Отражения нашего дома - Заргарпур Диба

В этот кошмарный вечер передо мной, как маяк, сияет наш групповой чат.

– На самом деле, – отвечаю я, – ты воспитывал меня именно так. Учил действовать поспешно и без предупреждения.

Я просачиваюсь в средний ряд внедорожника халы Назанин.

– Кто ты такая и что ты сделала с нашей двоюродной сестрой? – ревет с водительского кресла Маттин. – Верно говорят, узбеки умеют закатывать праздники.

– Ха-ха, – бурчу я, скидывая туфли на каблуках.

Амина небрежным жестом вручает мне кроссовки и стягивает волосы в хвост.

– Итак, куда едем? – Аман поворачивается ко мне с переднего пассажирского сиденья и выразительно вскидывает брови. В его глазах многозначительный блеск.

– Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.

Мы осторожно выруливаем от дома моей тетушки, и тут появляются Эман и Маха. Ищут меня.

Покачиваясь на волнах легкой болтовни моего двоюродного брата, стараюсь отстраниться от подбирающихся душащих чувств. С каждой кочкой на дороге уплываю все дальше и дальше, в те времена, когда я еще могла испытывать много разных ощущений, а не только леденящий холод, сковавший мне руки и ноги, просачивающийся все ближе к сердцу.

За тонированными стеклами тускло вспыхивают фейерверки. Прижавшись лбом к стеклу, задумываюсь, удастся ли когда-нибудь починить то, что сломалось у меня внутри. Или, если воспоминания биби хоть чему-то научили меня, то, может быть, сейчас просто наступил еще один миг, который мне придется похоронить в себе. Навсегда.

Маттин останавливает машину, и я, цепенея, вижу знакомую вывеску лодочной станции Сентерпорт. Заправляю волосы за уши.

– Что мы тут делаем? – Я искоса смотрю на Айшу.

Она в ответ лишь загадочно улыбается.

– Пойдем. – Она перегибается через меня, открывает дверь и чуть не выталкивает меня из машины в жаркое лето. – А то фейерверк пропустим.

Все выходят и захлопывают двери.

– Маттин, здесь освещение что надо. – Амина бросает свой телефон Маттину и вскакивает на деревянный забор, ограждающий яхтенный порт.

Панорама у нее за спиной пестрит фотовспышками и телефонными фонариками. От берега отчаливают маленькие водные велосипедики, люди прогуливаются, болтают, едят.

Останавливаюсь на каменистой тропе и любуюсь этим зрелищем.

Мне всегда, сколько себя помню, хотелось вернуться сюда.

В этот порт.

К этим огням.

К воде, плещущейся о борт водного велосипеда.

К звенящему смеху мадар и падара, держащих меня на руках. К волнам, которые укачали меня, убаюкали, и я уснула под мигающими звездами. И потом началось волшебство.

В небе вспыхнули разноцветные огни, казалось, они окутали весь бескрайний мир.

Наше тепло наполнило мне душу.

Мое самое раннее воспоминание.

Подходит Айша. Склоняется ко мне, берет меня под руку.

– Эй, – тихо говорит она. – Мы все выдержим, правда?

– Как скажешь, – бормочу я.

– Выдержишь. И я выдержу. И Амина тоже. – Айша крепче ухватывается за меня. – Обещаю. – Она подмигивает и смеется.

К нам неуклюже подходит Аман.

– Как будто мы уже не на Лонг-Айленде, правда? – смеется он и показывает на длинную очередь. – Пойдем займем местечко, пока лодки не кончились. – Он бежит по тропе, поскальзывается, когда камни сменяются колючим песком.

– Если порвешь эти ботинки, тебя мама убьет! – смеется Айша. – Трудно поверить, что он учится в классе для отличников, правда?

– Может перечислить всех президентов США в обратном порядке, но не умеет танцевать простейший аттан, – пожимаю плечами я. Мы встаем в очередь. – Никогда не забуду, как он растянулся лицом вниз на свадьбе Саны.

– Это было всего один раз, – защищается Аман. – Я не виноват, что Маттин уронил носовой платок.

– На нем больше никто не поскользнулся, – дразнит сквозь смех Амина.

– Ну и ладно. – Аман, покраснев, откидывает волосы назад. – Пожалуй, сменю-ка я партнера по водному велосипеду. Где Маттин? Бро, спасай меня!

