Робин ЛаФевер - Теодосия и Сердце Египта
Мне захотелось подняться на пирамиду. Сесть на самой вершине и увидеть внизу под собой весь Египет. Забираться на пирамиду слегка смахивало в моих глазах на святотатство, но забирались же туда другие туристы! Набир сказал, что будет ждать меня у подножия пирамиды, и я принялась карабкаться вверх. Это был долгий и изматывающий подъем, скажу я вам. Некоторые камни были в высоту с меня ростом.
Усевшись на вершине пирамиды, я испытала странное чувство, будто я не одна. Будто кто-то стоит рядом со мной. Кто-то, с царственным видом осматривающий свои бескрайние владения, принадлежавшие ему тысячи лет назад. Да, мне казалось, что сам великий фараон Хеопс стоит рядом со мной и с любовью и гордостью смотрит на свои земли. И мне подумалось в тот момент, что археологи ошибаются. Возможно, Хеопс строил эту пирамиду не как усыпальницу, но как место, с которого высоко вознесенная к небесам Ка (одна из его душ) будет следить за этой землей и охранять ее.
Правда, фараону и в голову не могло прийти, что по его земле когда-нибудь станут разъезжать бензиновые автомобили – такие, как вон та машина, что катит сейчас к пирамиде, оставляя за собой пыльный шлейф. Что уж там, даже я не думала, что в Египте есть автомобили…
* * *У меня в голове прозвучал тревожный звоночек – опасность! Я прищурилась, пытаясь сосчитать, сколько людей в машине, но не рассмотрела: слишком далеко. Я неожиданно почувствовала себя такой уязвимой, такой выставленной напоказ на вершине, где любой легко мог меня увидеть.
В расположенной ниже галерее было два прохода, один вел вверх, другой вниз. Все туристы направлялись к проходу, который вел вверх, поэтому я, естественно, выбрала тот, что вел вниз. Правда, вход сюда был отгорожен веревкой, но я подумала, что это только потому, что проход слишком низкий, и взрослому трудно пройти по нему, не ударившись головой о потолок. Даже я могла здесь идти, только низко пригнув голову.
Проход был тесный и очень, очень крутой. Был момент, когда мне захотелось просто сесть и съехать по нему вниз, как по перилам, но это было бы слишком уж неуважительно по отношению к Хеопсу, хотя я знала, что фараона похоронили не внизу, а в верхней погребальной камере. (Вообще-то этот непостоянный фараон за время постройки пирамиды три раза менял свое решение насчет своей погребальной камеры. Три раза! Можете себе представить, как радовались этому рабочие, которые строили пирамиду? С таким фараоном можно было запросто с ума сойти.)
Наконец проход открылся в просторную, вырубленную в красном песчанике, но незаконченную камеру. Здесь трудно было не думать постоянно о тоннах и тоннах нависших над твоей головой камней – это ощущение буквально придавливало к полу. И дышать здесь было тяжело, словно в камере не хватало воздуха.
Я нашла в каменной стене симпатичную расщелину и втиснулась в нее. Стоило прикрыть глаза, и легко можно было представить себе рабочих, вырубавших в пирамиде эту камеру четыре тысячи лет назад с помощью своих примитивных инструментов. Если очень постараться, можно даже расслышать удары этих инструментов по камню.
Минутку, минутку! Я открыла глаза. Царапающие звуки не исчезли. Они доносились из прохода. Но кому еще, кроме меня, пришло в голову завернуть в отгороженный веревкой проход? Какому-нибудь слишком любопытному туристу? Хорошо бы, если так.
Шаги приближались к камере. А затем кто-то произнес шепотом фразу.
По-немецки.
Я быстро стрельнула глазами по сторонам, ища варианты.
Вариантов не имелось.
Камера была тупиком, и в ней совершенно некуда было спрятаться.
В проходе первому голосу ответил второй, и он показался мне очень знакомым. Я совершенно точно уже слышала этот голос, только где, где?
Я чувствовала приближение людей, и как можно глубже втиснулась в расщелину и присела, полагая, что так меня труднее будет заметить.
Появились и прошли мимо меня три размытые в полумраке фигуры. Впереди был человек с базара, он протиснулся внутрь и сразу направился к похожему на маленькую пещерку углублению в задней стене камеры.
Я приготовилась. Как только они все трое как можно глубже пролезут внутрь камеры, я начну свое движение. Ах, как мне не хватало сейчас Генри с его отвлекающими штучками!
Медленно, стараясь не издавать ни малейшего шума, я поднялась на ноги. Моя юбка все же слегка зашелестела. Я замерла.
– Что это было? – спросил по-немецки чей-то голос.
