Владислав Крапивин - Флаг-капитаны
Но в тот вечер, когда говорили о Сашиной работе, Генка возразил:
— Нет, Саша все-таки не парусами занят. По-моему, он там на других кораблях. Севастополь — город военный.
И все опять заговорили о Севастополе. Только Сережа слушал молча.
А что ему было говорить? У моря он не бывал, разные теплоходы и пароходы видел только на реке. Он очень любил вечера в «Эспаде» и разговоры о Севастополе слушал с интересом, но самому ему сказать было нечего. И порой Сережа начинал тихонько ревновать ребят друг к другу: у всех у них что-то общее, а он будто в стороне.
Так было, пока Генка не упомянул о Херсонесе.
— Разве Херсонес в Севастополе? — удивился Сережа.
— Конечно. Между Карантинной и Песочной бухтами.
— Я думал, это отдельное место, вроде какого-то поселка, — сказал Сережа. — Там раскопки греческого города, правильно?
— Да. Там развалины всякие, башни, стены. И колонны из мрамора.
— У меня дядя есть. Ну, брат тети Гали. Он археолог, с московскими студентами в Херсонесе на раскопках работает, — со сдержанным торжеством сказал Сережа. — Обещает весной в гости приехать. Уж я у него тогда все выспрошу про эти раскопки…
— Хочешь, я тебе книгу про Шлимана принесу? — спросил Олег. — Про того, кто Древнюю Трою открыл.
Олег ухитрялся все понимать. Про каждого. Сережа никогда ему не говорил, что все больше и больше тянут его к себе тайны старых городов, заросших, засыпанных, утонувших. Но Олег, видно, знал и это.
После школы Сережа снова пришел в отряд.
Он любил вечера в отряде. Приходили те, кому хотелось. Не на занятия, а просто так: посидеть вместе, поговорить. Одно слово— «кают-компания». Булькал на плитке чайник, вкусно пахли разогретые пирожки, за которыми бегали в магазин на углу, собрав копейки и пятаки… Потом начинал трезвонить телефон: то одни, то другие родители справлялись, где их дорогое чадо и скоро ли оно явится домой. Чадо отвечало «щас» и тут же забывало об этом обещании. Олег спохватывался и начинал всех отправлять по домам. Но за разговорами и он иногда забывал о позднем часе. Приходилось потом компанией ходить от дома к дому и провожать друг друга.
Сережу, Кузнечика, Митю Кольцова, Наташу, Андрюшу Гарца и еще нескольких «постоянных жильцов» «кают-компании» звонками не тревожили. Привыкли. А ребята эти привыкли к спокойным, хорошим вечерам, привыкли быть вместе.
Для долгих разговоров нашлась одна бесконечная тема: море, корабли, Севастополь. Так уж получилось…
Олег часто рассказывал об Артеке. О своих отрядах. О вечерах на берегу. О том, как шумит на галечных пляжах ночной прибой, как светятся огоньки на проходящих вдали теплоходах. О том, как ребята-артековцы выходят на катерах в нейтральные воды и бросают в море бутылки с письмами к мальчикам и девочкам разных стран. И еще о поездках в Севастополь, удивительный город, где почти про каждый камень можно написать книгу: столько здесь было подвигов. Белый город, в который море врезается длинными синими бухтами, плещется у окон домов. Про эсминцы и крейсера, про старые бастионы, про старинные пушки, врытые на пирсах вместо причальных тумб. Про запутанные каменные лестницы и про улицы, где смешались дома и корабли…
Генка Кузнечик в прошлом году был в Севастополе. Он подхватывал рассказы Олега и говорил, как мальчишки ловят крабов среди прибрежных камней, как гремит и сверкает над бухтами салют в День Военно-Морского Флота, как покачивает рыбачьи ялики на синей волне. И как они с ребятами нашли однажды в песке очень ржавый пулемет с плоским диском над стволом и Генкин брат Саша сказал, что это пулемет системы Дегтярева.
Генкины рассказы всегда кончались тем, что сказал или сделал Саша. И песни, которые иногда пел Кузнечик, были Сашины.
Больше всех подходила для таких вечеров песенка о синем крабе. Простая такая, забавная и немного грустная.
