Сергей Голицын - Повести
— Ребята, сами думайте, как и где будем питаться, — сказал Николай Викторович, — а мы с доктором пойдем разговаривать по телефону с Москвой. Надеюсь, когда мы вернемся, вы нас покормите.
Я говорил с Москвой первым, пожелал жене здоровья, попросил передать Тычинке, что поиски березовых книг продолжаются с переменным успехом, и повесил трубку.
Николая Викторовича телефонные новости очень расстроили. Экзамен Ира сдала, сдала на «отлично», но заболела тетка Ириной подруги, и какого-то ребеночка она обещала провожать в детский садик и чьей-то бабушке приносить из молочной кефир.
Все причины были, как видно, вполне уважительные, поэтому Ира сможет присоединиться к нам не раньше чем через неделю.
Мы вернулись на площадь. Ребята со всеми нашими пожитками исчезли, оставив Галю ждать нас.
Галя рассказала, что к ним подошла неизвестная девушка, спросила, откуда мы, и увела всех в клуб. Первый же мальчишка-всезнайка нас проводил к деревянному небольшому зданию.
Там наши очередные дежурные уже хлопотали вокруг плиты. Их фигуры едва различались сквозь облака ароматного пара, витавшего над кастрюлями.
Девочки тут же нас познакомили с белокурой, дочерна загорелой, очень маленькой девушкой Люсей.
Она была секретарем комсомольской организации здешнего совхоза и одновременно участковым агрономом. Это она устроила ребят тут, в совхозном клубе и сейчас ждет Николая Викторовича и меня, чтобы идти знакомиться с директором. После обеда мы пойдем полоть сахарную свеклу. Завтра утром совхозная машина отвезет нас в Юрьев-Польской, а сегодня вечером мы пойдем в кино.
Словом, наши ребята обо всем договорились как нельзя лучше.
Вася щелкал сумкой. Гриша тряс чубчиком, щурился, подмигивал, подергивал плечами.
— Видите, видите, это я придумал, это я предложил… Танечка, сидя на рюкзаке, любовалась издали Гришей.
Лариса Примерная уткнулась в углу и, ни на кого не глядя, усердно писала в блокноте.
Люся повела Николая Викторовича и меня в контору совхоза.
Оба мы были высокого роста. Шагая между нами, маленькая девушка застенчиво поглядывала на нас снизу вверх и рассказывала о своей не очень богатой событиями жизни: она москвичка, год назад окончила сельскохозяйственный техникум, приехала в совхоз на работу. Дел тут очень много — поля разбросаны, и за день нужно объехать на велосипеде километров пятнадцать. Совхоз передовой, скоро начинается уборочная…
Так, разговаривая, мы подошли к конторе совхоза. Директор, в очках на чугунно-загорелом лице, в черном, запыленном кителе, сидел в своем кабинете за письменным столом и кого-то крепко пробирал по телефону.
Наконец он с силой стукнул телефонной трубкой, поднял глаза, несколько секунд изучал нас, затем резким движением пожал нам руки:
— Здравствуйте! Поможете — спасибо скажем! Сейчас горячка, сенокос, рожь поспевает; прополка — наше слабое место. — Директор неожиданно улыбнулся по-отечески, ласково посмотрел на Люсю. — Молодец у нас агроном! Прямо на улице рабочую силу ловит.
Люся вся зарделась, застенчиво потупила глаза.
Директор повернулся к нам.
— Устроились хорошо? — спросил он.
— Великолепно! Спасибо! — поблагодарил Николай Викторович.
— А машину вам на завтра выделю. — Директор снова крепко пожал нам руки.
Мы поспешили в клуб.
После обеда наскоро собрался штаб турпохода.
Решили выйти в поле всем отрядом, за исключением двух дежурных.
Люся повела нас за три километра. Без рюкзаков идти было очень легко и приятно.
Мы шли и пели песни.
Совхозные земли протянулись вдоль речки. На бесконечных грядках в двух-трех местах пыхтели стоявшие на приколе тракторы и качали воду для полива. Струи били косыми фонтанами далеко в стороны, радуги переливались в блистающих на солнце брызгах…
Люся, окруженная толпой девочек, вела велосипед.
— Какие вы счастливые, что путешествуете! — говорила она. — А у меня отпуск будет только зимой. Но ведь и зимой можно чудесно и весело отдохнуть. Я на лыжах побегаю, на коньках…
Она показала нам борозды сахарной свеклы, сильно заросшие лебедой, осотом и другими сорняками.
Нам роздали четырехпалые «цапки», похожие на лапу рыси с выпущенными когтями. Каждый занял борозду и айда махать цапками, наперегонки теребить, вырывать с корнями зеленых врагов. Разумеется, надо было полоть подчистую, но иные спешили. Кто вперед? Кто дойдет до посадок капусты и начнет другую борозду?
