Борис Ицын - Подростки
Плавно лилась складная речь старика. Ребята сидели, боясь шелохнуться. Они заслушались и теперь уже не перебивали Федосеича вопросами. Валя, не мигая, смотрел на костер и, казалось, в пламени его видел стройного, красивого, могучей силы атамана…
Видел, как прискакал Золотой на завод к злодею Ширяеву, как убил пса сторожевого, неслыханного и невиданного, с изумруд-камнем в глазах, как нашел Золотой супостата Ширяева за тремя дверьми: первой — медной кованой, второй — серебра белого и третьей — золота чистого. Убил Золотой того заводчика, а сам спустился в подвалы тюремные и освободил рабочих, цепями железными к колодкам каменным прикованных, а на цепь посадил приказчиков да барских угодников.
А Федосеич продолжал все так же, не торопясь:
— Сделал атаман Золотой дело великое, освободил людей от цепей вечных и ушел на покой, про клад свой никому не сказав. Много раз людишки потом до кладу того добирались, да все зря. Чтоб ту пещеру открыть, слово особое, заветное знать надо, дорогое имячко. Вот и думают люди: не отгадают ли того дорогого имячка — оружье да богачества несметные получить и на пользу тому люду, что муку терпит, оборотить. Только пока час не придет, не откроется та гора тайная, не увидят люди счастья своего. Бывали знаки, бывали… Сказывают, при Омельяне Иваныче рабочие на той горе стали тайком собираться. В те поры вроде как знак подавался, — да не открылась гора. Так-то, ребятки, не простой это сказ. Шевелить надо умишком, что к чему.
Замолчал старик. Молчали и ребята.
— Может, на сходки-то и ходят искать клад Золотого, да имячко дорогое обдумывать, — высказал, наконец, свою догадку Валя.
— Поди, про хозяев толкуют, что и как с ними поделать, да в ватажки собираются, — Механик, прищурив левый глаз, смотрел на огонь костра.
— А вы понимайте да помалкивайте! — старик сверкнул глазами из-под седых бровей. — Слово — оно серебро, а молчание — золото.
Ребята снова притихли.
Первый не выдержал Валька.
— Федосеич, — он оглянулся в пустую ночь, — а, Федосеич! У нас сестра Ленка, однако, того… с ними.
— А у нас Данила, брат.
— Цыть вы! — прикрикнул дед. — Знать знай, да про то не бай. Спать, пострелята, спать!
Глава II
ТАИНСТВЕННАЯ НАХОДКА
Утром ребята поднялись до свету. Быстро похлебали ухи и отправились восвояси. Им не терпелось наедине впечатлениями поделиться.
Медленно шагали они лесом и все говорили об атамане Золотом, таинственной горе и дорогом имячке.
— Знаешь, Валька, что я придумал, — вдруг сказал Митя, — давай, — он пригнулся к уху приятеля, — будем как атаман Золотой. Ватажку соберем. Только зря драться не будем. Черт с ними, с колупаевскими, мы фараонов бить будем!
— Побьешь их, как же! Их много.
— И нас будет много. Всем нашим ребятам расскажем.
— И Даниле вашему скажем?
— Погодить надо: кто знает, может, он ничего не слышал. Да не проболтался бы. К нему присмотреться следует.
— А кому мы скажем? Кольке Осипову можно?
Митя подумал.
— Кольке? Ему про все можно и про Золотого, и про сходки.
— А Степке Аршиннику?
— Степка парень неплохой, а только нельзя ему.
— Почему?
— К его отцу околоточный в гости ходит. Вдруг Степка проболтается.
— Верно, — согласился Валька. — А потом — Золотой купцов и хозяев не любил, а у Степкиного отца лавка, значит, он купец. А Сеньке?
— Сенька — плакса, некрепкий.
— Верно! Тут таких надо, чтоб ни про сходки, ни про Золотого в жизнь не сболтнули, кто ни спрашивай!
— Само собой! — Митя помолчал немного. — А мы клятву будем брать.
— Точно. Вот такую: провалиться мне на этом самом месте, лопни мои глаза…
— Ну, уж скажешь! Тут надо особенную.
Они задумались. Митя шагал, закусив губу и первым нарушил молчание.
— А если так… — он сделал паузу, собираясь с мыслями, — так… Надо взять щепотку земли и сказать: «Именем атамана Золотого клянусь всю жизнь бороться с богатеями, помогать бедному люду. О таком деле нашем никому чужому не сказывать. Пусть ножами режут, в железа куют, на своем стоять до конца дыхания». Ну, как?
— Вроде ничего. — Валентин подумал. — Только если еще прибавить так: «Изменникам дела нашего — смерть!»
— Правильно. Три раза смерть!
И они в один голос произнесли: «Смерть! Смерть! Смерть!»