Первые слова Кузнечик даже не пел, а произносил чуть задумчиво:
Синий краб, синий краб
Среди черных скал в тени…
Синий краб, он приснился мне во сне…
А потом уже дергал струны, и начиналась мелодия.
…У него восемь лап,
Две огромные клешни
И серебряные звезды на спине.
Рыбаки ловят рыб,
Китобои бьют китов —
Делом заняты с утра и до утра.
Только я с той поры
Позабыть про все готов:
Все залив ищу, где водится мой краб.
Мотив был простой, как перезвон капель, падающих на палубу. И Сереже представлялся мальчуган в тельняшке, похожий на Димку. Будто он сидит на носу парусной шлюпки и печально думает о загадочном крабе: где его найти?
А когда мальчишка возвращается на берег, рассудительные люди спрашивают:
— Да зачем он тебе,
Этот странный зверь морской?
С ним в беду очень просто угодить!
У него ужасный вид,
Он, наверно, ядовит —
Ни сварить его, ни в банку посадить.
Мальчишка даже и не спорит с ними. Он только отвечает тихо и упрямо:
— Сто ночей не усну,
Буду думать все о нем,
Буду думать, буду плавать и грустить.
Мне бы только взглянуть
На него одним глазком,
Просто так — посмотреть и отпустить…
Пока Генка пел, Сережа и Димка посматривали друг на друга и улыбались глазами. У Сережи на рубашке всегда был прицеплен маленький синий краб, которого подарил ему осенью Димка…
Димка тоже иногда рассказывал про море. Он был с родителями в Анапе. Чаще всего он вспоминал большого черного кота, приходившего на пирс к рыбакам. Кот молча сидел и ждал, когда рыбаки поделятся с ним добычей. Димке нравилось, какой он был спокойный и полный достоинства. Рыбаки его вроде бы даже побаивались: никто не решался оставить кота без угощения. А кот съедал очередную рыбу и продолжал смотреть в море, будто ждал кого-то.
Данилка вспоминал не Черное море, а Белое. Он в дошкольные годы жил в Архангельске и хорошо помнил, как отец водил его на пароход, в гости к знакомому капитану. Данилка говорит, что Белое море даже лучше, чем Черное, потому что там бывают приливы и отливы.
Наташа на Черном море тоже не была. Но она бывала в Ленинграде и в Петро дворце — на Финском заливе. Ребята иногда спорили: можно ли Финский залив считать морем? Мелкий он, и вода там пресная. Наташа доказывала, что можно. В учебнике географии так и написано: заливом называется часть моря, вдающаяся в сушу. Часть моря, понятно вам?
Генка всегда заступался за Наташу. А однажды он привел доказательство, совершенно неопровержимое:
— Если не море, то почему для этого залива морские карты напечатаны? С маяками, с глубинами, с компасным кругом! Даже номер по каталогу морских карт указан! У Саши есть такие карты. Не верите?
Ему поверили. Олег спросил:
— В конце концов кто твой Саша? Моряк? Поэт? Музыкант? Физик? Или все вместе?
— Инженер-физик, — сказал Генка, — он электроникой занимается. Электроника и на кораблях используется. Я только не знаю точно, что он там делает. Думаете, он все мне рассказывает? Один раз я к нему пристал, а он, знаете, какую чушь рассказал? Говорит, горючее для судов дорого стоит, и есть мысль у инженеров, чтоб вернуться к парусным кораблям, пускай ветер вместо бензина работает. А чтобы матросов по мачтам не гонять, паруса будут управляться электронными машинами…
— Это вовсе не чушь, — вмешался Митя Кольцов. — Такие корабли кое-где уже строят. В Японии шестимачтовую шхуну заложили, а на Гамбургской верфи четырехмачтовые фрегаты типа «Динашиф». Пассажирские и грузовые.
— А зачем? — спросила Наташа. — Ведь не средние века. Может, еще кареты изобретут, а вместо кучера — электронную машину?
Митька медленно поднял глаза на неразумную Наташку. Он если и обижался, то не подавал вида. Он только сказал:
— Знаешь, сколько нефти жрет большой теплоход? Тебе и не снилось. Земля ведь не бездонная, горючее экономить надо. А новые парусники будут ходить быстрее, чем клипера.
— Но все равно медленнее пароходов, — не сдавалась Наташа.
