Василий Смирнов - Ребята Скобского дворца
На этот раз Царь, не задумываясь, решительно мотнул головой. Он понял. Володя долго ходил по комнате, задумавшись.
— Скучаешь, буржуйка? — спросил он, глядя на висевшую на стене запыленную гармонь, и тронул мехи. — Теперь не до тебя. Пролетарскую революцию надо осуществлять. Поняла?
Царю понравился такой разговор Володи с гармонью.
— Слышишь? — в свою очередь, когда Володя вышел, обратился Царь к своей черной мохнатой папахе, висевшей в углу на колышке. — На войну мы с тобой больше не пойдем. Отвоевались. Так Ленин сказал. Поняла?
Оставался Царь еще прежним мальчишкой. Он еще бы поговорил, но вернулся Володя.
Когда легли спать, Царь, уже засыпая, подумал: «Надо поспрошать у Павла Сергеевича про тетку Иваниху. Он сведущий человек. Может, знает, где ее разыскать».
ПОД СВОИМ ЗНАМЕНЕМВолодя Коршунов выполнил свое обещание — устроил Царя работать на кожевенный завод. Теперь утром, как только начинали гудеть гудки, они выходили из дому вместе. Володя шел в цех, а Царь в контору, где его, как бывшего фронтовика и георгиевского кавалера, определили рассыльным.
— Не замытарят тебя, Антип Царев, беготней-то? — заботливо осведомлялся Володя, видя, как Типка вихрем носится с этажа на этаж, из цеха в цех, выполняя какие-то задания начальства.
— Не-е... я привычный, — отвечал Царь, крайне довольный, что стал рабочим человеком.
Интересовался работой Царя и Максимов.
— На первых порах, фельдмаршал, удовлетворимся достигнутым, — говорил он Типке, — а в будущем будем думать, какую профессию тебе приобрести. — И тут же пояснил: — Рабочий человек без профессии все равно что голяк без рубашки. Жизнь, брат, трудная штука, ее нужно оседлать. Иначе она тебя сбросит, не поднимешься.
Максимов выбрал время, побывал в конторе кожевенного завода и предложил установить Типке, как подростку, сокращенный рабочий день.
— Настырный твой родственник, видно, что большевик, — с заметным уважением сообщил Типке табельщик.
Теперь Царь стал появляться на дворе Скобского дворца раньше гудка. От него крепко попахивало сырой кожей, а руки блестели от машинного масла: какая ни чистая была работа, а ухитрялся испачкаться.
— Отшабашил? — с уважением спрашивали друзья скобари.
Многие из них тоже мечтали работать.
Царь улыбался. Став рабочим, он приобрел и необходимую солидность, хотя по живости своего характера по-прежнему участвовал во всех ребячьих делах.
В эти солнечные весенние дни Петроград готовился впервые свободно встретить Первое мая. Стало известно, что в Петрограде состоится народная демонстрация.
Скобари тоже готовились. Мысль выйти на демонстрацию своей колонной, со своим знаменем и стягом первым высказал Сорога Копейка. С ним соглашались многие.
Когда Царь однажды появился на дворе, у забора возле дровяного склада кипело страстями шумное собрание скобарей. Присутствовали все, даже голопузые малыши.
— По гривеннику! — предлагал Копейка, потрясая своим картузом.
— Мало! — кричали ему, — Не хватит!
— Гужеедов пригласить! Они тоже в пай войдут! — надрывался Цветок, любивший, чтобы его голос звучал громче всех.
Царь молчаливо выслушал спорящих, достал из кармана гимнастерки рублевую бумажку, заработанную на заводе, и протянул Сереге.
— Вхожу в пай, — басовито заявил он.
— Видели? — восторженно закричал Копейка, потрясая рублем. — Кто следующий?
Поступок Царя заразил всех. Немедленно одни гонцы во главе с Цветком помчались к соседям-гужеедам, другие отправились по двору тормошить отстающих. На дворе и во всех многочисленных подъездах Скобского дворца только и слышалось одно слово: «складчина».
На другой день покупать кумач для знамени и стяга готовилась многочисленная делегация во главе с Фроськой и Цветком.
— Вы, хмыри, поторгуйтесь! — советовал им Копейка, вручая Фроське собранные деньги.
— Спрячь подальше! — прикрикнул он, а девчонок предупредил: — Вы тоже следите.
— Смотрите, не обсчитали бы вас! — беспокоился и Купчик, порываясь также идти с ними.
— Ты, купец, не волнуйся, — успокаивал его Цветок. — Не соображаешь, что я тоже иду...
С волнением ребята поджидали своих. Это был небывалый случай в их жизни. Впервые они коллективно приобретали общественную вещь.
