Илья Бражнин - Страна желанная
Первым пришёл в себя мокрогубый. Выкрикивая бессвязные проклятия, он пнул Глебку ногой и отпихнул от себя. Потом вскочил с земли и кинулся на него, выпучив налитые кровью глаза и протянув руки, чтобы схватить Глебку за горло.
Но ему не суждено было добраться до Глебкиного горла. Неожиданно послышалось грозное рычание, и на поле боя появился Буян. Он с налёта ворвался в круг застывших от изумления американцев, прыгнул на спину мокрогубому и принялся терзать клыками воротник его шубы. Теперь уже не горлу Глебки, а шее мокрогубого грозила серьёзная опасность. Пронзительно взвизгнув, мокрогубый поднял руки к шее и рухнул в снег, ставший ареной новой схватки.
Глебка не стал дожидаться её исхода. Воспользовавшись общим замешательством, он схватил за руку поднявшуюся с земли девочку и с отчаянной решимостью ринулся на первого попавшегося американца. Тот инстинктивно отшатнулся в сторону, и Глебка вместе с девочкой очутился вне круга рыжих шуб. В следующее мгновенье он уже мчался со всех ног по задворкам изб главного порядка, не выпуская из своей руки узкой ручонки девочки и громким свистом призывая к себе Буяна.
Буян, успевший уже изодрать в клочья воротник шубы мокрогубого, услышал призывный свист и поднял голову. Несколько секунд он стоял над поверженным врагом, оскалившись и рыча, словно решая, что ему делать дальше. Услышав снова настойчивый свист, он сорвался с места и умчался прочь с такой же стремительностью, с какой появился.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ. ХИЩНИКИ
Некоторое время все стояли оторопев и тупо уставясь на поднимавшегося с земли мокрогубого. Молчание нарушил совершенно неожиданно солдат, стоявший несколько в стороне, возле крыльца ближайшей избы. Солдат был высок и чуть сутул. Лицо его было испещрено едва приметными чёрными крапинками. Такие лица бывают у шахтёров, много лет работавших в забое. Мельчайшие частицы угольной пыли въедаются в кожу, словно врастая в неё навечно. Руки солдата, узловатые и крупные, держали за конец ствола винтовку, поставленную прикладом на землю. Солдат, видимо, возвращался из караула и только недавно остановился возле кружка у кантина. Он был свидетелем сцены, разыгравшейся в течение последних двух-трёх минут, и теперь, глядя вслед убежавшим от мокрогубого, сказал с явным одобрением:
— Ловко.
Сказано это было спокойным, низким голосом. Спокойствие это так не вязалось с накалённой атмосферой, царившей у кантина, что все невольно повернули головы в сторону говорившего и с удивлением уставились на него.
Общее внимание не смущало солдата. Продолжая глядеть в сторону избы, за углом которой только что скрылись сперва Глебка с девочкой, а потом Буян, солдат повторил ещё раз:
— Ловко.
Он рассмеялся, и его негромкий рокочущий басовитыми нотами смех разорвал, наконец, общее оцепенение. Все вдруг разом заговорили, задвигались, зашумели. Один только мокрогубый всё ещё казался ошеломлённым и пришибленным. Медленно поднявшись с земли и дрожа всем телом, он стоял с минуту, бессмысленно глядя перед собой, потом поёжился, поднял руку к изодранному воротнику шубы, провёл пальцами по шее. На пальцах закраснели слабые мазки крови. Мокрогубый поглядел на пальцы, поглядел на смеявшегося солдата и, побагровел до корней волос. Внезапно, не говоря ни слова, он кинулся к солдату и схватился за винтовку, которую тот придерживал правой рукой за верхнюю часть ствола.
— Ты что? — спросил солдат, крепче обхватывая ствол винтовки и стараясь отстранить мокрогубого.
— Дай! — резко выкрикнул мокрогубый. — Слышишь!
Его охватил приступ неистовой ярости. Он задёргал к себе винтовку, стараясь вырвать её из рук солдата и повторяя с пеной у рта:
— Дай! Дай!..
— Ты видно взбесился? — спросил солдат, нахмурясь и отталкивая мокрогубого.
Но тот не отпускал винтовки и продолжал вырывать её из рук солдата, крича:
— Дай, я тебе говорю! Дай. Я убью их. Убью!..
— Ну-ну, кого это ты собрался убивать?
— Всех! — орал мокрогубый. — Девчонку, мальчишку, собаку, всех…
Его ярость всё возрастала. Голос сорвался на высокий ноте, лицо задёргалось. Но чем больше бесился мокрогубый тем спокойней становился солдат.
