Владислав Крапивин - Семь фунтов брамсельного ветра
“Совершенно такой…” – сказала Ассоль, когда Грей взял ее за руки, наклонившись из шлюпки…
Илюха врал, когда говорил, что я, читая “Алые паруса” воображаю себя Греем, а не Ассолью! Так бы и дала дураку по шее…
Конечно, куда мне до таких красавиц, как Ассоль! Швабра и есть швабра… Но однажды я слышала случайно, как тетя Соня негромко сказала маме:
– Ах, Валечка, не надо огорчаться раньше времени. Из гадких утят иногда вырастают царевны-лебеди…
Я поняла, что говорили они обо мне… Ха! Из гадких утят, может кто-то и вырастает (например, эстрадные звезды из одноименного ансамбля). Но я-то не утенок, я похожа на птенца птеродактиля… Ну и что? Пашке и не нужна была царевна. Ведь на красавицу Лючку он глядел как на приятеля-пацана, не больше. А со мной там… в Коротком переулке… Но теперь-то что! Уехал, и скорее всего мы ни-ко-гда не у-ви-дим-ся… а-а-а… – Я затолкала в рот угол подушки…
Утром мама сказала:
– Ты какая-то опухшая. Плохо спала?
– Да. Сама не знаю, почему. Всю ночь вертелась как в колючках…
– Наверно, из-за Паши расстраиваешься, – сказала догадливая мама.
– Вот еще!.. – фыркнула я. Но едва ли ее обманула.
Первым уроком была география. Мы кончали тему “Океаны”. Дмитрий Витальевич говорил о безбрежных просторах и называл книги о мореплавателях, которые полезно прочитать.
– А на следующем уроке мы переходим к материкам. И начнем с Африки…
Не нужны мне были ни океаны, ни Африка…
Люка шепнула:
– Евгения, не изводись. Позвонит, напишет…
– Кто изводится?!
– Ох, Женька-Женька… – сказала Лючия Минтаева, которая знала меня с ясельных времен.
Не знаю, сколько времени я страдала бы при нормальном течении жизни. Но жизнь эта вздыбилась и поскакала, как по ухабам. Жилищное начальство предписало нам освободить квартиру и перебраться в общежитие к Новому году!
Ни фига себе ситуация, да?!
Я предложила забаррикадировать двери.
– Ну и сколько продержимся? – сказал Илья. Отключат свет, воду, отопление… И кто заступится? Если тебя выкидывают на улицу гражданские власти или частные фирмы, можно звать на помощь милицию. А кого звать, если выселять начнут бравые ребята-омоновцы?
Спокойнее всех держалась мама, хотя, по ее же словам, на адвокатов и суд рассчитывать уже не приходилось. И скоро мы узнали причину этого спокойствия. Оказывается, тетя Соня, тетя Лия и все семейство Лифшицев, собираясь в Израиль, решили оставить нам свою квартиру.
– Точнее говоря, продать, – объяснила мама. – Но цену Лия назвала чисто символическую. Так что хватит моих крохотных сбережений и даже останется на новые стулья…
Такой вот неожиданный и счастливый выход! Вместо грязного казенного общежития трехкомнатная квартира вблизи от центра! Жаль, конечно, старого дома, но его-то все равно уже не отстоять. Зато новое жилье будет чуть не в два раза больше нынешнего! Наш с Илюхой пестрый занавес упрячем в комод, на память!..
Но все же я сказала:
– Мама, а как же… Они же уезжают в такую даль, им же никакие деньги, наверно, не лишние…
Мама кивнула:
– Я махала руками, отказывалась: “Что ты, Лиечка…” Но она сказала: “Валюха, мы с тобой как сестры, какие счеты. Как я стану жить там , если буду знать, что ты здесь в беде?” А потом они с тетей Соней вообще запретили мне говорить на эту тему…
Я не очень хорошо знала тетю Лию. Она бывала у нас не так уж часто (тетя Соня – та даже чаще). Но с мамой они в самом деле были очень давние школьные подруги. Вроде как мы с Люкой. Мама, если рассказывала о своем ученическом времени, всегда начинала: “Когда мы с Лией…”
2
Началась квартирная лихорадка. Лифшицы готовились к отъезду. Часть мебели продавали, часто оставляли нам. И мы жили теперь “на чемоданах”. Что-то упаковывали, что-то выбрасывали. Увязывали в пачки книги. Илья разбирал самодельные стеллажи, которые давным-давно смастерил и смонтировал папа.
А еще была великая возня с бумагами, хождение по всяким конторам. Главным образом этим занималась мама, но дважды пришлось ходить туда и нам с Ильей. У нотариуса мы трое подписали договор о покупке квартиры у бывших ее хозяев, Лифшицев. И теперь я, так же, как Илюха и мама, стала “владельцем недвижимости”. Во как!..