Как только ходоки вернулись с купленным материалом, у забора на дворе снова собралась толпа скобарей. Примчались сюда и гужееды. Каждый считал своим долгом пощупать материал, осведомиться, почем платили за аршин. Цветок, не выпуская ни на минуту из своих рук сверток с кумачом, чуть что вступал в ожесточенный спор даже с Фроськой.
— Чего вы понимаете? — горячился он. — Тютелька в тютельку купили. Все копеечки до одной израсходовали.
Воображал себя Цветок главным в этом деле и даже кумач для большей сохранности отнес к себе домой.
На следующий день у забора на разостланных досках, поджав под себя по-турецки ноги, сидели девчонки и сшивали полотнища для красного знамени и для кумачового стяга. Верховодили всеми делами Фроська и Маринка Королева, объединившись для этого случая. Разговаривали они мирно и если спорили, то не враждебно. Возле них толпились скобари и гужееды, готовые по первому слову девчонок чем-нибудь помочь им.
— Девоньки, меня экипируете? — спрашивал Фроськин отец, остановившись возле босоногих швей и указывая на свою расползавшуюся по швам блузу. Он уже снял солдатскую шинель и по-прежнему работал на заводе.
— У нас, дядя Егор, золотошвейки работают, — звонко отвечала ему за всех острая на язык Дунечка Пузина. — Черную работу мы не берем.
Стоял в толпе скобарей и тряпичник Младенец. Больные глаза у него слезились, руки тряслись. Он бессвязно что-то бормотал.
— Что сгорбился? — гремел на него Зубарев. — Теперь свобода! Пошли в чайную душу кипятком полоскать!
Подошел к девчонкам-швеям и Царь.
— Хорошо, Тип? — спросила у него Фроська, умышленно загораживая от него Королеву. С грустью убеждалась она, что шьет Королева ловчее. Работа в руках Маринки так и кипела.
Вместе с Царем Ванюшка тоже придирчиво осмотрел их работу.
Царь похвалил, а Ванюшка нашел изъян: косой шов.
Но Фроська не удостоила его и взглядом.
Подошел к швеям и Спирька Орел. Как вожак гужеедов, он тоже не захотел остаться в стороне. Разговор с ним вела Королева, а Фроська молчала.
В стороне Цветок усердно красил палки для знамени и стяга. Краску подарил для общего дела Купчик.
Ожесточенный спор разгорелся, когда стали подбирать лозунги для знамени и стяга.
— «Да здравствует свобода!» — предложил Цветок.
— Наше, скобское надо, — советовал Копейка. — Вот бы так: «Скобари! Стойте за свободу!»
— Почему одни скобари? — возмутился Спирька Орел. — А мы где?
— Как это «стойте»? Лучше «боритесь»! — сразу же поправил Ванюшка, не обращая внимания на возражение Спирьки.
— Ты, Чайничек, помолчи, — посоветовал ему Цветок. — С кем ты будешь бороться-то? Со мной, что ли?
Плюнув, Ванюшка отошел, видя, что его никто не поддерживает.
Гвалт и шум стоял ужасный.
— Тише, тише, — взывала Фроська. — Может быть, лучше: «Ребята и девчата, соединяйтесь!»
— «Скобари и гужееды, шагайте вместе!» — кричал кто-то из гужеедов. Его сразу же поддержало несколько голосов.
— Может быть: «Мы, мальчишки, идем вперед!»? — надрываясь, подавал свой голос Левка Купчик.
— А девчонки где? — сразу же обидчиво набросилась на него Дунечка Пузина.
Предложения сыпались со всех сторон.
Только Царь молчал. Выслушав внимательно все спорящие стороны, он не присоединился ни к одной. Когда немного стихло, вышел вперед, поднял руку.
— Ша-а! — басовито рявкнул он. И, воспользовавшись наступившей тишиной, закричал уже во все горло: — «Ребята, пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Многим сразу пришлось по душе предложение Царя.
— А где «девчата»? — запротестовали было Королева и Дунечка Пузина, но их тут же осадил Ванюшка.
— Все мы ребята! — громогласно заявил он.
— В-все согласны? — спросил Царь, быстро обводя ребят глазами. — Кто против, держи колом руку!
Ни одна рука не поднялась. Спорщики облегченно вздохнули. Даже гужееды остались довольны.
Левка Купчик, умевший красиво писать буквы, принялся за работу. За его кистью придирчиво и строго следили и подавали советы десятки скобарей и гужеедов. Предстояло еще выбрать лозунг для стяга. Но тут вмешались взрослые.
— Что за шум, а драки нет? — осведомился подошедший к ребятам вооруженный матрос. С ними были два милиционера. И уже более строгим тоном, сдвинув густые черные брови, матрос спросил: — Кто из вас знает, где находится в данный момент тряпичник, именуемый Младенцем? Дома его нет. — В руках у матроса виднелась бумага с печатью. — Приведите сюда. Скажите, что ожидают...