Люся уехала на велосипеде, но через час вернулась, оглядела прополотые ряды и покачала головой. Она подошла к одному торопыге, к другому, к третьему и потихоньку, чтобы никто не расслышал, предложила им переделать работу.
Гриша было обогнал всех. Сейчас, смущенно опустив голову, он проследовал мимо меня к самому началу своей борозды.
Люся опять уехала, пообещав вскоре вернуться.
Наверное, ни у кого не попалось таких густых и колючих сорняков, как у меня. Занозив руки в десяти местах, я полз позади всех. По соседней борозде ползла толстушка Лида. Она краснела, пыхтела и все же передвигалась быстрее меня. Однако я стал замечать, что она пропускает много сорняков… А что было совсем возмутительно — она кидала вырванную траву на мою борозду.
Как научный консультант похода, я имел право наказывать, но я еще ни разу не воспользовался своим правом.
Вдруг целый веник лебеды упал прямо перед моим носом. Я чихнул.
— Лида, строгий выговор!
Все обернулись, прекратили полоть, кое-кто привстал.
— Ого-го! — злорадно возликовал Вася.
Все это увидела незаметно подъехавшая на велосипеде Люся.
Лида сделалась вся пунцовая:
— Я вам никогда в жизни этого не прощу!
Мне тут же сделалось невыносимо жалко провинившуюся, но было уже поздно: «Слово не воробей, вылетит — не поймаешь».
— Какой у вас сердитый начальник! — послышалось за моей спиной удивленное замечание Люси.
— Хуже тигра! — с трудом удерживая слезы, прошептала Лида.
Я сделал вид, что не расслышал.
К четырем часам мы закончили весь заданный урок и снова с песнями отправились домой. Удрученная Лида молча плелась сзади всех.
Большинство ребят после обеда залегло спать. Члены штаба турпохода собрались на экстренное совещание.
— Лида, раскаиваешься ли ты в своем проступке? — спросила судья Лариса Примерная.
Лида всхлипывала, но виновной себя не признавала. Мне было очень жалко Лиду. Я робко попросил:
— Нельзя ли отменить выговор?
— Нет, нельзя! — угрюмо ответила Лариса Примерная.
— Нет, нельзя! — подтвердили другие. Взяла слово Танечка:
— Вечером мы идем в кино. А Лида пусть останется вещи стеречь.
Члены штаба единогласно подняли руки. Лариса Примерная тут же записала постановление штаба в свой блокнот.
Услышав столь жестокий приговор, Лида, всхлипывая, выскочила из комнаты.
Мы ушли в кино. Сегодня шел приключенческий фильм про шпионов.
Зрители смотрели картину и переживали: догонят — не догонят, поймают — не поймают… Вдруг — бац! — в ту самую секунду, когда шпион, спасаясь от погони, прыгнул в пропасть, оборвалась лента. Зажегся свет. Зрители неистово завопили, затопали…
— А бедная ваша Лида, верно, скучает и плачет, — заметила сидевшая сзади меня Люся.
Я так увлекся кинофильмом, что забыл про наказанную Лиду. Мне сделалось очень стыдно: я не мог больше сидеть в зале, вскочил и заторопился к выходу.
В клубе мне попалась на глаза бедная Лида, крепко спавшая на постеленных посреди пола палатках; Лицо ее распухло, верно, от пролитых слез.
«Нет, никогда никого не буду наказывать», — твердо решил я.
А между тем погода переменилась, тускло-серые тучи заслонили заходившее солнце. Пошел дождь, мелкий и упорный… Ребята вернулись из кино и легли спать.
Миша еще с вечера вынес грачат в сени. На рассвете птенцы принялись орать столь неистово, что их было слышно даже через три двери. Я открыл глаза и больше не мог уснуть.
А дождь, правда очень теплый, не переставая барабанил по стеклам окон.
Мы встали в восемь. Дождь все продолжал идти. Явилась сияющая Люся в широченном брезентовом плаще с капюшоном, в резиновых сапогах. Под дождем она успела прокатиться по шоссе на велосипеде вдоль ближайших участков полей и убедилась, как посвежели и оправились поникшие стебли пшеницы, посадки кукурузы, свеклы, картофеля… И вдруг Люся нахмурила свои тонкие брови и тревожно оглядела всех нас.
Дорога-то в Юрьев-Польской всегда была плохая: значит, никакая машина сейчас туда не проедет.
Что же делать? Хмурое небо серыми хлопьями нависло над деревьями. Казалось, дождь никогда не кончится.
Накинув розовую прозрачную накидку, принадлежавшую Ларисе Примерной, Николай Викторович зашлепал по лужам в контору. Вскоре он вернулся.
