Мила Блинова - Большой Кыш
На шершавых дубовых ветках медленно покачивались, поблескивая на осеннем солнце, его, Бякины, расписные чайники. Это было удивительно прекрасное зрелище — мощное дерево, символ кышьего существования, объединяющее все бегающее, прыгающее, ползающее по этой земле. Чайники-рыбы, чайники-птицы, чайники-звери, чайники-земноводные и чайники- пресмыкающиеся соседствовали здесь в мире и согласии.
«Кто же принес их сюда? Кто развесил на ветках? Ведь только я знал, где зарыт „Мой Секрет". Может, это Люля подсмотрел, как я прятал свою посудку? И решил посмеяться надо мной? Пусть смеется! Я даже рад, что кыши наконец-то догадаются, кто общий предок всего живого», — подумал Большой Кыш.
Бяка еще раз обошел вокруг дерева, удивляясь самому себе: «Неужели это сделал я? В „Теплом Местечке" чайники не выглядели такими симпатичными».
Из трубы Тукиного домика шел смоляной дымок. Хозяин, видно, грелся у очага. Но Бяка не стал беспокоить Туку, он соскучился по «Теплому Местечку», Крохе и Еноту. Он хотел поскорее обнять свое дерево и навестить свою хижинку.
У Бяки над головой с громким карканьем пролетела стая ворон.
— Ага! — вскричал Большой Кыш. — Понял, кто все это подстроил: Кроха! Конечно, ведь только он знал про «Мой Секрет». Вот предатель!
— Нет! Нет! — раздался у Бяки за спиной тихий, нежный голосок маленькой Утики, которая пришла в рощу за парой крепких желудей. — Все совсем не так, все по-другому. Кроха не предатель, он молодец! Только находчивость и талант нашего Бяки, который, увы, совсем недавно ушел на луну, помогли нам отстоять Тукино дерево. Королеве молний понравились Бякины чайники, и она не стала разрушать Дуб. Разве можно разрушить красоту? А ты, кыш, кто? Как тебя зовут?
Бяка догадался, что кышечка его не узнает: скорее всего, он очень перепачкался в тоннеле, а черничник сильно растрепал его шерстку. Но не успел ничего ответить. Крышка котомки неожиданно приоткрылась, и оттуда показалась хитрая мордочка кышонка Бобо. Грозно хмуря брови, он пискнул:
— Чего уставилась, глупая куропатка! Бобо и Бяку не узнаешь?
Утика вскрикнула. Ее ушки покраснели от смущения.
— Бяка жив? Бяка жив… Бяка жив! — радостно пролепетала она и, смутившись окончательно, бросилась прочь.
— Ты, Бяка, действуешь на кышек как ядовитая настойка. Они от тебя просто дохнут! — позавидовал Гнусенок.
— А ну брысь назад, в котомку! — грозно велел Бяка, закрыл крышку и зашагал дальше.
Воспользовавшись скоростной тайной тропкой, Большой Кыш быстро добрался до западного склона. Выйдя из вересковых зарослей, он сразу увидел свою сосну. Все так же отливал медью ее ствол. Все так же, по-кошачьи извиваясь, тянулись вверх ветки. Все так же зеленели шапки длинноигольчатой хвои. А из-под корней дерева выглядывал, поблескивая глазками-окошечками, Бякин домик. «Теплое Местечко» ждало своего хозяина и друга.
И тут Бяка сделал то, чего не делал никогда раньше. Он, презиравший Туку за любовь к его дереву, кинулся к сосне, прижался животом к ее грубой коре и прошептал:
— Здравствуй, Мое Дерево! Я соскучился по тебе!
И сосна радостно встрепенулась, заскрипела стволом, зашуршала иглами и шаловливо закидала хозяина шишками. Бяка улыбнулся и двинулся с обходом вокруг дерева, то перепрыгивая крученые корешки, то подлезая под них. Все сохранилось в целости.
Хозяин хижинки поднялся на крыльцо, скинул порядком потертые гульсии и, отодвинув подпорки, вошел в дом. Хижинка встретила его настороженной тишиной и сыростью, которые так характерны для пустующего жилья. Большой Кыш достал заснувшего кышонка из котомки и, сняв с него гульсии, уложил малыша на удобный широкий топчан. Малыш тут же засунул уголок одеяла себе в рот и громко зачмокал своей самодельной соской.
«Пуховичку не больше двух месяцев от роду, еще совсем желторотик, — вздохнул Бяка. — Его трудный возраст скоро кончится, и он помирится с отцом. Настырность маленьких непосед не вечна. Со временем она превращается в настойчивость, что совсем не плохо. Большая Тень и папаша Гнус еще будут гордиться этим шалопаем».
Бяка разжег очаг. Сел на лавку. Устало привалился боком к теплой стенке очага. Задремал.
