Лента Ососкова - Лесь с Ильинки-улицы
… Дома он оказался так быстро, что даже удивился. Взлетел по лестнице на второй этаж, с третьей попытки попал ключом в замочную скважину — руки дрожали — и ввалился в квартиру, наступив себе на развязавшийся шнурок.
Квартира встретила его удивлённой тишиной. На секунду даже показалось, что всё, что случилось с ним в школе, — дурной сон, но Лесь решительно отогнал от себя эту мысль и захромал в комнату. Вытряхнул из рюкзака все вещи в ящик стола — тетрадки, учебники, пакеты из-под печенья или яблок, огрызки карандашей, мятые тетрадные листы, старые самостоятельные работы — и сел на стул, переводя дыхание.
Куда деваться? Что делать?
Первым делом Лесь велел себе успокоиться, как учил папа. Подышал немного глубоко и размеренно, заставил тело расслабиться. Пошёл на кухню, выпил воды прямо из чайника. Сколько у него есть времени? От школы до дома — десять минут. Он добежал за пять. Если у тех людей есть машина — то ехать им примерно столько же. Когда Лесь уходил — они ещё только стояли у медкабинета, значит врач вышла… Ну, даже если она вернулась в тот самый момент, как Лесь вышел из школы, ещё минут пять-десять у неё будут выяснять, где он. Либо она уже в курсе того, что сочинила про Леся Алина Геннадьевна, и тогда ювенальщики сразу направятся к нему домой, либо нет — и тогда они ещё будут ходить туда-сюда, выясняя, что да как. А может, Марина Алексеевна, врач, в курсе, но постарается их как-нибудь задержать?..
Ладно, берём самый плохой вариант. Она в курсе, но сразу же сказала, что отпустила Леся домой. Тогда пять минут разговора, пять минут на машине… хотя нет, всё-таки десять — им ещё дорогу искать, а проезд к дому Леся кривой. И подъезд вычислять. И этаж. Правда, этаж — это быстро. А квартиру они наверняка знают.
Итого, пятнадцать-двадцать минут. Из них пять Лесь сам добирался до дома и ещё уже минуты три сидит в квартире. Значит, осталось не больше десяти минут. Пора бежать, и бежать быстро.
Только куда?..
Впрочем, неважно, об этом можно будет думать уже на улице, в безопасности.
Лесь вернулся в комнату, достал из шкафа свитер, джинсы, футболку, носки, всё это запихнул в рюкзак, сверху — свой нож-выкидушку, потрёпанный атлас Москвы, с которым не расставался, пенал, чистую тетрадку и книжку. Подумал, подошёл к настенному шкафчику, где, как он знал, у мамы деньги лежали, и взял тысячу рублей. Бумажка была зелёная, красивая — раньше Лесь никогда не держал в руках банкноту больше ста.
Ладно, мама эти деньги оставила ему, чтобы он еду себе покупал. Вот именно для этого он её и берёт. Не в кино же он пойдёт и не мороженного закупит двадцать пачек!
Потом Лесь снова подошёл к шкафу, выдвинул ящик со своей одеждой и начал рыться в нём, как собака, ищущая некогда зарытую кость. Футболки вперемежку со спортивными брюками и носками полетели на пол. На дне ящика лежала самая главная ценность Леся: пистолет, из которого папа учил его стрелять. Лесь когда-то давал папе слово, что без спроса ни за что его возьмёт, но когда мама велела ему собирать вещи, чтобы ехать в Москву, Лесь не выдержал. А когда угрызения совести начали "набирать обороты" — было уже поздно: Лесь сидел с мамой в вагоне поезда, и за окном бежали прочь, куда-то назад дома и поля. Поезд увозил Леся в Москву.
Причём кобуру Лесь оставил, положив её на место, словно макар лежит в ней. Малодушно подумал, что так, может, папа не сразу заметит… Поэтому теперь он проверил магазин — всё полнёхонько, память не подвела — и засунул пистолет поглубже в рюкзак, а после этого аккуратно сложил одежду обратно, словно ничего и не было.
Потом Лесь пошёл на кухню, достал из холодильника бутылку сока, полбатона колбасы, два огурца и пластмассовую банку со вчерашними макаронами, из хлебницы — хлеб, всё это сложил в сумку и засунул в изрядно распухший рюкзак, причём палка колбасы не влезла целиком и торчала сантиметров на пять из него, как дубина.
После чего мальчик пересчитал деньги в кошельке — тысяча триста двадцать три рубля и сорок копеек — положил кошелёк в карман джинсов, подхватил рюкзак, обулся…
Всё это было похоже на странный сон, чёткий и кристально-ясный, словно Лесь был каким-то автоматом, выполняющим длинный список дел. Вздохнул, надел куртку и вышел из квартиры, заперев дверь на оба ключа. Позвонил соседке, прислушиваясь к происходящему на первом этаже — пока было тихо.
Вера Семёновна открыла почти сразу.
- Ой, что-то ты рано сегодня, Лёшенька! Ну, заходи, я как раз суп на плиту поставила…
Лесь, терпеть не могущий обращение "Лёша", мотнул головой:
- Не, Вера Семённа, я не буду.
- Что случилось? — сразу же почувствовала неладное пожилая женщина.
- Ювенальщики случились. За мной в школу пришли, а я сбежал. Сейчас они и сюда придут, только вы им не говорите, что я приходил. Утром, мол, в школу ушёл — и всё, больше не видели.
Потом Лесь немного поколебался, но снял ключ от почтового ящика с кольца брелка-самолётика, на котором у него все ключи висели, и вручил соседке. Всё равно ящик он неделю назад "немножко сломал", и запор там поворачивался любым ключом.
- Вот. Будут письма приходить — вы откладывайте, я потом заглянул, заберу. Или пусть дядя Игорь берёт — ну, вы сами там решите. А я пошёл.
Дядя Игорь был серьёзным мужиком лет под сорок, спокойный, со всеми приветливый, работал в ближайшем универмаге охранником, а с Лесем пересекался только изредка — Лесь поднимался по лестнице, а дядя Игорь курил на площадке. Причём окурки он складывал в особую банку, которую уносил с собой и выкидывал. А если кто-то из молодёжи мусорил или шумел на лестничной клетке — дядя Игорь первым выходил "мягко намекать". После чего более жёсткого намёка обычно не требовалось…
Вообще говоря, письма Лесю с мамой не приходили — только газеты да рекламные листовки. Но Лесь верил, что однажды письмо придёт. Обязательно придёт.
Папа непременно узнает адрес и напишет, рано или поздно.
Он же кого угодно найти сумеет, у него работа ведь такая, а уж сына с женой и подавно…
Вера Семёновна начала что-то говорить, уговаривая, кажется, Леся всё-таки зайти пообедать, но мальчик её уже не слушал, бросил "До свиданья!" и сбежал по ступенькам вниз. На лестничной клетке остановился, глядя на улицу, но там пока никого не было. Похоже, Марина Алексеевна нашла способ задержать ювенальщиков в школе…
Не теряя больше времени, Лесь выбежал из подъезда, огляделся и быстро, иногда даже сбиваясь на бег, зашагал в сторону Ленинского проспекта. Там на углу был магазинчик товаров для сотовых телефонов, где работал друг Леся, студент Василий, всегда готовый помочь, если только это было в его силах. А Лесю сейчас его помощь требовалась.
Папа ему давно рассказывал, что по сотовому можно вычислить местоположение человека. А ещё можно телефонные звонки подслушивать и узнавать, куда человек собирается идти. Поэтому Лесь достал свой старенький мобильник, выключил его, вытащил симку и аккумулятор. Убрал симку в один карман куртки, а мобильник — в другой.
Ему нужен новый телефон. А вернее — новая сим-карта, ведь именно по номеру можно вычислить человека…
В этом ему Василий помочь сможет. Он давно хвастался, что может раздобыть новую симку всего за час.
Лесем владела странная решительность. Он ни на секунду не сомневался, что с представителями ювенальной юстиции встречаться категорически нельзя, но при этом не испытывал ни малейшего страха. Спокойно, собранно прикидывал план действий: куда пойти, что сделать… Если бы кто-нибудь сказал сейчас Лесю, что никто не собирается на него "охотиться", разыскивать его по телефону и вообще — искать, Лесь бы покрутил пальцем у виска и поскорее бы свалил подальше: ну а вдруг этот "неверящий" как раз и позовёт ювенальщиков? Если бы кто-нибудь сказал сейчас Лесю, что те люди, что пришли за ним в школу, хотят ему только добра — Лесь бы только удивлённо покачал головой. Он доверял Алине Геннадьевне. И шестым чувством чуял, что если кто-то хочет забрать его от мамы, тайком — раз она не предупредила его — и силой… то, значит, от них надо бежать без оглядки.
И старательно путать следы, убегая…
Папа любил рассказывать о всяких хитростях — как заметить за собой слежку, как сбросить "хвост"… Для него это была своего рода игра с сыном — а вот теперь эти игровые знания Лесю, похоже, понадобятся. Что же, Лесь справится, папу не подведёт!
"Вот увидишь, пап… — мальчик поднял голову к яркому майскому небу и сморгнул. — Ты можешь мной гордиться…"
… - О-пачки! Лёха! — Василий на мгновенье поднял взгляд от монитора и, продолжая одной рукой что-то набивать, вынул из уха наушник-затычку. — Как жизнь? Что взгляд такой чумовой? Случилось чего?
Лесь помялся, потом присел на табурет у прилавка и кинул на пол рюкзак:
- Да. Можешь мне раздобыть симку?
Василий удивлённо замер, зависнув рукой над клавиатурой. Вынул второй наушник, что с ним раньше никогда не бывало, и уставился на Леся — уже не отвлекаясь на компьютер.