Не услышав больше никакого шума, они продолжили обшаривать камеру. Добравшись до пещерки, один из них опустился перед ней на колени, двое других принялись заглядывать ему через плечо.
Пора.
Стараясь ступать как можно тише, я двинулась к проходу.
– Вот она! Здесь!
(Сказано было по-немецки, но я все поняла.)
Мое сердце сжалось от страха, и я побежала, низко пригнув голову, по круто уходящему вверх проходу. Моим преследователям в проходе приходилось сгибаться почти пополам, поэтому я опережала их. У меня появился шанс оторваться от погони.
Вскоре мои ноги заболели от быстрого карабканья по крутому склону, икры горели, шея затекла оттого, что мне все время приходилось прижимать голову к груди.
Я слышала позади себя своих преследователей – они шумно ступали, громко переговаривались между собой, тяжело дышали. Мне казалось, что их горячее дыхание обдает мне шею.
Наконец-то впереди появился свет. Уже близко. Я рискнула оглянуться назад и с радостью увидела, что от преследователей меня отделяет достаточно большое расстояние.
Затем я вылетела из прохода, удивив своим появлением полдюжины туристов, толкавшихся возле нижней галереи. Придерживая руками поля шляпки, я ринулась по ступеням и скатилась вниз, испугав Набира.
– Быстрее, – крикнула я. – Они нашли нас.
К счастью, Набир был человеком, которому ничего не нужно повторять дважды. Мы с ним галопом поскакали к трамвайной остановке.
Сзади я услышала крики – это мои преследователи выбрались наружу и заметили нас.
Мы уже почти добежали до остановки, когда от нее начал отходить трамвай, идущий в Каир. Следующего придется ждать целую вечность, а это значит, что мы превращались в легкую добычу для немцев.
– Мы должны попасть на этот трамвай, – крикнула я Набиру.
Он кивнул и наподдал ходу, опередив меня. Хорошо, что эти электрические трамваи довольно медленно набирают скорость. Набир вспрыгнул на подножку, растолкав при этом нескольких пассажиров, обернулся назад и протянул мне руку. Я схватила ее и тоже взобралась на подножку, горячо извиняясь перед всеми, кто стоял рядом.
Отъезжая, я получила возможность взглянуть на своих преследователей. Фон Браггеншнотта я узнала сразу. Даже если бы я не видела его портрет в газете, я сразу узнала бы эти холодные беспощадные глаза убийцы с площади перед собором Святого Павла. Лицо второго мужчины по-прежнему скрывал шарф, его я не узнала, а третий мне был знаком. Высокие бледные скулы, тонкий длинный нос с крючковатым кончиком, маленький безвольный подбородок. Это был Тетли из Британского музея – собственной персоной!
Поездка в Фивы
Папа и мама никогда не узнали об этом приключении возле пирамид. Оказалось, что Набир умеет хранить тайны не хуже, чем я.
Ранним утром следующего дня мы погрузились в адский поезд. Представьте, что вас на двадцать часов посадили в горячую пыльную духовку, которая постоянно трясется и подпрыгивает, как резиновый мяч, и вы поймете, что это была за поездка.
* * *В Фивы мы приехали под утро, но даже в этот ранний час на перроне нас встретили местные чиновники. Сначала я подумала, что это дань уважения к тому положению, которое занимают мои родители.
Чуть позже, когда на маму и папу обрушился град быстрых фраз на арабском, из которых они не понимали и половины, я догадалась, что все не так просто и хорошо.
Первым не выдержал папа.
– Я запутался, – крикнул он. – Скажите толком, когда это случилось?
После этого чиновники перешли на плохой английский.
– Скорее всего, два дня назад, сэр.
Я придвинулась поближе, пытаясь все-таки понять, о чем идет речь.
– Это дело рук проклятого Сноуторпа, я знаю, – сказал папа, ероша волосы.
Мама положила руку на плечо папы, пытаясь успокоить его.
– Алистер, я не думаю, чтобы он зашел настолько далеко, чтобы сжечь наше жилье. Это могло произойти случайно. Пожары здесь не редкость, ты сам знаешь.
Но я думаю, папа был прав, хотя только отчасти. Я тоже ни на секунду не поверила, что это мог быть несчастный случай, но за этим пожаром наверняка стоят фон Браггеншнотт и предатель Тетли, а не Британский музей.
Я так надеялась, что навсегда оторвалась от них возле Великой пирамиды. Глупо, глупо было на это надеяться. Если им известно, откуда взялось Сердце Египта – а это им известно, – то они знают, куда мы направляемся.
Затем последовали долгие оправдания (со стороны чиновников), громкие крики (это папа) и попытки всех успокоить (мама).