— Всех? — переспросил он насмешливо. — Это, пожалуй, что-то очень уж хлопотно, Пирсон. А? Это, пожалуй, очень уж много ты на себя берёшь. А?
Солдат положил свою крупную руку на обе руки мокрогубого, которыми тот цеплялся за ствол и с удивительной лёгкостью оторвал их от винтовки. Но мокрогубый Пирсон не хотел отставать. Он снова вцепился в винтовку и, выкрикивая отборные ругательства, пытался отнять её у солдата. Солдат, который начал терять терпение, и, видимо, убедившись, что никакие уговоры и полумеры тут не подействуют, упрямо выгнул шею, поднял огромный кулак и ударил Пирсона в грудь. Удар был короток и резок. Мокрогубый отлетел в сторону и упал.
— Не везёт сегодня Джимми! — воскликнул голенастый танцор Дик, бросая в снег докуренную сигарету. — Вот уж не везёт.
— Да. Третий нокдаун за четверть часа, — поддержал кто-то из толпы.
— У Пирсона собачье настроение, — откликнулся один из игравших недавно на расчёске и захохотал, указывая на изодранный Буяном воротник Пирсоновской шубы.
Его смех подхватили другие. В сущности говоря, все были довольны новым спектаклем, и кто-то уже кричал, подзуживая Пирсона:
— А ну, Джимми, всыпь ему горячих.
Но Пирсон не нуждался в поощрениях. Вскочив на ноги, он с яростью ринулся на солдата, крича во всё горло:
— А-а, ты их защищаешь? Защищаешь, красная сволочь, да?
Противники сцепились. Со всех сторон посыпались поощрительные возгласы, и неизвестно, чем кончилась бы новая стычка, но в это время на дороге раздался скрип санных полозьев, хруст снега под конскими копытами, и к кантину подкатило двое розвальней. В передних сидели солдаты и сержант-переводчик, в задних полулежали три офицера. Сани остановились, и один из офицеров, коротенький и суетливый, тотчас выпрыгнул из них, оглядел всё вокруг победоносным взглядом и заговорил быстрым деловым говорком:
— Что такое? Что тут происходит? Почему у Пирсона изорвана шуба? Это Дженкинс? Из-за чего вы сцепились? Ну? Кто же первый начнёт врать?
Вопросы сыпались один за другим без перерыва, словно они уже давно были заготовлены у офицера, и он только затем и явился, чтобы высыпать их перед солдатами. Солдаты впрочем, нисколько не удивились обилию вопросов и не очень, торопились с ответами. Они хорошо изучили своего командира роты капитана Мак-Миллана и давно привыкли к его суетливости и многословию. На этот раз коротенький капитан был ещё многословней обычного, так как хотел показать свою распорядительность и проницательность. Два офицера, с которыми он приехал, — капитан Митчел и майор Иган — были контрразведчиками, и Мак-Миллан жаждал доказать им, что он, строевой офицер, не хуже их умеет разбираться в любых запутанных делах.
Это не очень-то удавалось Мак-Миллану, так как ответы на его быстрые и многочисленные вопросы были медлительны и противоречивы. Солдаты, явно недовольные вмешательством командира, косясь с опаской на чужих офицеров, уклонялись от прямых и ясных ответов. Это продолжалось бы нивесть сколько времени, если бы в дело не вмешался Митчел. Он подошел к Мак-Миллану и сказал тихо из-за его плеча:
— Мы сейчас зайдём к вам. Кончайте.
— А, да, — спохватился Мак-Миллан. — Прошу извинить. Мы ещё займёмся этим позже. Пирсон, Дженкинс, сейчас же отправляйтесь к коменданту! Я вас вызову после.
Он повернулся к Митчелу:
— Я к вашим услугам. Вы хотели зайти ко мне? Прошу. Вот прямо. Мимо кантина к этому дому.
— Сейчас, — кивнул Митчел. — Одну минуту.
Он отвернулся от Мак-Миллана и сделал два шага к саням, из которых сам только что выскочил и в которых всё ещё продолжал полулежать на ворохе сена майор Иган.
— Майор, я думаю, вы ничего не будете иметь против, если мы несколько изменим намеченную программу и вы один поедете в роту лейтенанта Скваба? Я тем временем зайду к Мак-Миллану. Старый приятель, и у него оказался ещё более старый коньяк. Настоящий мартель, достал на днях у французов. Чтобы утешить вас, я сейчас вышлю и вам бутылочку. А к дургамцам я, пожалуй, подъеду позже. Идет?
Майор Иган молча кивнул головой. Митчел повернулся к, Мак-Миллану, который подошёл следом за ним к саням.
