Крепкий орешек Джонс и нарисованный город - Биддальф Роб

Мистер М ахнул:

– Это… это… Карандаш номер один?

– Он самый, – сказала Орешек, пробуя механизм разбрызгивателя. Она направила сопло на стену. Всё работало замечательно.

Орешек улыбнулась.

– Так. У нас, кажется, появился шанс… – воскликнула она радостно.

Пунктирной линией Орешек нарисовала большой овал, который начинался высоко на стене и тянулся до самого пола. Закончив рисовать, она приказала всем отойти назад. Она замерла на секунду, набираясь решимости, а потом со всей силы ударила ногой в самую середину овала. К всеобщему удивлению, овальный кусок выскочил наружу и упал в ночь, как будто нарисованная пунктиром линия оказалась перфорацией. В стене зияла огромная дыра.

Фиолетовое, усыпанное звёздами небо казалось бескрайним. В камеру со свистом залетел ветер. Этот внезапный шум вызвал за дверью переполох: металлические голоса заговорили вдруг очень быстро. Послышалось, как в замке поворачивается ключ.

– Скорее! – закричала Орешек. – За мной, становимся в одну линию и берёмся за того, кто впереди!

Мистер М подхватил Штришка, и все встали так, как было сказано.

Дверь в камеру начала открываться.

– Держитесь крепче!

Орешек встала, глядя в пустоту за овальным отверстием. Носки ботинок немного выступали за самый край пропасти, а ветер трепал ей волосы, собранные в пучок. Она вытянула перед собой баллон с краской, направила себе под ноги и нажала разбрызгиватель. Краска вырвалась из сопла широкой волной, создавая перед беглецами подвешенную в воздухе дорожку. Орешек улыбнулась. Нацелив баллон немного дальше перед собой, она принялась рисовать дорожку, которая убегала вниз, точно горка. Она шагнула из овальной дыры на первый участок краски и вывела за собой всю остальную группу. Когда они подошли к краю, где начинался склон, она затаила дыхание и подалась вперёд.

ВЖИК!

И все они полетели вниз по крутому скату, стоя прямо, словно Серебряные Сёрферы в танце «конга». Со свистом они уносились вниз, Орешек не снимала палец с разбрызгивателя, вырисовывая дорожку на пару метров вперёд. Горка закручивалась и извивалась в воздухе, точно волшебная лента.

Секунд тридцать спустя Орешек начала приобретать сноровку. В момент научного откровения, которым гордился бы даже сам Дух Смерти Докинс, она пришла к логически обоснованному выводу, что лететь кругами – это лучший способ регулировать скорость и сохранять определённую степень контроля. Орешек начала заворачивать дорожку вокруг Спирали, как если бы она превратилась в гигантский аттракцион в парке развлечений.

– ЭТО САМЫЕ ЛУЧШИЕ АМЕРИКАНСКИЕ ГОРКИ НА СВЕТЕ! – ликовала за спиной Лялябет.

В отличие от неё, Роквелл и мистер М выглядели решительно плохо.

– Мы ещё не доехали? – робко поинтересовался Роквелл.

– Позади уже где-то четверть пути, – ответила Орешек, восхищённо любуясь величественной картиной.

Это было нечто! Несмотря на ночное время, она ясно видела чётко прорисованные районы, которые, точно лучи, расходились от Спирали и вращались под ними, когда они описывали круг возле башни. Мелькали, сменяя друг друга, длинный прямой мост Ди Брюке, лоскутное одеяло засеянной земли на Полях Винсента, пруды Светового района, небоскрёбы Возвышенности Супергероев, автострады Ленты и чёрные горы Чернильного района.

Когда показался Северный Контур, Орешек начала распылять краску немного вправо, спрямляя спуск так, чтобы он вывел их к бескрайним снежным просторам. Они летели над северной стороной Радужного озера, и Орешка вдруг захлестнула волна облегчения. Она крикнула через плечо:

– По-моему, всё получится! По-моему, всё будет хорошо!

Однако с этим выводом она, к несчастью, поторопилась.

