Рафаэль Михайлов - Тайной владеет пеон
А шеф полиции, словно читая мысли своей жертвы, с легкой улыбкой заметил:
— В конце концов, есть у вас какие-нибудь идеалы или вы желаете и впредь служить оборванцам, пристрелившим вашего отца?
Машина медленно скользит по городу; извилист ее маршрут, извилиста исповедь предательства. Но шеф полиции недоволен.
— Послушайте-ка меня, дон Ласаро! Все эти брадобреи, кассирши, портье в отелях — занятие для сыщиков со ставкой доллар в день. Вас мы хотим приберечь для большего. Нам нужна головка комитета, и нам нужен Кондор.
Ласаро вздрагивает.
— Кондор? Но его уже нет, сеньор Линарес.
Линарес с досадой пожимает плечами.
— Мы и сами так думали. Только что вернулся из поездки полковник Чако. Он не нашел следов Кондора — и это самое подозрительное. Заметает следы живой, — мертвому все равно. Кроме того, удары ваших друзей исходят от опытного стратега. Видите, я откровенен с вами. Кстати, кто руководит всеми этими операциями в комитете?
— Он новый человек, сеньор Линарес.
— Его имя? Или кличка?
— Не знаю. Его не называют по имени.
— Когда он приехал?
— Тоже не знаю. Я только слышал, что он с трудом выбрался из Сакапа. Там была какая-то засада.
— Черт возьми, это страшно важно. Может быть, речь идет как раз...
Линарес прервал себя на полуслове и спросил:
— У вас есть явка? Вы договорились о встрече с этим человеком?
— Нет, его адрес засекречен даже от нас.
— Можно ли его вызвать на свидание через связных?
— Нет. Только передать.
— Внешность?
Последние угрызения совести зашевелились в Ласаро. Он невнятно сказал:
— Мы собирались в темноте. При свечке.
Линарес хмыкнул.
— А знаете, ваши письма можно прочитать и при свечке.
— Я только мог увидеть густую бороду, — заторопился Ласаро. — Он высокого роста.
— Треть мужчин столицы высокого роста; из них сотни носят густую бороду, — забрюзжал шеф полиции. — Вы доставите мне в течение недели более точные сведения. А теперь — главное. Мне не нужен в отдельности ни один член комитета. Они нужны мне все вместе, разом. Постарайтесь оповестить меня о вашем ближайшем заседании. Хотя бы за четверть часа. Связь вы будете держать не со мной, а с человеком, по кличке Чиклерос. Вы не будете встречаться. Чиклеросу приказано круглосуточно ждать вашего вызова но рации.
— Но у меня нет рации.
— Пока мы катались, ее вмонтировали в стену вашей комнаты. Техника передачи нехитра, вас с ней ознакомят. Только мы трое будем знать ваши позывные: «Королевская Пальма», на волне сорок четыре или пятьдесят шесть восемь раз в сутки — в два, в шесть и семь утра, в тринадцать и четырнадцать часов, в восемнадцать, двадцать и двадцать три часа. Повторите.
— «Королевская Пальма», — послушно повторил Ласаро. — Волны сорок четыре или пятьдесят шесть. Восемь раз в сутки...
— И последнее, — сказал на прощание шеф полиции. — В университете есть некий Адальберто Барильяс.
— Я с ним знаком, сеньор Линарес.
— Тем лучше. В связи с провалом засады в Сакапа у него могут быть неприятности. Помогите ему избежать их. Он может быть полезен.
— Я сделаю, что сумею. Но университет передали другому.
— Собой не рискуйте, но парня стоит выручить. Если заметят, что мы вас увозили, сошлитесь на листовки. Со стороны ваших партнеров было неосторожным вбить в одну листовку все, о чем рассказал вам начальник канцелярии министра. Отпустили вас в силу отличной рекомендации шефа и в память об отце — близком друге американского посла. Об отце им известно?
— Только то, что он второй раз женат на владелице отеля из Сан-Педро-Сула[59] и переехал к ней.
— Умно, — поощрил его шеф полиции. — Прощайте, дон Ласаро. Ваше будущее в ваших руках. Как только головка и Кондор попадут в мое ведомство, я лично вручу вам заграничный паспорт и состояние, которое предназначил для вас отец. Как говорят наши юноши, — доброго вам свидания в ночи. Я добавлю, — в эфире!
Он засмеялся и захлопнул за собой дверцу машины.
Ласаро провезли несколько кварталов и между одиннадцатой и двенадцатой авенидами высадили. Он вернулся домой разбитым и опустошенным. Хотел прилечь, но засверлила мысль: «Ты уже не свободный человек, ты Королевская Пальма». Он бегло осмотрел стены. Все было на своих местах. Может быть, шеф ошибся?
Постучалась квартирная хозяйка.
— Приходил высокий сеньор, дон Ласаро. Он привез вам посылку от друзей из провинции. Ждал, ждал и ушел ни с чем.
— Спасибо, сеньора Пласида.
Значит, они доставили рацию. Но где же она? Ласаро еще раз обошел стены. Ни трещинки. Даже пыль не стерта. Он заглянул за портреты родителей — стена как стена. Снял ковер и увидел легкий след свежей краски. Два едва заметных отверстия — как раз для вилки. Где же микрофон? А это что? Из-под матраца высовывается телефонная трубка. Да, игрушка незаметная.
Хотелось заснуть и больше не просыпаться. Но опять постучалась квартирная хозяйка и сказала, что молодой красивый сеньор, по имени Адальберто, просит разрешения навестить сеньора адвоката.
— У меня беспорядок в комнате, — недовольно сказал Ласаро и вышел, замкнув дверь.
— Вы ведь знаете, товарищ Адальберто, — сухо начал Ласаро, — здесь нет явки.
— Я это знаю, товарищ Ласаро, — вежливо ответил Адальберто. — Но дело в том, что через час надо мной устраивают нечто вроде судилища. Наши отцы были друзьями, и мне не с кем больше посоветоваться.
— Над вами — судилище? — медленно переспросил Ласаро. — А, собственно, почему над вами? Не вы первый полезли в драку, не вы ее затеяли.
— Я не очень бы беспокоился, товарищ Ласаро. Но, когда в кафе ворвался беглец, нелегкая дёрнула меня подзадорить Рину Мартинес…
— И вы думаете, что Мартинес вас выдаст?
— Никогда. Она горда. Но девчонка из кафе вертелась рядом. Боюсь, что она все поняла. Я потому об этом говорю, что студенческий комитет пригласил ее к нам. Я случайно узнал об этом.
— Девчонка не придет к вам. Это нарушало бы принципы конспирации, — осторожно добавил Ласаро. — Кстати, Адальберто, вы не замечали... между Андресом и Риной нет чего-либо такого, что выходило бы за рамки обычных товарищеских отношений?
Адальберто вспыхнул.
— Не знаю... Не думаю... Может быть...
Ласаро сощурился.
— Может быть, и вам нравится Мартинес?
— Разве это относится к делу, товарищ Ласаро?
— Да, относится. — Ласаро говорил сдержанно, но четко. — Если Андрес любит Рину, вполне понятно, что он будет обелять ее и топить вас, мой сеньор. Вам ясна его позиция? А вашим товарищам?
— Я все понял. Но мне не хотелось бы прибегать к этому.
— Сентименты здесь излишни. Помните, что с вас не снят еще провал явки в Сакапа.
Адальберто встревожился, и его округлое, румяное лицо стало безжизненным и окаменелым.
— Я ничего об этом не знал. Но ведь до сих пор все шло хорошо.
— Возможно, вы правы. Доказать что-либо трудно. Практически невозможно.
Адальберто ушел, а Ласаро долго еще сидел в патио и напряженно думал. Не подверг ли он себя риску разоблачения? Нет, Адальберто можно доверять. Их первая встреча произошла в доме судьи — отца Ласаро, к которому Барильяс, кожевник из Сакапа, приехал погостить с двумя сыновьями. Они привезли с собой запах кожи и пива, а главное — громкие голоса, которые раздражали Ласаро. Иным был младший — Адальберто. Ласаро понравились и его учтивость и живой, неподдельный интерес к занятиям молодого юриста. То было еще при Арбенсе, и Барильяс-отец долго и нудно жаловался судье на новые порядки, при которых купленные им пастбища в соседней провинции могут быть приобретены правительством в пользу крестьян.
Вновь молодые люди встретились при Армасе. Адальберто появился в конторе вместе с Андресом, который попросил Ласаро познакомить своего сокурсника с кривой рыночных цен. Ласаро и Адальберто сразу поняли, на чьей стороне подлинные симпатии каждого. Но так откровенно они говорили впервые сегодня.
Ласаро вздохнул: нужно было идти в кафе. Лучше, если девчонка не вмешается в студенческие дела.
Росита подошла к столику уже без передника и наколки. Она очень торопилась.
— Сеньор извинит меня, — начала она.
— Нет, не извиню.
Ласаро вполголоса назвал пароль и попросил сеньориту присесть. Росита присела на кончик стула. Ласаро раздумывал, как бы объяснить свой приход.
— На днях я приведу сюда группу друзей, — медленно начал он. — Мне хотелось, чтобы нас обслужила сеньорита.
— С охотой, сеньор.
— Вы давно в столице? — спросил Ласаро, пытаясь выиграть время.
— И давно, и недавно.
Лицо Роситы потемнело. Она не любила лишних вопросов. Ривера и Роб, устроившие ее сюда, предупреждали, что разговор с посетителями, назвавшими пароль, должен измеряться секундами: «что случилось?», «что передать?», «до свидания, сеньор, я передам». Этот же человек, как видно, не торопился.
