Луиджи Бертелли - Дневник Джанни Урагани
– Мне сказали, что это что-то из римской истории, я и сам догадался. Но что это значит? Почему именно Кальпурний? Ты знаешь?
Джиджино Балестра расхохотался, потом взял с полки «Историю Древнего Рима», нашёл нужную страницу и сунул мне под нос. Книга была открыта на параграфе о Югуртинской войне. Вот, я переписал оттуда целый абзац, чтобы вставить потом в дневник:
«После того, как Югурта приказал пытать и убить своего кузена, он стал расточать золото направо и налево, чтобы замять это преступление. Но трибун Гай Меммий заявил перед Форумом о злодеянии Югурты, и Сенат объявил вероломному нумидийскому царю войну, а во главе армии был поставлен один из выбранных на следующий год консулов по имени Луций Кальпурний Бестия…»
– А! – закричал я, сотрясаясь от смеха. – Наконец-то я понял! Его зовут Кальпурний, потому что…
– Потому что, даже если он услышит это прозвище, – закончил за меня Джиджино, – он не поймёт, что мы обзываем его Бестией!
Гениальная уловка, ничего не скажешь!
Мы успели обсудить с Джиджино Балестрой ещё одну важную тему: пирожные.
– Слушай, заходи завтра часов в 10. У папы в это время собрание по поводу выборов… Я буду ждать тебя в лавке.
И правда, предстояли выборы, и депутаты сходили с ума, потому что – так говорили все, кто разбирается в политике, – слишком многое было поставлено на карту. А новыми кандидатами были Гасперо Беллуччи, дядя Чеккино, и адвокат Маралли, мой зять.
Подумать только, ведь тогда, в декабре, накануне злополучной аварии, мы с Чеккино Беллуччи как раз спорили о том, кто из этих двоих станет депутатом, а теперь у них и вправду настоящая борьба.
Послушать Джиджино Балестру, так Маралли победа обеспечена; ему видней, ведь его папа не только кондитер, но и влиятельный член партии: он говорит, что на этот раз социалисты должны во что бы то ни стало выиграть по избирательному округу.
Синьор Балестра даже выпускает газету под названием «Солнце будущего», которая вступает в бурную полемику с «Национальным союзом», поддерживающим дядю Чеккино.
Джиджино Балестра показал мне эти газеты и сказал:
– Папа теперь всё время бегает на эти бесконечные собрания, а в оставшееся время занят своей газетой… Завтра его точно не будет в лавке. Приходи обязательно!
23 февраля
Сегодня мне пришлось принимать слабительное.
Никогда не мог понять, почему от вкуснейших пирожных бывает так плохо, а от мерзких слабительных становится настолько лучше. Вчера я съел штук двадцать корзиночек с миндалём, и это не пошло мне на пользу…
Ровно в десять, как и договаривались, Джиджино Балестра стоял у дверей кондитерской. Он подмигнул мне, мол, подожди немного, пока нельзя. Ну я навернул несколько кругов вокруг лавки, пока он не подал мне знак, что путь свободен. В кондитерской не было ни души: управляющий вышел проследить, как идут дела на кухне.
– Нужно поторапливаться, – сказал Джиджино. – Он скоро вернётся.
Я разделался в два счёта: глотал по четыре пирожных в один присест… Видимо, от такого торопливого поглощения пищи мне и сделалось дурно: дома я тут же почувствовал тяжесть в желудке, голова закружилась, и я слёг в постель.
Естественно, я никому не сказал про пирожные… Не мог же я выдать своего друга Джиджино.
24 февраля
Сегодня в наш дом пришло печальное известие: ночью скончался синьор Венанцио! Конечно, он был зануда, но человек хороший, и мне очень грустно, что он нас покинул.
Я как будто вижу его перед глазами… Бедный синьор Венанцио!
25 февраля
Сколько впечатлений за один день!
Скоро полночь, все уже отправились спать, а я всё сижу в своей комнатке: один на один со своим секретом. Большим секретом. Я отчего-то плачу, смеюсь и дрожу одновременно, и мне даже не хочется описывать тут это важнейшее событие моей жизни – так страшно, что тайна раскроется…
Ну нет! Этим страницам я уже доверил каждый мой шаг, каждую мысль, и мне просто необходимо излить все чувства, которые переполняют и будоражат мою душу…
Но сначала я хочу проверить, на месте ли мой драгоценный секрет…
Да-да! Все на месте, все двести… Ни одна не пропала! Теперь уберём их обратно в укромное местечко и спокойно продолжим начатый рассказ.