Вороны не кыши. У них нет совести. Они не умеют шевелить мозгами. Вернее, большинство не умеет. Но есть исключения. Кроха — оно самое. Возможно, расцвету его ума в некоторой степени способствовала дружба с Бякой, кто знает? Так или иначе, талант расцвел. Бякина ворона выучила кыший язык. Она имела изысканный художественный вкус и часто высказывала Бяке не лишенные оригинальности идеи по поводу его творчества. К тому же у Крохи были сильно развиты чувство справедливости и благородство. Именно поэтому он не верил в гибель своего старшего друга. Это было бы так несправедливо! Кроха пресекал Люлины сплетни и каждый день облетал Маленькую Тень, зорко выискивая взглядом молодцеватую фигурку своего друга Бяки. А вдруг?..
Сейчас Кроха медленно планировал над западным склоном, подхваченный теплым воздушным потоком, и устало скользил взглядом по вересковым полям. Он думал о Королеве молний, Бякиных чайниках и Тукином Дубе. Тут полуприкрытые веки птицы дрогнули и широко открылись: ей вдруг показалось, что ставни «Теплого Местечка» были чуть-чуть приоткрыты. Точно! И дверца… дверца домика не подперта! И гульсии! На солнышко были аккуратно выставлены гульсии! Бякины, чьи же еще!
Кроха встрепенулся, закружил на месте и камнем пошел вниз, горланя на весь лес:
— Бр-р-ряка вер-р-рнулся! Др-р-ружочек вор-роний пр-р-роклюнулся! Р-р-розанчик р-р-розовый! Пр-р-релесть!
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
Малиновые носки
Прогулка по холму.
Встреча друзей.
Столкновение.
Бяка больше не одиночка.
Пока Гнусенок спал, Бяка решил прогуляться по холму. Ему не терпелось узнать, что изменилось в Маленькой Тени, пока он отсутствовал! Кыш натянул на лапы новые малиновые носки и гульсии, завернулся в теплую малиновую жилетку и вышел на улицу. К его немалому удивлению, путь от двери был перекрыт. Прямо поперек крыльца лежала лохматая морда Енота. Все остальное — огромная гора шерсти и хвост — валялось во дворе. Через эту гору невозможно было ни перешагнуть, ни перепрыгнуть. Бяка присел на большой черный кожаный нос зверя и стал терпеливо ждать. Опущенные веки Енота не смогли обмануть Большого Кыша. По тому, как трепетно и чутко шевелились ноздри, каким любопытством светился масляный зрачок через хитрый прищур, было ясно: лохматый плут только притворялся спящим. На самом же деле он ждал Бякиных щедрот и ласк. Только гордость удерживала Енота от того, чтобы кинуться на хозяина и обмусолить его до непотребности. Но без гордости зверь не зверь. И он терпел, старательно делая вид, что устал и спит.
Рядом благодушно когтил сосновую шишку Кроха. Гордость и ему была не чужда. Вороненок столько времени ждал возвращения Бяки, не веря в его гибель, так неужели теперь Бяка забудет про него?
Как только кыш перелез через морду Енота, зверь и птица дружно встрепенулись и уставились на него.
Что ты будешь делать? Как можно пренебречь преданностью и любовью друзей? К тому же, что кривить душой, Бяке самому хотелось покрепче обнять Енота и Кроху.
Большой Кыш весело глянул на замерших в испуганном ожидании сотоварищей и призывно свистнул. И дружная компания с веселым гиканьем, карканьем и пыхтением понеслась к лесу. Кроха летел впереди, Енот с Бякой на загривке — сзади. За какие-то полчаса они обтопали, обползали, обнюхали все самые славные местечки Лошадиной Головы, но, естественно, не удовлетворились этим. Они попили холодной водички из Плюхи-Плюхи-Булька, почесали спинки о Серебристые Мхи, полакомились клюквой на болоте, пошептались с Тукиным деревом — в общем, сделали много правильных, хороших дел, — но и этого им показалось мало. Они стали врываться в хижинки полусонных, готовых в любую минуту впасть в спячку кышей и требовать угощения. Отобедав по очереди во всех хижинках, а кое-где и отужинав, друзья поняли, что вот теперь-то впечатлений предостаточно. Они ощутили приятную тяжесть в желудках и темени, а это означало, что на сегодня и развлечений хватило. Что они валятся с ног от усталости и пора на боковую. Енот отправился отсыпаться в «Мою Радость», а Кроха — в обустроенное им дупло. Бяка же повернул к дому. Его брюшко сыто урчало и при ходьбе плавно колыхалось слева-направо.
«Как же так? Со всеми повидались, кроме Сяпы. Куда же он подевался? Где прячется герой?» — вдруг подумалось Большому Кышу.
И тут он почувствовал, что его хвост замерз. К вечеру заметно похолодало. Ленивый шаг кыша ускорился. Постепенно Бяка перешел на четырехлапую рысцу. Он больше не смотрел по сторонам. Холодный осенний ветер нахально лез под жилетку и в носки. Бяку трясло от холода, его зубы выбивали четкую дробь.
