Рафаэль Михайлов - Тайной владеет пеон
— Тебе тоже показалось, что Андрес не сделал нужных выводов из нашего разговора? — спросил у Риверы адвокат.
— Нет, Андрес славный парень. Ты перегнул палку.
— Мне не понравились его намеки. Если что-то знаешь, — говори прямо. Кроме всего прочего, — Ласаро понизил голос, — он действительно влюблен в эту Мартинес.
Ривера улыбнулся.
— Я в нее тоже влюблен, Ласаро. Девушка очаровательна. Не надо судить любовь очень строго.
— Да, послушай, — небрежно заметил Ласаро. — В городе облавы, а ты рискуешь связисткой. Я пытался удержать ее от прихода сюда, но тщетно.
Улыбка сошла с лица Риверы.
— Кто тебе сказал, что ее приглашают сюда?
— Я не знал, что сюда. Мы встретились у ворот. В кафе я заметил, что она торопится удрать.
— А что тебе понадобилось в кафе?
— У меня была назначена встреча. К тому же почудилась слежка.
Ривера сосредоточенно думал.
— Лучше нам не приходить вдвоем в одно место, — наконец сказал он. — Шеф предупреждал на этот счет.
— Об университете такого разговора не было, — ответил Ласаро. — Впрочем, то, что я узнал, требует быстроты решений.
В другом углу долго молчали.
— Рина, — тихо сказал Адальберто. — Смогу ли я когда-нибудь вернуть твое уважение?
— Для этого тебе понадобится пройти путь Овода, — вспыхнула Рина, — но Овод, ты прости меня, обладал лучшими качествами, уже начиная свой путь.
Вошли члены комитета.
— Мотивировать мы пока не будем, — объявил Донато. — Андреса комитет решил оставить своим руководителем, но серьезно предупредить его, чтоб работал головой больше, чем руками. Рину Мартинес вывести из состава комитета и поручить работу с молодыми врачами и студентами-медиками. Адальберто Барильяса, — он помолчал, — отстранить от участия в нашем движении до выяснения некоторых обстоятельств. Комитет надеется, что эта рекомендация будет выполнена всеми нашими товарищами.
— Я не согласен, — сказал Адальберто. — Я не отверженный.
— Нет, ты не отверженный, — побледнел Донато. — Ты, как бы это лучше сказать, — ты арестованный, — понимаешь? Я лично и все мы верим, что ты наш. Но время суровое. Дай нам неделю, посиди дома — и, если все будет в порядке, мы сами тебя обнимем и извинимся. Принимаешь?
— Не знаю.
— Это не ответ, — строго сказал Донато. — Подумай до утра. Если ты не согласен неделю-полторы просидеть взаперти, мы примем другое решение.
Адальберто задумался.
— Попробую, — сказал он нехотя. — Только вы не очень тяните, ребята.
Он вышел.
— Мне тоже уходить? — спросила Рина.
— Да, — ответил Донато, — ты будешь теперь работать в контакте со мною.
Когда за Риной закрылась дверь, Донато сказал:
— Мне жалко обоих товарищей. Кому-то придется срочно проехать в Сакапа. Может быть, и мне.
— Жалость плохой советчик в работе, — поправил его Ласаро.
Ривера поднялся.
— Вы хорошо решили. Молодцы. А теперь подумаем, как лучше освободить наших четырех товарищей.
20. ЦВЕТЫ И КОСТРЫ
Солдаты гвардии, одетые в светлые костюмы, совершили традиционный марш перед правительственным дворцом. Кастильо Армас вышел на балкон и приветственным жестом проводил гвардию. Затем он юркнул обратно в кабинет, и в ту же секунду его секретарь опустил тростниковые шторы.
— Шарлатан! — пробормотал армейский капитан. Он стоял на панели и проследил за выходом и исчезновением президента, затем бесцеремонно расхохотался.
— Право же, бог создал его для цирка, а ЮФКО этого не знала и притащила к нам.
В ту же секунду к капитану подскочило двое молодых людей.
— О ком вы, сеньор капитан?
— Прочь, фисгоны! — резко сказал офицер, и его лицо, пересеченное шрамом, побледнело. — Или я кликну своих солдат и вас раздерут на клочья. Если вам нужно мое имя, обратитесь в штаб, и вам скажут, что капитан Фернандо Дуке — начальник оперативного отдела.
— Тысячу извинений, капитан.
Молодые люди испарились.
Фернандо Дуке медленно шел по улице. На перекрестке его догнал высокий бородатый мужчина в темном, европейского покроя костюме.
— Прошу извинения, капитан Дуке. Вы не сумеете уделить мне несколько минут?
— Прочь! — с прежней интонацией отозвался капитан, но обернулся. — А, те были безусые, вы с усами. О ком я отозвался? Да?