67. Снежные поля Северного Контура

Отважная пятёрка съехала наземь, достигнув наконец снежных холмов Северного Контура, – их дерзкого побега из Спирали никто, кажется, даже не заметил.

– Мистеру Белу с ГАРПУНами, видно, и правда хочется отыскать карандаш, – усмехнулась Орешек.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Роквелл, пока Орешек деловито рисовала фонарь, чтобы было чем осветить их процессии дальнейший путь. – Откуда они узнали про карандаш?

Следующие пять минут она подробно рассказывала о том, что произошло во время её встречи с мистером Белом и Аланом на девяносто девятом этаже.

– Ого! – воскликнул Роквелл. – Калейдоскоппи прилетели на помощь? Что ж, это доказывает одно: подари другому немного любви, и она к тебе непременно вернётся.

– Это верно, – сказал мистер М. – Что посеешь, то и пожнёшь, и мистер Бел, надеюсь, скоро узнает об этом.

Дети повернулись и посмотрели на человека, которого им было поручено спасти.

– Как здорово с вами наконец познакомиться! – сказала Орешек, а Штришок лизнул мистера М в лицо.

– Взаимно. И я не знаю, как вас благодарить за своё спасение, – улыбнулся он. – Идёмте-ка в штаб. Там мы хотя бы сумеем отплатить вам чашечкой чая. Для начала. И я бы сказал, что будет разумно скрыться с глаз долой как можно ско…

Он не договорил – знакомый пронзительный звук заполнил ночное небо. Все обернулись и посмотрели туда, где находилась Спираль. На горизонте поблёскивало что-то похожее на гигантское серебристое облако. Переливаясь в лунном свете, оно катилось прямо на них, и скоро стало понятно, что это вовсе не облако, а гигантский косяк Экзосетий, летучих механических рыб. Они летели, едва не касаясь земли, прямиком к ним, и летели быстро. Очень быстро.

– Э-э… кажется, пора уходить, – сказал Роквелл.

– Поддерживаю предложение, – сказал мистер М.

– БЕЖИМ! – крикнула Лялябет.

Но через секунду-другую облако их настигло.

Первые несколько Экзосетий пулей пролетели мимо, остановились в пятидесяти метрах впереди, повернулись и образовали длинный изогнутый барьер. Через секунду-другую Орешек, Роквелл, Лялябет, мистер М и Штришок оказались внутри обширного рыбьего косяка.

Беглецы остановились и тесно прижались спиной друг к другу, образуя круг и зажимая уши руками, пока тысячи и тысячи рыб слетались к ним с пронзительным визгом и красными горящими глазами.

И вдруг, совершенно неожиданно, вой утих.

Тишина.

Где-то в самой глубине живота у Орешка что-то легонечко встрепенулось. Вскоре вибрация пробралась и в грудь – когда начал нарастать едва различимый гул. Уже и снег колыхался на земле, а гул становился всё громче, и громче, и громче, и в конце концов превратился в громоподобный рёв. И тогда окружавшая их стена рыб расступилась, давая дорогу громадной, чудовищной, вселяющей страх машине, которая издавала этот грохот.

Никогда в жизни дети не видели ничего подобного. Машина была гигантская: в высоту как дом, а в ширину как теннисный корт. Её держали две огромные гусеницы, как у танка, – вращаясь медленно и безжалостно, они волокли по снегу свой гигантский груз. Центральная часть состояла из нескольких коробок, усеянных заклёпками. Сверху взгромоздилась кабина с узким чёрным ветровым стеклом. Сразу позади кабины торчали несколько прожекторов, которые заливали светом всё вокруг, а между ними втиснулся гигантский бак с большим белым крестом и пятью маленькими трубами на крыше. Из каждой вздымался кудрявый столб чёрного как смоль дыма. Но самая завораживающая, самая жуткая вишенка и без того уже страшного торта располагалась спереди. У машины в прямом смысле слова был рот – огромное отверстие десяти метров в ширину, оснащённое сверху и снизу острыми, как лезвие, металлическими зубами, которые смыкались и размыкались. Очень-очень быстро. И словно этих зубов было недостаточно, во рту стремительно вращался вал, тоже усеянный сотнями зубоподобных лезвий.