Тамара Крюкова - Триптих в чёрно-белых тонах
Снова начался снегопад. На этот раз он, скорее, походил на туман. В воздухе висела взвесь из крошечных льдинок. Фонари надели светящиеся скафандры.
Тверская сияла огнями. Реклама, броские витрины и река из лампочек, протянутых над проезжей частью вдоль всей улицы. Клавдия бросила взгляд на нарядные манекены в окне бутика и улыбнулась:
— Удивительное дело, при тебе я ужасно комплексую по поводу своего внешнего вида.
— Только при мне?
— В том-то и дело. В универе я хожу, как прежде, и хоть бы хны, а с тобой чувствую себя, как бомжиха.
— Я закрою глаза на твоё рубище, — подтрунил над ней Савва. — Кстати, ты всё равно остаёшься девушкой в белом.
Он развернул её лицом к зеркальной витрине, мимо которой они проходили. Снег запорошил её шапку и куртку, сделав похожей на Снегурочку.
— Может, ты в сговоре с зимой и от этого так часто идёт снегопад? — улыбнулся Савва.
— Если бы ты знал, как я счастлива! Мир так долго был серым и вдруг стал белым, — сказала Клавдия.
— Просто гусеница превратилась в бабочку.
— Ничего себе комплимент. По-твоему, я капустница? Только она белая, — шутливо надулась Клавдия.
— А ты бы предпочла быть «мёртвой головой»?
— Нет, уж лучше живой.
Они не заметили, как дошли до дома, где жил Савва. Двор встретил их тишиной. Здесь снег не убирали, а довольствовались тем, что расчищали подъездной путь и дорожки до подъездов. Сугробы выросли чуть ли не в человеческий рост. Одинокая лампочка тускло освещала лестницу.
Савва отпер дверь. Из прихожей пахнуло теплом. Он хотел зажечь свет, но Клавдия остановила его:
— Не надо. Давай притворимся, что электричество отключили, и опять устроим вечер при свечах. Как тогда, помнишь? Доставай свою коллекцию.
— Чтобы достать свечи, нужен свет.
— Жалко. Мы спугнём сказку.
— Ты уверена, что чудеса случаются только в темноте? — спросил Савва.
Он щёлкнул выключателем и потащил её в комнату.
— Подожди, я же вся в снегу, — упиралась она.
— Не важно. Снег — не грязь. Растает. Прошу, сударыня! — он широким жестом пригласил её в гостиную.
Клавдия застыла в дверях.
К её приходу всё было убрано, точно для праздника. На журнальном столике в ведре стояла огромная охапка белых роз. Клавдия даже боялась предположить, сколько стоит такой букет.
— Я не взял розы с собой, чтобы не замёрзли, — сказал Савва.
Клавдия, как загипнотизированная, подошла к цветам.
— Ты просто...
— ... сумасшедший? Ты мне уже говорила.
В порыве чувств Клавдия бросилась ему на шею. Она сделала это безотчётно, не вкладывая в жест двойного смысла. Савва был для неё всё равно, что подружка, особенно после двух недель сессии, когда они все дни, с утра до позднего вечера, проводили вместе.
Савва боялся пошевелиться. Клавдия была так близко, что он чувствовал её дыхание на своей щеке. Этот момент он тысячу раз рисовал в своём воображении. Её губы пахли морозом, но были тёплыми и податливыми.
В первый момент Клавдия хотела отстраниться, но вдруг поняла, что уже давно этого ждёт. Да, она хотела, чтобы Савва её поцеловал. Он был ей необходим. Он понимал её, как никто другой, и делал жизнь яркой. С ним не нужно было играть чужую роль, и он был надёжным.
Клавдия ответила на поцелуй.
Снег на шапках таял, но они не обращали внимания на ручейки, которые струились по щекам и затекали за шиворот. Не отрываясь друг от друга, они сбросили куртки на пол и продолжали целоваться, потеряв счёт времени, как будто хотели наверстать упущенное.
В этот вечер они почти не говорили. Они, как слепцы, узнавали друг друга прикосновением. Савва гладил её волосы, а она ерошила его шевелюру. Они касались рук и плеч, их губы искали друг друга.
Поначалу Клавдия опасалась, что Савва захочет большего. Она была не готова к близким отношениям и, кроме того, обещала маме. Но чуткий и нежный Савва всё понимал без слов. Его прикосновения были на редкость целомудренными.
Вечер промчался. Два торта нетронутыми скучали на подоконнике.
Антонину Павловну душила обида. Время близилось к одиннадцати, а Клавдия, позабыв про обещание, где-то гуляла. Мать отошла для неё на второй план. Клавдии было наплевать, что она приготовила праздничный обед. Все её старания оказались никому не нужными.
Центром вселенной стал недоучка из ПТУ.
Антонина Павловна пыталась отвлечься чтением, но книга не увлекла. Она включила телевизор и пощёлкала переключателем каналов. По всем программам шли либо боевики, либо ток-шоу с извечным нытьём и копанием в язвах общества, либо косноязычные мальчики и девочки пытались выдавить из себя мысль, как зубную пасту из сморщенного, пустого тюбика. Антонина Павловна с раздражением нажала на красную кнопку. Экран погас.
За окном висела снежная взвесь. Антонина Павловна присела на подоконник и стала смотреть на улицу. В душе царило смятение и разлад. Разум и сердце не могли договориться друг с другом.
Логика подсказывала, что нельзя засыпать дочь упрёками. Она обещала сдать сессию без троек и сдержала слово. Собственно, ругать её было не за что. Но душа не могла смириться с чёрствостью Клавдии. Неужели так трудно проявить уважение к матери и вовремя явиться домой? Клавдия как будто нарочно подчёркивала, что мать второстепенна, что про неё можно забыть.
Чем больше Антонина Павловна накручивала себя, тем труднее ей было услышать голос разума и взять себя в руки. Когда она увидела на улице Клавдию с Саввой, обида всколыхнулась с новой силой. По тому, как они шли, взявшись за руки, Антонина Павловна почувствовала, что, несмотря на все уверения дочери, их объединяет нечто большее, чем дружба. К обиде примешался страх. Только бы девочка не наделала глупостей.
Парочка свернула во двор, и Антонина Павловна потеряла их из виду. Она отошла от окна. Сердце гулко стучало. Девочку нужно было спасать. Ради этого она готова была спрятать обиду, задушить упрёки и разыгрывать радость.
Улица была почти пустынна. Снег падал и падал. Белое полотно тротуара было девственно чистым. Клавдия и Савва шли, взявшись за руки, как будто боялись потеряться. За ними тянулась цепочка следов. Они писали на холсте зимы свою историю. Возле самого подъезда они долго целовались на морозе не в силах расстаться.
Весь вечер Савва откладывал на потом главные слова, но сейчас тянуть дальше было некуда. Через мгновение Клавдия скроется за дверью и они не увидятся целую вечность — до завтрашнего утра.
— Я тебя люблю, — сказал Савва.
Сколько раз он мысленно повторял эти слова, и как нелегко оказалось выговорить их вслух.
— Мне очень хорошо с тобой, — сказала Клавдия.
Она не смогла произнести этих трёх простых слов. Что-то удержало её. Савве стало немножко грустно. Но он знал, что признаться в любви в первый раз очень трудно. Он был готов ждать.
Клавдия скрылась за дверью подъезда. По дороге к метро Савва улыбался. Счастье было так огромно, что не могло уместиться в сердце и выплёскивалось наружу. Ему хотелось, чтобы весь мир был счастлив. Некоторые прохожие улыбались в ответ. Он разбежался и, смеясь, заскользил по ледяной дорожке. Он чувствовал себя победителем жизни. Сегодня начиналась новая эра. С чистого листа.
Намётанным глазом Антонина Павловна тотчас отметила, что губы Клавдии обветрены. С друзьями на морозе не целуются.
— Ты обиделась? — спросила Клавдия.
— А ты как думала? Я приготовила обед, ждала, что мы вместе отметим...
— Не сердись. Я собиралась заехать домой, но Савва встретил меня возле универа. Мы можем сейчас отметить.
— Почти полночь.
— Ну и что? Тебе ведь завтра не вставать.
Они перешли на кухню.
— Будешь ужинать? — спросила Антонина Павловна, открыв холодильник.
— Нет, только что-нибудь сладкое.
Клавдия вспомнила про два торта, которые они так и не попробовали, и улыбнулась.
— Чему ты улыбаешься? — спросила Антонина Павловна.
— Савва купил два торта, потому что не знал, какой выбрать. Представляешь?
Антонина Павловна молча поджала губы. О чём бы ни шла речь, всюду возникал этот Савва. Она подавила раздражение и самым жизнерадостным тоном, на какой была способна, объявила:
— А у меня для тебя сюрприз.
— ???
— Я купила тебе путёвку в Египет. Поедешь на каникулах развеешься. Там сейчас тепло. Вырвешься на пару недель из зимы.
— На две недели? В Египет? Что я там буду делать?
— Позагораешь, поешь фруктов. Может, даже покупаешься.
— Мама, сейчас январь. Не пляжный сезон.
— Тогда просто подышишь морским воздухом.
— Я не хочу ни в какой Египет.
— Что значит не хочешь? Билет уже на руках и путёвка тоже.
— Вот сама и лети в свой Египет, — выпалила Клавдия.
Антонина Павловна не могла больше сдерживаться. Она изо всех сил подлаживалась, старалась как лучше, а в ответ получала чёрную неблагодарность.
— Я бы с удовольствием полетела, если бы могла, — ледяным тоном произнесла Антонина Павловна. — Неблагодарная девчонка! Я тебе делаю подарок, и, вместо того, чтобы сказать спасибо, ты закатываешь истерику.