Итак, бедный синьор Венанцио покинул нас, об этом я написал ещё вчера. Ещё я написал, что эта новость меня очень опечалила, и это правда, ведь в глубине души я жалел этого старого глухого паралитика, которому все желали смерти; теперь, когда он умер, он может сверху увидеть, как обстоят дела на самом деле, и поймёт, что я затеял эту ловлю зуба не со зла, а исключительно чтобы развлечь его. Разумеется, если бы я знал, чем всё обернется, я бы не стал так делать; впрочем, мой зять сильно преувеличивает последствия этой проделки, ведь один-единственный гнилой зуб во рту – всё равно что вообще без зубов, поэтому сомневаюсь, что это хоть на минуту сократило бедняге жизнь.
Но как бы меня ни опечалила весть о смерти синьора Венанцио, сегодня утром я уже и думать о нем забыл, как вдруг он напомнил о себе самым странным образом.
Около половины десятого, когда я макал третий ломоть хлеба с маслом в сладкий кофе с молоком (я не обжора, но всегда сыплю побольше сахара, потому что по утрам я пью много кофе с молоком, чтобы макать туда побольше хлеба с маслом), меня вдруг позвали:
– Джаннино! Джаннино! Иди скорей сюда…
Это кричала Ада, и хотя обычно я бы и с места не сдвинулся, услышав сестру, но тут я заметил в её голосе непривычные нотки…
Я прибежал в прихожую, где увидел, что они с мамой вертят в руках какое-то письмо.
– Смотри, Джаннино, – сказала мама, – тебе письмо…
– Интересно, – заметил я, – почему же вы его открыли?
– Хорошенькое дело! Я твоя мать и имею право посмотреть, кто тебе пишет…
– И кто мне пишет?
– Нотариус Чапи.
– Что ему нужно?
– Читай сам.
И вот я с изумлением прочёл письмо, которое привожу тут целиком:
ОТ СИНЬОРА ФЕМИСТОКЛА ЧАПИНОТАРИУСАСиньору Джованни Стоппани
В качестве государственного нотариуса, в обязанности которого входит привести в исполнение завещательные распоряжения покойного синьора Венанцио Маралли, я сочту за честь привести здесь параграф 2 упомянутых выше распоряжений, который касается Вас лично:
«§ 2. Я желаю и требую, чтобы при чтении данного завещания, кроме заинтересованных лиц, а именно моего племянника Карло Маралли, Чезиры дельи Инноченти, его домработницы, и синьора Джована Марии Сальвиати, мэра города, присутствовал также молодой человек Джованнино Стоппани, шурин вышеназванного Карло Маралли, хотя ни одно из завещательных распоряжений, здесь изложенных, его не касается. Но я желаю его присутствия, поскольку, будучи с ним лично знаком, я бы хотел, чтобы из этого завещания юный Стоппани извлёк урок о тщете людских богатств и получил благородный пример для подражания. Для этой цели я возлагаю обязанность на нотариуса синьора Фемистокла Чапи послать за вышеназванным Джованни Стоппани, где бы он ни находился, а все расходы на поездку покрыть из капитала, оговорённого в параграфе 9».
Итак, согласно с пожеланием, изъявленным в приводимом выше параграфе, уведомляю Вас, что в 15 часов сего дня я отправлю в место вашего проживания надёжного поверенного, который сопроводит Вас в экипаже в мою контору на улице короля Виктора Эммануила, 15, второй этаж, где будет зачитано завещание покойного синьора Венанцио Маралли.
ФЕМИСТОКЛ ЧАПИ, НОТАРИУС.– Подумай хорошенько, Джаннино… – сказала мама, когда я дочитал письмо от нотариуса. – Вспомни, что ты ещё натворил за то время, что гостил у Маралли… Не было, случаем, какой-то ещё неприятности?
– Хм, – ответил я. – Разве что эта история с зубом…
– Любопытно! – воскликнула Ада. – Никогда не слышала, чтобы детей приглашали на чтение завещания…
– Если бы он тебе что-то оставил, ещё можно понять, – добавила мама. – Но это тебе точно не грозит после всего того, что ты ему сделал…
– К тому же, – заметила сестра, – в письме ясно сказано: «Хотя ни одно из завещательных распоряжений, здесь изложенных, его не касается»… Значит…
– В любом случае, – заключила мама, – не будем рассказывать папе, ясно? Не хочу, чтобы какая-то давняя проказа бросила тень на твоё примерное поведение с тех пор, как ты вернулся из пансиона, и он отправил бы тебя в исправительный дом…
Тогда мы договорились, что в три часа дня Катерина будет ждать у дверей и попросит извозчика, которого пришлёт нотариус, подождать и не звонить, а я потихоньку сяду в экипаж. Папе мама с Адой скажут, что отпустили меня в гости к синьоре Ольге.