Эти хлопоты днем отвлекали от печальных мыслей, а к вечеру я так уставала, что засыпала в один миг.
У Ильи тоже была масса забот. На него “надвигалась всей мощью и неотвратимостью” первая студенческая сессия. А кроме того, он вечерами и ночами продолжал колдовать над покорением непонятных для меня компьютерных сил и пространств. И все намекал, что победа близка. “Не окончательная, но на данном этапе…” Мне кажется даже, что об этих делах он думал больше, чем о Татьяне, хотя они бывали вместе нередко…
А Пашка не звонил и не писал. Я себя успокаивала: наверно, так же замотался с квартирным обустройством, как и я…
Однажды Илья, Толик Гаевский и Таня притащили в нашу полуразоренную квартиру три большущие коробки. Мама изумилась:
– Это что?
– Компьютер, – гордо сказал брат.
– Господи… чей?
– Мой, – сказал брат.
Мама опустила руки. Она всегда боялась неожиданностей. Ей казалось, что Илья постоянно рискует “влипнуть в какую-нибудь авантюру”. А здесь авантюра была налицо.
– Илья! Откуда?
Брат сказал, что проводит друзей и все объяснит.
Проводил и объяснил. По его словам, обстоятельства сложились так. Среди компьютерных идей, над которыми он колдовал вместе с друзьями, была одна, его личная. План какой-то хитрой и многоплановой игры “нового поколения”. Такой, над которой фанаты этого дела “ульются слезами мук и восторга”. Про идею узнали через Илюхиных знакомых люди из фирмы, которая такие игры выпускает. Заволновались, заоблизывались. Стали уговаривать: пусть “коллега Мезенцев” уступит идею им. “Мы ее сами доведем до ума, а вам выплатим солидный гонорар”. Илья признался нам, что, если бы закончил разработку самостоятельно, гонорар был бы не в пример больше. “Но, по правде говоря, эта тема не так уж меня занимала, не главная она. К тому же сессия на носу, вечный цейтнот. А деньги-то нужны!”
Ему заплатили четыре тысячи долларов (я никогда не видела таких денег! Мама, по-моему, тоже). Илья полторы тысячи потратил на компьютер с “обалденной памятью” и на сотовый телефон.
– Мамочка, буду звонить из любой точки пространства, чтобы ты не волновалась!.. А две с половиной тысячи забирай на хозяйство!
– С ума сойти, – слабым голосом сказала мама и опустилась на стул. – Илья… но это все законно?
– А-а-абсолютно! По договору с печатями.
Мама потом неделю светилась гордой улыбкой. До сих пор сын был ребенком, о котором надо заботиться, и вдруг оказалось – кормилец… И само собой, что деньги в такую пору были очень даже не лишние.
А “кормилец” не возгордился, отмахивался от маминых похвал. И теперь ночами сидел у своей “машины” со светящимся монитором. Он и меня научил кой-чему на скорую руку. Несколько дней я, выбрав свободный час, развлекалась с компьютерными играми. Особенно мне понравились “Парусные гонки” и “Открытие Америки” с крутобокими каравеллами. Но, видимо, нет в моей натуре пристрастия к виртуальным пространствам, скоро меня эти игры притягивать перестали.
Гораздо больше компьютер увлек Лоську. Илья распознал в нем “близкую по духу личность” и охотно подпускал к “машине”. За несколько сеансов Лосенок освоил немало премудростей (по крайней мере, по сравнению со мной). Лоська быстро научился выходить в интернет и там отыскивал себе шахматных партнеров – то в Канаде, то в Австралии. И как правило “пускал из них пух и перья” (по словам Ильи). Труднее Лоське было иметь дело с компьютерной шахматной программой. У той было много уровней, и с низшими Лоська разделывался в момент, со средними тоже проблем не было, а вот “на самом верху” ему приходилось туго. Продувал или еле сводил игру к ничьей. Бывало, что и выигрывал, но не часто. Хотя чем дальше, тем чаще…
Однажды он выскочил в большую комнату, где мы увязывали в пачки Джека Лондона и Гюго.
– Илья, он там чего-то написал… непонятное…
Оказалось, русифицированная программа не выдержала Лоськиной игры и заругалась по-английски. Илья довольно заухмылялся.
– Лось, “машина” заявляет: “Вы играете некорректно. Программой такие правила не предусмотрены”.
– Чего это? – обиделся Лосенок. – Никаких правил я не нарушал, врет она!
– Она не врет! Просто оказалась не готова к твоим оригинальным вывертам… Ладно, подкорректируем… И дави ее дальше, лишь бы не задымилась…
“Машина” не задымилась, но мне казалось с той поры, что монитор опасливо мигает, когда Лоська садится за клавиатуру…
В декабре их класс перевели на первую смену, и теперь Лоська часто прибегал к нам. То помогал с упаковкой, то воевал с сидящим в компьютере соперником. Иногда осторожно спрашивал: