Олег Верещагин - Тимур и его «коммандос»
— У похода есть начало —
А конца походу нет!
Мы прошли дорог немало —
Но огромен белый свет!
Ты никогда, пожалуйста,
На белый свет не жалуйся —
Он переполнен тайнами
Необычайными!
И у края пропасти,
И у тигра в масти
Не теряйте бодрости
И верьте в счастье!
— Подтянись! — вдруг зычно скомандовал Тимур в голове колонны, и песни смолкли. Данила увидел на вершине появившегося полого, но небольшого холма памятник.
Похоже, он стоял прямо в траве, без ограды и без высокого постамента — четырёхгранная белая игла, особенно яркая, будто светящаяся на фоне неба, похожая на проросший из-под земли старый штык русской винтовки. Алела венчавшая памятник звезда — каплей крови на штыке.
— Это памятник партизанам того отряда… — успел шепнуть Олег Даниле, и Тимур скомандовал:
— Смирра! Рав-не-не на… прав!
"Ух, ух, ух, ух!" — в лад дружному шагу отзывалась полевая дорога.
Когда памятник остался позади, и Тимур скомандовал "Вольна!", Артур помолчал и дернул:
— Птенчики окраин поднялись —
Полетели стройным клином!
Прямо в поднебесье вознеслись —
Как их деды
под Берлином!…
….Отгадайте, что Светлана Александровна сказала, увидев своего ненаглядного сыночка, когда он бесшумно вошел домой и крался в сторону ванной?
109.
ГЛАВА 13.
Проснулся Данила в отличном настроении. Настолько отличном, что даже не встал — откинув одеяло, выстрелил себя пятками в потолок, кувыркнулся и заслужил одобрение Люськи, заглянувшей посмотреть, что происходит:
— Псих.
Данила засмеялся в ответ и пообещал поймать ей в подвале живую мышь. Люська сгребла в охапку Куся (чтоб не набрался придури!) и умелась к подружкам. Значительную часть времени эта мелюзга проводила, потеснив с лавочек местных бабулек и занимались тем же, чем они — обменом сплетнями.
— Упускаем молодёжь, — задумчиво сказал ей вслед Данила
Он успел привести себя в порядок, поесть и одеться, когда явились Олег и Клара. Данила удивился — эти двое вместе никогда не ходили. Впрочем, Клара тут же пояснила:
— Мы у калитки встретились…. Ты только встал, что ли?
— Вроде того, — покосился на Олега Данила. Вообще-то он рассчитывал провести весь день с Кларой. Похоже, Олег это понимал. Он был в форме и сразу сказал:
— Я долго не зависну. Проводи до бригады, я по пути кое-что покажу.
Они вышли на улицу. Данила шагал в середине, Клара — справа, Олег — слева. На ходу он достал журнал: тот же, где была статья об "ЭсЭсовцах", молча сунул Даниле. Номер был другой, а статья похожая, подписанная заковыченным псевдонимом "Скальпель".
"Эти парни в форме ненавидят всех, кто отличается от них. Они могут избить вас за то, что вы одеты иначе, говорите иначе — если вас заподозрят, что вы думаете иначе. Главный критерий отношения к человеку для них — похожесть на них самих. Если вы не обладаете похожестью — берегитесь. Вам не будет пощады. Ненависть к врагу является для них смыслом жизни — а врагов они изобретать умеют."
Данила опустил журнал. Олег стоял перед ним, широко расставив ноги, заложив руки за спину. Данила подумал, что стоит его сфотографировать в таком виде — и готов снимок для очередной подобной статейки. А ещё подумал, до чего же легко даже ничего не придумывая, а просто передёргивая и подтасовывая ФАКТЫ, облить грязью что угодно. Особенно — чистое. На чистом грязь очень заметна.
Ни слова не сказав, все трое зашагали дальше по улице. Клара помалкивала — если и не поняла до конца, что к чему, то уловила настроение мальчишек.
— А проснулся-то я — так здорово было, — досадливо заметил Данила.
Олег неожиданно сказал:
— Мне иногда кажется, что вот таких людишек — вроде того, что писал эту статью — стоит убивать. Почаще, пока совсем не переведутся… Раньше было проще. Я бы непременно вызвал его на поединок.
Данила невольно усмехнулся без веселья:
— Он как бы не стал драться. Он наверняка трус — вот такие, только масштабом побольше, наняли первых киллеров и подложили первые бомбы. А на поединке и самого убить могут.
110.
— Да я понимаю… Но в суд ведь не подашь на подлеца за то, что он подлец… Хоть бы морду ему набить!
— Утрётся и сочинит о своей разбитой морде поэму. Тебя же и душманом выставит, — вздохнул Данила. Олег раздражённо выкрикнул:
— Так что же — молчать?!
— Жить, — ответил Данила и взял под руку Клару. — Собака лает, караван идёт.
