшим отрывом занимает второе место по красоте во всём мире. Кстати, при этом ничуть не воображает. Когда мы знакомились, она предложила мне:
– Знаешь, Маша, зови меня просто Леной, а то мне начинает казаться, что я старая толстая тётка.
– А меня называй просто Лёшей, – сказал её муж, – мне тоже не хочется выглядеть стариком.
Лёша рассказал, что он миротворцем стал не так давно, а до этого был самым обыкновенным офицером десантных войск. Но работа миротворца, по его словам, оказалась в тысячу раз интереснее.
После обеда Лена и Лёша повели нас с мамой на экскурсию.
– Ну, главный зал вы уже видели. А самое главное место в главном зале – это, понятно, врез, – Лена показала нам «аквариум», который сейчас напоминал экран выключенного телевизора.
– Врез это кусочек чужого мира. Точнее, не одного мира, а многих. Правда, они появляются там не одномоментно. Врез не окно, а скорее дверь, или, как любит говорить наш уважаемый Иван Дмитриевич, – портал. Пройдя через шлюзовую камеру во врез, оказываешься в чужом измерении, там тоже открывается портал. При необходимости через эти порталы можно пройти и в наш мир. А ещё через врез можно наблюдать за происходящим в иных мирах и за действиями клонов. Это необходимо особенно в первые часы, потому что клоны поначалу полностью живут мыслями и чувствами своих матриц. Через некоторое время клоны как бы отпочковываются и становятся самостоятельными личностями, сохраняя, впрочем, черты, и не только физические, своих генетических родителей, – подхватил её объяснения Лёша.
– Стенки вокруг вреза создают при необходимости специальную защиту, чтобы в наш мир никто нежелательный не просочился. Там, в межмирье, разные обитают, – сказала Лена.
– А это аварийная шлюзовая камера, – Лёша дотронулся до широкой двери из толстого стекла, – но мы, правда, ей давным-давно уже не пользуемся. С тех пор, как миротворцы стали работать с клонами, основным стал шлюз, который ведёт из клональной. Клональная за той дверью в конце зала. Туда мы не пойдём, там всё стерильное, и Вадим Андреевич больно щёлкнет нас по носу, если мы туда сунемся.
– А это наш самый главный компьютер, – показала Лена.
– За приближение к нему, Леночка любого поколотит, да так, что мало не покажется, – хохотнул Лёша.
– Ничего смешного, – сказала Лена. – Маша, мы тебе всё показываем, но пожалуйста, учти, что всё действительно слишком серьёзно, и никуда сама не суйся. Это может быть смертельно опасно и не только для тебя, но и для всех людей.
– Она не сунется, – мама крепко ухватила меня за руку, – она лучше совсем не будет входить в этот ваш главный зал.
– Это совсем не обязательно, в главном зале мы почти постоянно все толчёмся. Да и невозможно будет устоять перед желанием подглядывать во врез. Я сама здесь уже семь лет, но всё равно всё свободное время у вреза торчу, – сказала Лена.
– Это точно, – согласился Лёша, – к врезу так всех и тянет. Ну, а что вам ещё показать?
– А как он включается? – спросила я.
– Кто?
– Ну, врез.
– Он никак не включается. Он живёт своей жизнью. В случае необходимости, Иван Дмитриевич каким-то образом настраивает врез на нужный мир, но включить даже он не может.
– А в главном компьютере хранится информация обо всех известных в межмирье мирах и их обитателях, – сказала Лена, – могу сейчас вам кого-нибудь из них показать. Только, Машенька, повторяю, к этому компьютеру никогда не подходи. Если захочешь, тебе в комнату принесут комп хоть сегодня. А пока вот, смотрите. Это обитатели Югловариана.
Она включила свой компьютер, и на мониторе появилось нечто совершенно невообразимое. Югловарианцы оказались не людьми, не животными и даже не роботами. Это были просто лучи света. И они были живыми!
Лена, насладившись произведённым на нас с мамой эффектом, нажала следующую кнопку.
– А этот красавчик из мира быхаробов. Каков кавалер!
Трёхглазое пятно мутноватой тёмно-жёлтой жижи мне не понравилось, а мама, попятившись, спросила:
– А эта защита вокруг вреза, она надёжна?
– Стопроцентно, – ответил Лёша.
– А можно увидеть ангелов? – спросила я.
– Да, я думаю, что ты их в самом скором времени живьём увидишь. Они частенько к нам заглядывают, – сказала Лена.
– Правда?! Здорово. А сатиров я увижу?
– Да, эти почти постоянно у нас мотаются. А Рыбсель с Брыксом по-моему вообще в свой мир не уходят. Достали уже, – фыркнула Лена.
– Ах, вот как? Ну, Ленка, держись!
В то же мгновенье что-то неуловимое промелькнуло перед нами, и по клавишам главного компьютера запрыгали разноцветные шарики.
– Брыкс, прекрати немедленно! Ты же сейчас мне всю информацию сотрёшь! – взвизгнула Лена.
– Так тебе и надо, зануде, – распевали скачущие шарики.
– Брыкс, предлагаю выкуп, – крикнул Лёша, доставая из кармана шоколадку.
Шарики на мгновение застыли над клавиатурой.
– Гвардейский? – спросил тоненький голосок.
– А как же, – ответил Лёша, – я абы что тебе не предложу.
– Ладно уж, давай твою шоколадку, взяточник.
Шарики быстренько объединились в маленького зелёного чёртика, который, как белка, подскочил к Лёше и выхватил плитку шоколада у него из рук. Через мгновение ни сатира, ни шоколадки в зале уже не было, а в наступившей тишине с тихим звоном упала на пол фольга обёртки.