– Он, к сожалению, еще занят. Фотографирует Амину. – Айша сбрасывает Аману волосы обратно на лоб. Он грозно пучит глаза. – Придется тебе плыть со мной. – Айша усаживается на свою сторону водного велосипеда и показывает Аману на место рядом с собой. – Поехали!

– Погодите! – Я замечаю, что все водные велосипеды двухместные. – А я что, одна поеду?

Аман фыркает.

– Кто сказал, что ты поедешь одна? – Он спрыгивает с причала и заговорщически машет мне. Айша все еще улыбается.

– Эй! – Я прыгаю в соседний пустой велосипед и машу им. – Ну что вы за друзья после этого!

– Оглянись! – кричит Амина, сложив ладони рупором. Аман изо всех сил крутит педали. – Не убьешь, мы уже слишком далеко! Возьми себя в руки, и тогда мы, может быть, опять подружимся с тобой.

Сзади меня кто-то покашливает.

Я поднимаю глаза.

На причале стоит Сэм.

– Привет, соседушка, – тихо произносит он.

– Привет.

Не говоря больше ни слова, Сэм спрыгивает и садится рядом. Подол моего платья опускается в воду. Сэм отчаливает и, крутя педали, медленно удаляется от берега.

Неловкость нашего прошлого разговора давит, будто на борту сидит третий человек.

Отворачиваюсь от Сэма.

– Сосед, тебе непременно надо меня мучить?

Вокруг нас скользят десятки других водных велосипедов. Куда ни глянь, в воде играют отражения бесчисленных огней. Зрелище захватывает дух, и от этого мне становится еще грустнее.

Ну почему здесь такая красота, когда у меня на душе так гадко?

Минуты утекают одна за другой. Рассеянно ловлю себя на том, что считаю секунды в ожидании, пока Сэм нарушит молчание.

«Это что у нас, шутка такая?» – хочется мне спросить, когда пять минут абсолютной тишины превращаются в десять. «Посмеяться. Поссориться. Повторить. Посмеяться. Поссориться. Повторить».

«Какие уж тут шутки», – шепчет тихий голос, и я беру себя в руки.

Мы останавливаемся. Сэм перестает крутить педали. Я ощущаю тяжесть его взгляда и – что-то новенькое – напор его решимости. Упрямо не поднимая глаз, смотрю в темную воду. Оттуда мне подмигивают звезды. Ловлю себя на том, что задержала дыхание, ожидая, что появятся предательские тени, но их нет.

– Я могу растянуть эту игру хоть на всю ночь, если тебе угодно. – Водный велосипед вздрагивает, Сэм откидывается на спинку и кладет руки за голову (это мне так кажется – нет-нет, я не кошусь на него краем глаза). Упирается ногами в борт.

Я ничего не могу поделать. Смотрю, и в груди разверзается бездна.

На краткую наносекунду наши глаза встречаются. Тьфу ты, черт.

И впервые в жизни разговор начинаю я.

– Интересно, как они догадались прийти сюда. – Облокачиваюсь на борт. Пальцы скользят по темному отражению мадар, падара и меня. Мне тогда было три года.

Мы медленно движемся по воде. Реальность сплетается с воспоминаниями.

С незапамятных времен эти мгновения были надежно заперты под сводами моего детства. Они принадлежат прошлому, временам, когда мадар и падар не ссорились. И я спрятала их, чтобы сохранить. На факультативе по психологии учительница рассказывала, что воспоминания – как рябь на воде. Мы считаем их прочными, неизменными, твердыми предметами, которые можно при желании потрогать и подержать. Но на самом деле чем чаще мы возвращаемся к ним, тем сильнее они искажаются.

И теряют надежность.

Поэтому я спрятала их под замок и забыла. И отдала ключ от этих воспоминаний только одному человеку.

– Маттин прислал сигнал о помощи. Разве я мог отказать другу в трудную минуту? – Сэм потягивается, чешет кончик носа. Делает вид, будто расслаблен, но его выдают плотно сжатые челюсти. – И, честно говоря, отчаянные времена требуют отчаянных мер, ты не находишь?

– Например, отчаянных речей в заброшенных домах, – бормочу я, опираясь локтем на пластиковый борт.

– Или отчаянных планов бегства от внезапно явившихся отцовских пассий. – Сэм приподнимает бровь. – Ты хоть раз посмотрела ей в лицо?