Ричард Блэкмор - Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун
Потому всякий, кому нужна была Лорна, наверняка мог найти ее на нашей старой кухне, где она чувствовала себя так, словно все здесь было знакомо ей с детства, а мне казалось, что только появление Лорны вносит жизнь и цвет во всю эту будничность. Если вам, любезные мои читатели, интересно было бы узнать, насколько девушки, сохраняя верность чувства, меняются с изменением их жизненного уклада, вы должны были бы взглянуть на мою Лорну после того, как она, позабыв прошлые тревоги, две недели прожила под нашим деревенским кровом. Может, эти перемены объяснялись тем, что рядом был я, — хотя многие, судя обо мне со стороны, считали и считают меня простачком и тугодумом, — а может, на то были какие-то иные причины, — я тут ничего не утверждаю, а лишь высказываю свои скромные предположения. Да и, сказать по правде, не часто мы виделись с Лорной в эти дни, потому что мне нужно было следить, как идет молотьба, и более половины работы сделать самому.
Вы знаете, как ночь переходит в день и как солнце пробивается сквозь хмурые облака, вы знаете, что значит тьма смерти и свет жизни, но все это вряд ли сравнимо с чудесным преображением Лорны. Ее чистый молодой ум, не находивший выхода под гнетом обстоятельств, вспыхнул ярким пламенем, а ее высокий дух воспрянул и воспарил, увлекаемый теплом всеобщей любви.
Внешне Лорна тоже очень изменилась. Может быть, мир и лад, царившие в нашей семье, повлияли на нее живительным образом, может быть, повлиял наш воздух, наши вода и бекон, но моя Лорна с каждым днем становилась все краше.
Я мог поцеловать ее только раз в день, один-единственный раз, потому что больше не позволяли приличия: Лорна была в нашем доме гостьей. Я мог выбирать: либо поцеловать ее утром до завтрака, либо вечером, перед тем как пожелать ей доброй ночи. Каждую ночь я давал себе слово не целовать ее утром, чтобы весь день, работая в поле, мечтать о том, как я поцелую ее вечером. Но мог ли я дождаться вечера, встречая любимую с первыми лучами солнца, когда нас никто не видел, а ее смеющиеся глаза и губы, готовые к поцелую, были совсем-совсем рядом?
Эта зима была самой долгой из всех, какие отсвистелн и отбушевали в наших краях с времен незапамятных. С середины декабря до второй недели марта морозы не спадали ни на одну ночь. И все же именно эта зима показалась мне самой короткой и самой восхитительной, и я думаю, Лорна чувствовала то же самое.
Но наступил март, и по всему было видно, что погода вот-вот переменится. Сначала рассеялся туман, и холмы снова обрели четкие очертания. Исчезла маска тяжелых серых облаков, месяцами закрывавшая лик небесный, и он снова обратился к земле первозданной голубизной. Потом задул южный ветер и зачастили дожди, холодные, но приятные своей свежестью для кожи и глаз.
Когда пошел первый дождь, мы выбежали из дома и, вытянув языки, стали ловить его, словно малые дети. Гуси и утки устроили радостный галдеж и промаршировали по двору, громко хлопая крыльями.
Лорна в жизни не видела ничего подобного, и мы тщетно пытались удержать ее дома и убедить, чтобы она не выбегала во двор в легких шерстяных башмачках.
— Ах вы, мои дорогие, ах вы, мои дорогие! — без устали повторяла она уточкам.— Какие они замечательные умницы, Джон! Посмотри, как вышагивает селезень, как важно он командует своим семейством!
— Лорна, любимая, сейчас я вынужден скомандовать тебе,— сказал я, вглядываясь в ее лицо, такое прекрасное в ее детски-восторженном возбуждении. — Немедленно отправляйся домой, сядь у огня и погрейся: мне совсем не нравится твой кашель,
— Ну Джон, ну миленький, ну еще одну минуточку, ну пожалуйста, Джон! Я хочу посмотреть, как тает снег.
— Никаких «посмотреть»! Немедленно домой! — строго сказал я, и счастливый оттого, что у меня появился лишний предлог прикоснуться к Лорне, подхватил се на руки, внес в дом и усадил на ее любимое место — в глубокое кресло у печи, и сел рядом, и долго сидел около нее, а потом пришла Анни и сказала, что домашним нужен мой совет.
Никакого совета никто от меня не ждал, просто у нас так принято было говорить, когда кто-то хотел, чтобы я для него что-то сделал. Мне и вправду было самое время приниматься за работу, потому что дождь, похоже, зарядил не на шутку и грозил затопить все вокруг. У той двери, где, столпившись, мы любовались нашими утками, уже образовалась приличная лужа, потому что отводные канавки по-прежнему были забиты льдом.
С лужей я управился играючи, а вот для того, чтобы спасти от затопления конюшню и хлев, потрудиться пришлось изрядно. Я проработал всю ночь, пытаясь спасти коров и лошадей, переживших эту проклятую зиму. Я знал, что если, не дай Бог, наш ослабевший скот окажется по колено в воде, для него это — верная гибель, а мы и так потеряли его за зиму столько, что нужда уже всерьез подумывала, как бы поселиться в нашем доме на долгие годы.
Глава 33
Сквайр и предприниматель
Да, самое время было засучивать рукава, — и для того, чтобы наверстать упущенное за долгие месяцы мороза и снега, и для того, чтобы приготовиться к нападению Дунов, которые наверняка были бы рады сжечь нас при первой возможности прямо в постелях. В поле работы было мало, потому что едва только земля освободилась от снега, поверхность ее раскисла так, что о распашке нечего было и думать. Однако много работы было по дому, да и за скотом нужно было присмотреть, так что свободной минуты у меня теперь не было ни одной.
Лорну теперь в доме было не застать. Она убедила себя в том, что мы делаем для нее гораздо более того, на что она вправе рассчитывать, и потому она должна собственными руками и тяжким трудом зарабатывать себе на жизнь. Тщетно было убеждать ее в том, что нам от нее ничего не нужно, и когда мы сказали ей, что из ее трудов все равно ничего путного не выйдет, она лишь горько разрыдалась. Она настояла на своем и начала работать в саду матушки еще до того, как там сошел снег.
Как ни приятно было смотреть на Лорну, работавшую с таким усердием, словно от нее зависело все наше благосостояние, мы, то есть я и матушка, смотрели на занятия Лорны без особого восторга, и на то были свои причины.
Во-первых, Лорна была слишком хороша и хрупка для этой грубой работы, и пусть ее щечки румянились на свежем воздухе, ее маленькие ножки, увы, постоянно промокали. Во-вторых, нам невыносима была сама мысль о том, что Лорна работает за кусок хлеба. И в-третьих,— и это было самое худшее, — рядом с матушкиным садом было множество укромных мест, где нетрудно было затаиться и откуда можно было выследить Лорну и даже — об этом было страшно подумать — застрелить ее.
Презрев дожди и дорожную слякоть, сквайр Фаггус почтил нас, наконец, визитом, прискакав на своей знаменитой кобыле земляничной масти. Четыре месяца он не виделся с Анни, и, как вы понимаете, им было о чем поговорить. Мы оставили их наедине, а потом, когда решили, что они уже достаточно наговорились, матушка и я вошли в комнату, чтобы узнать, какие новости привез Том. Мы отослали Анни на кухню готовить обед, и как только дверь за ней закрылась, сквайр Фаггус обратил на нас все свое внимание.
Том Фаггус не только привез хорошие — очень хорошие — новости, но он и пересказал их так, что пока он их выкладывал, мы с матушкой просто животики надрывали от смеха. Прежде всего он поведал о том, как ловко надул судейских, купив земельный участок прошлой осенью. Земля ему, как казалось, досталась неплодородная, скудная да к тому же еще на косогоре, но зарядили дожди и участок совершенно преобразился, превратившись в чудесное пастбище. И Том сразу понял, чем для него лучше всего заниматься на его ферме — разведением скота.
Будучи одним из тех, кто умеет извлечь выгоду из чего угодно, Том обратил себе на пользу даже недавние жуткие холода, не принесшие другим ничего, кроме разорения и смерти. Он подучил Винни, и она, выходя на волю морозными вечерами, быстренько заводила себе друзей среди диких пони. Не было случая, чтобы она, возвращаясь ночью, не вела за собой по меньшей мере два десятка пони, доверчиво трусивших за ней. Тому, конечно же, не составляло большого труда в пять минут заманить их к себе в загон, потому что перед его изумительным ржанием не могло устоять сердце даже самой дикой лошади. Все это время он хорошо кормил животных, дожидаясь весны, когда он намеревался объездить их. Ныне на его ферме было более трех сотен пони, и, как сказал Том, любо-дорого смотреть на них, когда они пьют, жуют и переминаются с ноги на ногу.
Я спросил Тома, как он собирается прокормить такой табун в такую холодную погоду, и он, не моргнув глазом, заявил, что его лошадки питаются сеном и древесными опилками. В этом — весь Том: он любит поводить за нос местных людей, чтобы лишний раз выставить себя таким умником, каких свет не видывал.