— И знак тайный придумать надо, — сказал Валентин. — Кинжал в сердце.
— Нет, в сердце не надо. А кинжал — хорошо. Даже два кинжала, крест-накрест.
— Атаман больше саблей острой воевал… Две сабли крест-накрест!
— А над ними солнце…
— Половина солнца, которое восходит.
— Точно! И внизу под саблями буквы «А. З.»
— Идет!
— Решено!
И ребята еще раз повторили клятву. Она им определенно нравилась. А если еще говорить глухим голосом, так даже мороз по коже подирает, особенно, когда смерть три раза.
Приятели шагали, не разбирая дороги, захваченные этим разговором, не замечая красоты окружающего леса.
— Валька, — после небольшой паузы проговорил Митя, — а может, та гора и пещера где здесь!
— Федосеич сказывал, Золотой на Каме да на Чусовой был.
— А может, сюда на покой-то ушел, про то никому не известно. Поищем?
— Айда! — согласился Валя.
Они шли сейчас мимо старых каменоломен. Место было глухое, в стороне от дорог и тропинок. Скалы изрыты небольшими пещерами. Ребята заглянули в некоторые из них, но ничего интересного не нашли.
— Постой, — сказал Валя, — я вот заберусь повыше, не увижу ли чего.
И он вскарабкался на большой камень, обломок скалы, вокруг которого густо рос шиповник и молодой сосняк.
— Красиво как! Видать отсюда дале… — голос мальчика неожиданно оборвался.
Митя глянул наверх и опешил: приятеля на скале не было.
— Митька! — вдруг раздался откуда-то глухой голос. — Механик, выручай!
Митя в три прыжка очутился на камне, где только что стоял неожиданно исчезнувший Валька. У самого края он увидел следы оползня — часть почвы, покрывавшей камень, обвалилась.
— Валька, где ты? — крикнул что есть силы Механик.
— Тут темно, — раздалось из густых зарослей шиповника. Только сейчас Митя заметил, что среди зарослей, казавшихся непроходимыми, вилась узенькая неторная тропка.
— Сейчас! — крикнул он и бросился вниз в заросли. Шиповник больно оцарапал босые ноги, голые по локоть руки, лицо. Внизу, под нависшим камнем, зияло отверстие небольшой пещеры. Из нее-то и слышался Валин голос. Митя, недолго думая, юркнул туда же. Он чиркнул спичкой. Слабый огонек осветил низкие своды, но даже при свете спички было видно, что пещера значительно глубже тех, в которых побывали ребята.
Спичка, догорев, обожгла пальцы.
— Айда, вылазь! — сказал Механик приятелю.
— Погоди, — возразил тот. — Осмотреть надо. Пригодится, собираться с ватажкой будем.
— И верно, — от волнения Митя даже заговорил шепотом. — Я сейчас, мигом.
Он выбрался наверх и вскоре вернулся, держа в руках несколько сухих сосновых веток. Дрожащий свет самодельных факелов осветил пещеру.
— Смотри, смотри! — закричал Валя. В углу под камнем лежала аккуратная стопочка тоненьких книжек.
Они схватили их и выбрались из пещеры.
— Тоже находка, — разочарованно произнес Митя. — Книжонки!
— А ты думал: золото?
— Да и неинтересные! Читай: «Пауки и мухи».
— И верно! Какой интерес про мух читать!
— А, может, там еще что осталось?
Второй, более тщательный осмотр пещеры принес ребятам новую находку: стопу печатных листовок. Озираясь, вышли мальчики из пещеры. Прочли одну. Интересно. В листовке было напечатано почти то же, о чем говорил Федосеич: про хозяев, про рабочих, да про жизнь тяжелую.
Ребята пристально посмотрели друг на друга.
— Да это хоть и не про Золотого, и не его это гора, а клад интересный! — сказал Митя.
— Не иначе тут и сходка бывает, про это самое толкуют, — Валя показал на листовки. — Зачем только тут книги про мух спрятали?
Митя не отвечал. Он внимательно читал. Это заинтересовало и Валентина.
— А ну-ка, валяй вслух!
Ребята присели тут же, в зарослях, и Митя вполголоса стал читать книжку. Она оказалась совсем не про мух. Понятнее, чем листовка, она рассказывала про тяжелую жизнь рабочих, про богачей-кровососов.
— Н-да-а! — протянул Валентин. — За такое, ясно, могут в тюрьму посадить.
— Что же с ними делать-то? — помолчав немного, спросил он приятеля.
— Отнесем домой, спрячем, а там посмотрим, с Колькой посоветуемся.
Ребятишки со всех ног ринулись домой. Спрятав книжки и листовки на сеновале и наскоро пообедав, они побежали к Осиповым.
Николая застали на крыше. Он гонял голубей.