— Отзывайтесь о ком вам будет угодно, — рассмеялся бородач. — Меня интересует не отточенность вашего языка, а острота вашей шпаги.
— Это пахнет заговором. Я сведу вас в Комитет зашиты от коммунизма.
— Кажется, это милое учреждение было последним кровом муниципального советника Дуке?
Капитан внезапно остановился.
— Вы знали моего отца?
— Нет, но из Малакатана[61] приехал мой друг. Он рассказал некоторые подробности.
— Зайдем в кафе, — предложил Фернандо. — Там нас не побеспокоят.
В маленьком уютном патио, заслоненные широким веером пальмы, они разговорились. Карлос Вельесер передал капитану все, что он знал о «малакатанской расправе», как ее окрестили газеты. Муниципальные советники Малакатана горячо поддерживали мероприятия прежнего демократического правительства. Когда армасовцы ворвались в город, первым их актом «освобождения» был расстрел всех муниципальных советников во главе с алькальдом.[62] Старику Дуке армасовцы предложили пост алькальда, но он заявил, что предпочитает разделить участь советников, чем выслуживаться перед ставленником Вашингтона. Его расстреляли вместе с остальными.
— Так, — сказал Фернандо Дуке. — Вы рассказали красиво и трогательно, только кое-что поменяли местами. Очевидно, вы сторонник Арбенса и нуждаетесь в моей шпаге. Я избавлю вас от лишних хлопот. Моего отца пристрелили красные, и об этом сообщали местные газеты. А теперь проваливайте, ибо я не фисгон, а офицер.
— Да, Гватемала нуждается в вашей шпаге, — медленно сказал Карлос — Но об этом мы поговорим в другой раз. Я задержал вас, чтобы передать письмо отца.
Он протянул капитану конверт и, пока тот читал обращенные к себе строки малакатанского советника, Карлос с жалостью посмотрел на капитана и вышел из патио.
Фернандо сразу узнал руку отца. Все было так, как передал неизвестный. Армас и здесь надул капитана Фернандо Дуке. Он обещал тщательное расследование и наказание виновных в смерти советника, но потом передал через начальника канцелярии, что советник Дуке пал от рук «красных». Зная, что капитан Дуке пользуется влиянием в армии, президент даже выразил ему публичное соболезнование в связи с кончиной отца.
Капитан и раньше испытывал инстинктивное отвращение к Кастильо Армасу. Храброго армейского служаку, воспитанного в духе честности и простоты, отталкивала маска «освободителя», которую надел на себя Армас, его панические угрозы, его эффектные театральные позы, два тяжелых пистолета, которые болтались на поясе, а главное — он не мог простить ему трусости. Слух о том, как Армас в час опасности сбежал от войска в женском платье, проник в армию.
И вот теперь этот человек оказался убийцей советника Дуке, отца Фернандо. Советник писал об Армасе: «Мой мальчик, не верь этому человеку, не верь ни в чем. Я подал голос за его казнь еще в 1950 году.[63] Они не простят мне этого. Молю бога, чтобы он сохранил тебя для армии и республики. Та и другая нуждаются в твоей честности и твоей шпаге...»
Да, то же самое говорил и человек, привезший письмо. Где же он?
А Карлос уже был далеко. Он сидел в сквере под пушистым хвойным деревом, казалось, залетевшим сюда с вьюжного севера, и не замечал, что вот уже несколько минут, как стал объектом внимания худого, костлявого человека с дерзким взглядом и насмешливой улыбкой. Белый костюм подчеркивал смуглость его лица, длинные руки будто хотели выпрыгнуть из рукавов.
— Команданте, — тихонько сказал он.
Карлос услышал, но даже не повернулся на голос.
— Да посмотри же сюда, — сказал длиннорукий.
— Вы принимаете меня за кого-то другого, — наконец отозвался Карлос. — Я антиквар Феликс Луис Молина, и это известно многим.
Он бросил пытливый взгляд на соседнюю скамью и едва сдержал возглас: рядом сидел Чиклерос. Да, это его дерзкие глаза, его нос с легкой горбинкой, тонкие, растягивающиеся в усмешке губы, его длинные ловкие руки. «Чиклерос, дружище, я рад бы тебя обнять, но я пристрелю тебя, если ты назовешь меня по имени».
— Да, я ошибся, сеньор Молина, — наконец сказал Чиклерос.
Карлос удовлетворенно кивнул: с ним находился друг.
— Сеньор Молина, — быстро продолжал Чиклерос, — долго объяснять не буду. Служу у них. Месяц проходил специальные курсы. — Он бегло осмотрелся и, не заметив ничего подозрительного, сказал самое главное, что вот уже несколько дней должен был кому-то высказать. — Я связан с провокатором.