Они подходили к воротам КПП бригады — по другой стороне улицы.
Данила хорошо запомнил этот момент. Словно фотографию "поляроидом" сделал.
Ворота открывались. УАЗик выезжал из них. Часовой возле ворот держал руку у голубого берета. Отец Олега стоял на крыльце КПП. И — продуктовая сумка лежала под липой, наискось от ворот.
Взрыв.
…Кровь. На тротуаре, на сером железе ворот — яркая-яркая. Воронка, бледные язычки пламени на разбитом асфальте. На боку, как УАЗик, лежит человек и двигает ногами. Крики. Отвратительный запах — словно раздавили много — много чеснока. Горелые клочья летят в небо. Свежая, праздничного цвета щепа на месте липы. Кружится листва, кружится.
Олег, опираясь на левую руку, правой зажимал висок. Кровь сползала из-под ладони на щёку. Данила понял, что тоже лежит на асфальте, и Клара тормошит его:
— Что с тобой, что?!
Данила сел. В затылок ахнуло болью, он понял, что лежит снова. Вставать не хотелось, Клара кричала, что-то густо текло изо рта. Офицер — тоже в крови, опаленный — приподнимает Олега, спрашивает:
— Сынок, ты жив?! Сынок!
Неподалеку, приближаясь, выла сирена. "Скорая", — понял Данила и отрубился окончательно.
…Известие о том, что взрыв подготовил Тимур, а в исполнении подозревают двух "хортовцев", в том числе и его, Даниле принес страшно смущавшийся младший лейтенант милиции. Он рассказал о деталях взрывного устройства, найденных в клубе, каких-то планах, конспектах… Данила слушал плохо, — болела голова. И в конце концов попросил офицера:
— Уйдите, пожалуйста.
Младший лейтенант ушёл безропотною сквозь бол Данила слышал, как он на лестнице уверят Светлану Александровну, что это всё чушь и недоразумение… но потом он же скомканно попросил, чтобы "чтобы мальчик никуда не отлучался во избежание".
Итак, они с Олегом по приказу Тимура взорвали сумку, чтобы убить отца Олега. Они с Олегом искалечили офицера и убили дежурного сержанта. Они подстроили взрыв так, чтобы самим попасть под него и "отмазаться" — но вовремя сделанный неизвестным человеком звонок позволил обнаружить в помещении клуба массу предметов, напрямую свидетельствовавших о проводившейся в его стенах подготовке к терактам.
Бред. Как сам офицер сказал: "Чушь какая-то." Но…
Он попытался пробиться через туман, наплывавший от сделанного ему укола, найти зацепку во всей этой ерунде… но наркотик оказался сильнее. Данила толи уснул, то ли потерял сознание.
111.
Пришёл он в себя ближе к вечеру — слабый, но в целом куда более нормально себя чувствующий, чем раньше. Светлана Александровна сидела рядом с постелью на стуле и плакала.
— Не надо, ма — попросил Данила. И добавил: — Ты веришь, что…
— Я верю, что вас подставили, — женщина промокнула глаза, всхлипнула снова. — Но Данила, это же…
Данила понимал её. Все равно будет суд. И придётся оправдываться. Им всем. Мальчишку пугало не то, что их судят — уж больно нелепо все выглядело. Но ОПРАВДЫВАТЬСЯ! УБЕЖДАТЬ ВСЕХ, что он не бандит, не наемник-убийца. Это даже жутко — это НЕПРЕДСТАВИМО. И клубу конец. А тот, кто на самом деле устроил взрыв — он будет разгуливать на свободе. А самое мерзкое — что даже краешком не ясно: КТО? КАК?1 ПОЧЕМУ?!
— Ма, ребята не заходили? — спросил Данила. Светлана Александровна покачала головой, серьёзно сказала:
— Они все под домашним арестом. И ты, кстати, тоже.
— Весь клуб?! — вырвалось у Данилы.
— Да.
— Что мы сделали плохого? — не выдержал он, привстав и чувствуя, что сейчас заплачет. — Кому мы помешали?! Мы… Мам, где Клара?!
— Она звонила, — помолчав, ответила Светлана Александровна. — Мать не выпускает её из дому.
Данила упал в постель и крепко зажмурился. Его тошнило. Он повернул голову и, промычав: "М-м-маа…" — не смог удержать рвоту.
Совершенно безучастный, словно выпотрошенный, он наблюдал, сидя в кресле, как мама перестилала его постель. Получалось, что он остался один. И совершенно не ясно, что делать. Совершенно.
— Ма, где Тимур? — тихо спросил он. — Его арестовали?
— Его нет в городе, — коротко ответила женщина.
— Ма, он не в чем не виноват. Мы все не виноваты.
Это прозвучало беспомощно, по-детски. Тут как раз в дверь сунулась Люська. Её взгляд был испуганным и сочувственным, она позвала:
